Грэм Грин - Брайтонский леденец
Где– то далеко в городе заиграли куранты и пробили дважды.
– А если они уже нашли его? – спросил Спайсер.
– Тоща нам труба, – сказал Малыш.
– А как с той бабой, что была с ним?
– На нее нам плевать, – сказал Малыш. – Это просто шлюха – он дал ей полфунта. Я видел, как он давал ей бумажку.
– Все-то ты замечаешь, – с восхищением сказал Дэллоу. Он налил себе чашку крепкого чая и положил в нее пять кусков сахара.
– Я все замечаю, когда делаю что-нибудь сам, – возразил Малыш. – Куда ты положил карточки? – спросил он Спайсера.
– Одну я оставил в кафе Сноу, – ответил тот.
– Как? В кафе Сноу?
– Ведь он должен был где-то поесть, да? Так написано в газете. Ты сказал, чтобы я делал все, как в газете. Было бы странно, если бы он ничего не ел, правда? А он всегда кладет одну карточку там, где ест.
– Еще более странно было бы, – возразил Малыш, – если бы официантка заметила, что лицо у тебя не Колли Киббера, а сразу после того, как ты ушел, нашла бы карточку. Куда ты положил ее в кафе?
– Под скатерть, – ответил Спайсер. – Он всегда так делает. После меня за тем столом перебывает много народу. Она не догадается, что это не он положил карточку. Я думаю, она найдет ее только вечером, когда будет снимать скатерть. Может быть, это будет уже другая девушка.
– Иди обратно, – сказал Малыш, – и принеси сюда карточку. Я не желаю рисковать.
– Не пойду, – чуть громче сказал Спайсер, и опять все трое в молчании уставились на Малыша.
– Пойди ты, Кьюбит, – сказал Малыш. – Может быть, ему и лучше там больше не показываться.
– Только не я, – возразил Кьюбит. – Вдруг они уже нашли карточку и увидят, что я ищу ее. Лучше рискнем и оставим все как есть, – шепотом настаивал он.
– Разговаривайте нормально, – напомнил Малыш, когда официантка снова направилась к их столику, – нормально говорите.
– Хотите еще чего-нибудь, ребята? – спросила она.
– Да, – ответил Малыш, – мы хотим мороженого.
– Брось это. Пинки, – запротестовал Дэллоу, когда девушка отошла от них, – мы не хотим мороженого. Что мы, шлюхи, что ли?
– Если не хочешь мороженого, Дэллоу, – сказал Малыш, – пойди в кафе Сноу и достань карточку. Что у тебя, смелости не хватает?
– Я думал, мы уже развязались со всем этим" – сказал Дэллоу, – я достаточно сделал. Я не из боязливых, ты это знаешь, но я здорово струхнул… Понимаешь, если его найдут раньше времени, соваться в кафе Сноу просто безумие.
– Не говори так громко, – напомнил Малыш. – Если никто больше не хочет идти, пойду я. Я не боюсь. Мне только иногда надоедает работать с такими трусами, как вы. Иногда я думаю, что лучше бы мне работать одному. – Послеполуденное солнце сияло над морем. – Кайт был настоящий парень, но Кайта уже нет, – сказал он. – За каким столом ты там сидел? – спросил он Спайсера.
– Как раз посредине. Направо от двери. Стол для одного человека. На нем стоят цветы.
– Какие цветы?
– Не знаю, какие. Желтые цветы, – ответил Спайсер.
– Лучше не ходи, Пинки, – сказал Дэллоу, – лучше брось это. Неизвестно, что может случиться.
Но Малыш был уже на ногах и своей деревянной походкой шел вдоль длинного узкого зала над морем. Невозможно было сказать, боялся ли он; его юное и в то же время старчески неподвижное лицо ничего не выражало.
В кафе Сноу час пик был уже позади, и столик оказался свободным. По радио гремела какая-то мрачная музыка, передавали записанный на пленку концерт органиста – громкий vox humana вибрировал над усеянной крошками и пятнами пустыней грязных скатертей; казалось, уста целого мира оплакивали жизнь и горести человечества. Официантки сдергивали скатерти, по мере того как освобождались столы, и накрывали к чаю. Никто не обратил внимания на Малыша; когда он смотрел на них, они поворачивались к нему спиной. Он подсунул руку под скатерть, но там ничего не было. Вдруг он Снова ощутил прилив злобы и гнева и стукнул солонкой по столу так сильно, что дно ее треснуло. Одна девушка отделилась от группы болтавших официанток и подошла к нему; это была пепельная блондинка с холодными, корыстными глазами.
– Что вы хотите? – спросила она, окинув взглядом потертый костюм и слишком юное лицо.
– Хочу, чтобы меня обслужили, – ответил Малыш.
– Вы опоздали к обеду.
– Я не хочу обедать, – возразил Малыш. – Я хочу чашку чая и печенье.
