Питер Кэри - Джек Мэггс
Наконец, не промолвив и слова, он появился из темных дебрей шкафа с ворохом одежды, которую любовно, как актер перед выходом, стал раскладывать на крышке небольшой корзины: бриджи, с которых он стряхнул пушинку, белую рубашку, рядом с ней лег кружевной галстук, который он чуть отодвинул, чтобы освободить место желтому бархатному камзолу, зеркальному отражению того, что был на нем, предварительно стряхнув с лацкана длинную синюю нитку. Ко всему этому богатству он добавил пару длинных шелковых носков и черные туфли с серебряными пряжками.
Двое мужчин стояли рядом и смотрели на все эти вещи.
— Я должен все это примерить? — спросил Мэггс.
— Тсс? — присвистнул Констебл.
— Это следует понимать как «да»? — спросил Мэггс, начав раздеваться, как можно осторожнее, учитывая размеры комнатушки и чувствуя на себе чужой цензорский взгляд.
— Теперь взгляните, — наконец сказал Мэггс, натянув бриджи и чувствуя себя уже в относительной безопасности. — Это одежда вашего партнера, а он был вам близким другом. Его вам не хватает как воздуха, и мне очень жаль… — Мэггс умолк, заправляя рубаху в бриджи, да так неловко, что Констебл, наблюдая, с сарказмом вскинул свою тонкую бровь… — Мне жаль, что я вынужден напоминать вам о вашем славном товарище, которого вы потеряли. Было бы лучше, если бы обошлось без этого, но, видите, в этих обстоятельствах мне ничего не остается, как облачиться в его одежду.
В ответ на это объяснение лакей лишь свистнул сквозь зубы.
— Нехорошо, друг. Мне кажется, что несправедливо свистеть в мой адрес. Как я уже сказал, это не моя вина, и для меня было бы куда лучше, если бы меня послали к портному, тогда все было бы ладно и складно. Но не получилось. — Мэггс накинул камзол. — Туфли жмут, но одежда подошла. Думаю, что доковыляю кое-как, если вы мне поможете.
— Помочь? Даже так?
— Да, так, добрый человек, — ответил Мэггс, придвигаясь к нему поближе своим большим телом. Лакей попятился. — Коли начинать, начнем с первого. Вы должны помочь мне с волосами.
Из глубины комода лакей извлек блюдце с куском белого мыла, круглую коробку пудры и большую пуховку. Все это было тут же предложено и без раздумий отвергнуто.
— Все же, старина, хорошему парню нужна помощь посущественнее, чем блюдце с мылом и коробка с пудрой.
— Значит, хорошему парню хочется чего-то посущественнее?
— Да, это так, — настаивал Мэггс.
— И все же вы должны извинить меня, — пожал плечами Констебл, — потому что мы уже опаздываем на пятнадцать минут, а у миссис Хавстерс заведено: ешь вовремя или ходи голодный.
— Мистер Констебл, я прошу вас оказать мне помощь.
Лакей взялся за ручку двери.
— Мистер Мэггс, я отказываюсь помогать вам.
Рука Мэггса схватила лакея за запястье. И хотя одна нога лакея в туфле с пряжкой была уже за порогом открытой двери, он все еще оставался в комнате. Мэггс, перегнувшись через плененную руку Констебла, захлопнул перед ним дверь и закрыл ее на засов.
— Теперь, Констебл, — сказал он, — вы, кажется, нас обоих подвергаете наказанию.
— О-о… — протянул Констебл сдавленным, полным презрения голосом, свободную руку он прижал к горлу. — Я дрожу от страха. Вы собираетесь убить меня? Вот что у вас на уме? Господи, я так и думал. Он хочет меня убить.
Полегче, полегче, мысленно осадил себя Мэггс.
— Что ж, давайте. Я и вправду прошу вас об этом, сэр, одно удовольствие погибнуть от руки того, кто отлично знает свое дело.
— Парень, — постарался спокойным голосом объяснить ему Мэггс, — вы не так меня поняли.
— Но это было бы слишком большой удачей, мистер Мэггс. Слишком большой, чтобы понять ее вам, ведь мой друг, мистер Поуп, с кем я дружил и служил в армии пятнадцать лет, — мы еще мальчишками вместе были в приюте Лайнхэм-Холл, — именно здесь покончил с собой. В этой самой комнате. Здесь, где мы с ним беседовали по вечерам после рабочего дня. А теперь, когда она, наша сующая во все свой нос герцогиня, велела мне одеть вас в платье моего друга, вы собираетесь убить меня… О, вы сами не понимаете, каким это будет удовлетворением.
