Артуро Перес-Реверте - Баталист
Он рассматривал Фолька с любопытством. Пожалуй, любопытство было чересчур холодным, словно вопрос был задан из вежливости, а не из интереса. Фольк покачал головой:
– Я помню горящие дома и солдат, бегущих с поля боя… Вот, наверное, и все.
Он сказал неправду. Он помнил кое-что еще, но промолчал. Помнил Ольвидо, которая молча шагала по другой стороне дороги с камерой на груди и маленьким рюкзачком за плечами, ее светлые волосы, заплетенные в косички, длинные стройные ноги, обтянутые джинсами, белые кроссовки, ступающие по скрипящему гравию развороченной снарядами дороги. Чем ближе они подходили к фронту, чем отчетливее раздавался грохот сражения, тем более уверенной и целеустремленной становилась ее походка, словно, сама того не ведая, она старалась вовремя успеть на неминуемую встречу, ожидавшую ее тремя днями позже на шоссе в Борово-Населье. Когда же они поднялись на склон и стали мишенью – плавные линии холма вдруг пересеклись с враждебными прямыми траекториями, и над их головами на высоте вытянутой руки просвистели две шальные пули, – Фольк заметил, как она остановилась, чуть пригнувшись, внимательно осмотрелась с осторожностью охотника, приближающегося к добыче, а затем повернула голову и улыбнулась с какой-то немного жестокой нежностью, чуть растерянная – трепещущие крылья носа, блестящие глаза, из которых, казалось, вот-вот хлынет адреналин.
Гость взял со стола стакан, подержал его и поставил на то же место, не сделав глотка.
– Я хорошо помню, как вы меня сфотографировали… Несмотря на то, что для нас война была разной, – добавил он. Для Фолька очередная работа. Будничная рутина. А он видел такое впервые. Его призвали всего несколько дней назад, и вот он оказался среди таких же, как он, неопытных солдат, перепугавшихся насмерть, когда против их винтовок двинулись сербские танки.
– Они разгромили нас, понимаете? В прямом смысле слова. Из сорока восьми осталось пятнадцать… Их-то вы и встретили.
– Они выглядели плачевно.
– Да, представьте себе. Мы бежали, не разбирая дороги, как кролики, пока не собрались вместе у Петровцов. Мы были так напуганы, что командиры приказали нам отступать к Вуковару… Тогда-то мы и повстречали вас и ту женщину. Помню, я очень удивился, когда ее увидел. «Это фотограф», – подумал я. Фоторепортер. Она быстро прошла мимо, словно не заметив нас. Я смотрел на нее, а когда обернулся, увидел вас. Вы навели объектив, прицелились – не знаю точно, как это у вас называется, – чтобы меня сфотографировать… Камера щелкнула, и вы пошли дальше – не кивнув, не сказав ни слова. Не взглянув больше в мою сторону. Думаю, вы забыли обо мне, как только опустили камеру, забыли даже о том, что я все еще стою перед вами.
– Возможно, – ответил Фольк с некоторым раздражением.
Гость кивнул на обложку с фотографией.
– Вы даже представить не можете, сколько я всего передумал за эти годы, глядя на снимок Он помог мне многое понять о себе, о других. Я изучал свое лицо – точнее, то лицо, каким оно было в то время. Я словно видел себя со стороны, понимаете?… Можно сказать, что на снимке изображен кто-то другой. Однако я-то думаю, что другой – это тот, кем я стал потом.
– А вы, – он медленно повернулся к Фольку, – не особенно изменились.
Голос звучал как-то странно. Фольк пристально изучал незнакомца, видел, как тот поднимает руку, что в данной ситуации было довольно бессмысленно. Ничего особенного не происходит, говорила ему рука. Я зашел, чтобы с вами поздороваться, вот что означает мой жест. Чего еще могу я хотеть?
– Да, – продолжил гость. – Вы действительно совершенно не изменились… Пожалуй, только волосы поседели. И больше морщин на лице. Найти вас было совсем не просто. Я побывал везде, где только мог, расспрашивая о вас. Обошел агентства, редакции журналов… Поначалу мне было известно о вас очень немного, но постепенно я узнавал все больше. Оказывается, вы известный фотограф. Говорят, один из лучших. Всю жизнь работали на войне, получили кучу премий… Однажды все бросили и исчезли. Сперва я думал, что это связано со смертью той женщины, но потом узнал, что вы проработали еще несколько лет. Вас продолжали публиковать после Боснии, Сараево, и даже каких-то событий в Африке, я не ошибаюсь?
– Чего вам от меня надо?
Он не понимал, смеется гость или нет. Холодный, жесткий взгляд не сочетался с кривившей губы улыбкой.
– Благодаря вам я прославился. И мне стало интересно, кто меня сделал знаменитым.
– Как вас зовут?