– Будьте добры, перейдите к тому столу. Там накрыто к чаю.
– Нет, – ответив Малыш, – мне нравится этот столик.
Она отплыла прочь с высокомерным и осуждающим видом, и он крикнул ей вслед:
– Вы примете заказ?
– Сейчас придет официантка, которая обслуживает ваш стол, – ответила она и направилась к сплетницам у служебного выхода.
Малыш отодвинул свой стул, щека его нервно задергалась, он снова подсунул руку под скатерть: это было неуловимое движение, но если бы кто-нибудь следил за ним, оно могло привести Малыша к виселице. Он опять ничего не нащупал и с бешенством подумал о Спайсере: «Слишком часто путает, придется нам от него отделаться».
– Вы хотели чаю, сэр?
Все еще держа руку под скатертью, он окинул официантку пронзительным взглядом; одна из тех девчонок, подумал он, что ходят так неслышно, как будто боятся собственных шагов: тощая, бледная, еще моложе его.
– Я уже сделал заказ, – сказал он.
Она стала старательно извиняться.
– Здесь было столько народа. А я сегодня с самого утра работаю. Только сейчас могла передохнуть. Вы что-то потеряли?
Он отдернул руку, глядя на нее с угрозой в холодных глазах; щека его снова задергалась; именно мелочи всегда могут подвести: в голову ему не приходило никакого объяснения, почему он держал руку под скатертью. Она пришла ему на помощь:
– Сейчас я положу другую скатерть для чая, и если вы что-нибудь потеряли…
В один миг она сняла со стола перец, соль и горчицу, ножи, вилки, соус «О'кей» и желтые цветы, собрала вместе углы скатерти и одним движением подняла ее вместе с оставшимися крошками.
– Здесь ничего нет, сэр, – сказала она.
Он посмотрел на непокрытый стол и ответил:
– Я ничего не потерял.
Она начала стелить свежую скатерть для чая. Казалось, он чем-то ей понравился, и от этого она стала словоохотливой, – вероятно, в нем было что-то общее с ней самой: молодость, бледность, оба были как-то не на месте в этом шикарном кафе. По-видимому, она уже забыла, что рука его только что шарила под скатертью. Но вспомнит ли она, подумал Малыш, если потом ее станут расспрашивать? Он презирал ее спокойствие, ее бледность, ее желание понравиться ему; а что если она замечает, запоминает все так же, как он?…
– Ни за что не угадаете, – сказала она, – что я нашла здесь десять минут назад? Когда меняла скатерть.
– Вы все время меняете скатерти? – спросил Малыш.
– О нет, – ответила она, ставя чайный прибор, – но тут один клиент опрокинул стакан, и когда я меняла скатерть, под ней оказалась карточка Колли Киббера, которая стоит десять шиллингов. Меня просто сразило, – доверительно продолжала она, задерживаясь у стола с подносом в руках, – а другим это не нравится. Видите ли, я сегодня здесь первый день. Говорят, я глупо сделала, что не окликнула его и не получила приз.
– А почему же вы его не окликнули?
– Потому что мне это и в голову не пришло, он совсем не был похож на фото в газете.
– Может быть, карточка лежала здесь все утро.
– О нет, – возразила она, – этого быть не могло, он первый сел за этот стол.
– Ну что ж, – сказал Малыш, – это не играет роли. Главное, что вы карточку нашли.
– О да, я нашла ее. Только, по-моему, это не совсем честно, – вы понимаете, ведь он так не похож на фото. Я могла бы получить приз. По правде сказать, я сразу побежала к двери, когда увидела карточку; я не стала терять времени.
– И вы его увидели?
Она отрицательно покачала головой.
– Наверно, вы его не рассмотрели. А то бы вы узнали его.
– Я всегда смотрю на вас, я имею в виду клиентов. Видите ли, я здесь недавно, и мне еще страшновато. Я хочу делать все как нужно. Ах да, – спохватилась она, – вот и сейчас, стою тут и разговариваю, когда вы просили чашку чаю.
– Ничего, это неважно, – сказал Малыш. Он натянуто улыбнулся ей, он не умел управлять мышцами лица, они всегда двигались у него неестественно. – Мне нравятся такие девушки, как вы… – Он выразился неудачно, но сразу заметил это и поправился. – То есть я люблю приветливых девушек. Здесь есть такие, что прямо замораживают.
– Они и меня замораживают.
– Вы слишком чувствительны, вот в чем дело, – сказал Малыш, – так же, как и я. – Он вдруг отрывисто спросил: – А сейчас вы не узнали бы этого человека из газеты? Может быть, он еще где-нибудь неподалеку?
– Почему же, – ответила она. – Я узнала бы его. У меня хорошая память на лица.
Щека Малыша задергалась. Он сказал:
– Мне кажется, у нас с вами есть что-то общее. Мы должны встретиться как-нибудь вечером. Как вас зовут?