– Забавно, правда? – взгляд оставался холодным и пристальным, однако улыбка стала еще шире. – Вы сфотографировали солдата, с которым столкнулись на пару секунд Даже имени его не знали. А фотография обошла весь мир. Потом вы забыли безымянного солдата и делали другие снимки. Фотографировали кого-то, чьего имени, скорее всего, тоже не знали. Может быть, те безымянные люди прославились, как и я… Удивительная у вас работа.
Он смолк, возможно действительно размышляя о бывшей работе Фолька и рассеянно глядя на стакан с коньяком, стоявший рядом с фотографией.
Потом, словно внезапно очнувшись, взял его и поднес к губам.
– Меня зовут Иво Маркович.
– С какой стати вы меня искали?
Гость поставил стакан и вытер губы тыльной стороной руки.
– Я собираюсь вас убить.
Только пение цикад в зарослях кустарника прерывало наступившую тишину. От удивления рот Фолька приоткрылся. Он обвел глазами комнату, сердце стучало медленно и гулко. Он слышал, как оно бьется в груди.
– За что?
Он медленно отошел в сторону, всего на несколько сантиметров, каждый его шаг был предельно осторожен. Теперь он стоял вполоборота к гостю, подставив ему левое плечо. Он без труда мог протянуть руку и взять широкий острый мастерок, чья рукоятка торчала среди тюбиков и флаконов с краской. Он потянулся к рукоятке. Гость не заметил его движения – по крайней мере, не подал вида.
– Сложный вопрос, – гость задумчиво смотрел на мастерок, зажатый в руке Фолька. – Я обдумывал ваше убийство столько лет, рассчитывал каждый шаг, тем не менее ваш вопрос намного сложнее, чем кажется.
Не отрывая глаз от гостя, Фольк оценивал обстановку: свободное пространство, расстояние до двери, физические возможности. К своему удивлению, страха он не чувствовал. Он не понимал, в чем причины такого неожиданного спокойствия – в тоне и поведении незнакомца или в его собственном отношении к жизни.
– Так вот. Сейчас я вижу, что все это слишком сложно. Особенно когда человек в своем уме.
– Что, простите?
– Когда у него все в порядке с мозгами. Если он не сумасшедший. – Маркович покачал головой. – Я слишком хорошо понимаю, что вы живой человек, – сказал он просто. – Раньше, в самом начале, мне казалось, что убить – несложно. Тогда я мог сделать это без лишних разговоров. Без рассуждений. Но время не проходит впустую. Оно идет, а ты все думаешь и думаешь. У меня было достаточно времени, чтобы подумать. И обычное убийство кажется мне теперь слишком простым.
– Вы ходите сделать это прямо здесь?… Сейчас?
– Нет. Мне нужно многое с вами обсудить. Я же сказал, что не могу сделать это вот так запросто. Сперва мне хотелось бы поговорить с вами, узнать вас получше, да и вы должны кое-что выслушать. Я хочу, чтобы вы все узнали и все поняли… Вот тогда я наконец смогу вас убить.
Он смутился, словно не был уверен, достаточно ли вежливо говорил, правильно ли построил свою речь. Фольк выдохнул воздух, скопившийся в легких.
– Что я должен узнать?
– Все о моей фотографии. Или, лучше сказать, вашей.
Оба посмотрели на мастерок, который Фольк сжимал в правой руке. Неожиданно этот предмет показался Фольку смешным и нелепым, и он положил его на место. Вновь взглянув на гостя, он уловил в его глазах смутное одобрение и кривовато улыбнулся:
– Вам не пришло в голову, что я буду защищаться?
Гость потупился. Казалось, его удивило предположение Фолька, что он не предусмотрел такую возможность. Разумеется, он об этом подуал. У всех нас есть шанс. И у Фалька, разумеется, тоже.
– Кроме того, я могу убежать. – Фольк смутился, поскольку собственное слово показалось ему абсурдным.
Гость ответил не сразу. Он поднял руки, словно желая показать, что ничего в них не прячет и не собирается сию минуту зарезать собеседника, затем подошел к рюкзаку и достал потрепанный фотоальбом. Рассмотрев его обложку, Фольк узнал изданный в Англии сборник своих работ: «The Eye of War»[1]. Гость открыл альбом и положил его на стол, рядом с обложкой «Newszoom».
– Вы не убежите. – Он перелистывал страницы, не обращая внимания на Фолька, чей взгляд был устремлен не на альбом, а на него самого. – Я много лет изучал ваши работы, сеньор Фольк. Ваши фотографии. Я их так хорошо знаю, что иногда мне казалось, что я знаю вас самого. Поэтому я уверен, что вы не убежите и ничего не станете предпринимать. Пока продолжается наша беседа, вы никуда не денетесь. Не важно, сколько пройдет дней – один или несколько… Точно пока не знаю. Есть вопросы, на которые вы, так же как я, ищете ответы.