— Кто же говорил об убийстве, мой дорогой человек?
— Я никому не дорогой, — промолвил Констебл и расплакался.
— Что ж, тогда мне очень жаль… — сказал Мэггс.
— Жаль, что хочется убить меня? Или жаль было узнать, что такое здесь уже произошло?
— Не старайтесь перещеголять меня в рассказах о горестном и печальном.
— Думаете, что можете меня перещеголять?
— Я мог бы утопить вас в них, — хмуро ответил Мэггс. Они стояли друг против друга, как две лошади, упершиеся в забор.
— Мне всего лишь нужна от вас помощь с прической.
— Помощь?
— Я не знаю, как добиться нужного результата.
— Ха-ха, — заметил Констебл, тыча своим длинным пальцем в грудь Мэггса. — Кто вы? Чванливый франт или тупица?
Джек Мэггс, ухватив палец, крепко зажал его в кулаке, а затем притянул Констебла к себе поближе.
— А теперь внимательно послушайте, что я вам скажу, глупец. Вы не знаете, черт побери, с кем имеете дело.
Светло-голубые глаза лакея скользнули по лицу Мэггса.
— А с кем я имею дело? — наконец спросил он.
— В лучшем случае, если вам повезет, то вы имеете дело с лакеем.
— Лакеем?
— Не тяните, герой. Я могу передумать. — Щека Мэггса задергалась.
— Я принесу воды, — наконец сдался Эдвард Констебл. — Здесь понадобится теплая вода.
Когда он вышел, Джек Мэггс тяжело опустился на корзину, прижав обе руки к той точке на щеке, где больше всего болело. Тонкие нити боли тянулись от левого глаза вниз, к задним зубам, и причиняли такие мучения, что даже мысль, что лакей пошел не за водой, а за полицейским, не сдвинула бы его с места.
Спустя какое-то время боль немного отпустила, и как раз вернулся Констебл. Он поставил дымящийся медный чайник на край умывальника.
— Намочите волосы, — сказал он. Мэггс, не понимая, взглянул на него.
— Волосы, — повторил Эдвард Констебл. — Снимите рубаху и намочите волосы.
Крупная фигура Мэггса в шерстяном жилете медленно склонилась над тазом.
— Снимите жилет.
— Жилет останется на мне.
Констебл, нажав двумя пальцами Мэггсу на загривок, заставил его опустить голову в таз. Вода была горячей, и Мэггс вскрикнул.
— Чем горячее, тем лучше, — сказал Констебл. — Надо подержать с минуту. Следите за временем.
Затем Констебл крикнул:
— Полотенце! — и Мэггс получил свой первый урок в профессии лакея. Констебл, стоя за его спиной, намыливал его волосы мягким мылом, а затем пуховкой пудрил их странно пахнувшей пудрой. Почти засыпавший Мэггс смотрел в зеркало на то, как это делается.
Затем Констебл зачесал назад эту белую липкую массу волос, и, как это делает пекарь, готовя праздничный торт, снял деревянным шпателем все лишнее.
— Теперь посмотрите на себя, — велел Констебл. — Достаточно, чтобы кошки лопнули от смеха.
Глава 7
Где-то после полуночи Джек Мэггс стал подводить итог своего первого дня в роли лакея.
К шести вечера он превратился в настоящего ливрейного лакея. Он пил свой чай, сидя у длинного стола в обществе всей прислуги. В половине восьмого он был уже готов к своему первому появлению в столовой — держал в руках супницу с горячим супом из угрей и готовился подняться с ней по лестнице.
Обувь жала ноги. Твердая как гипс прическа сжимала лоб, как стальная скоба.
Проходя через холл, он увидел скрытый гнев в своих глазах, но когда вошел в столовую, то уже выглядел как владелец бара, а не лакей; он шел мимо джентльменов с улыбкой до тех пор, пока напудренный Констебл не приказал ему на ухо свистящим шепотом:
— Не улыбаться!
Затем Эдвард Констебл, подведя новичка к столу, движением плеча заставил его обогнуть стол и подойти к стулу, где на почетном месте сидела важная персона по имени Тобиас Отс. Он и был главным гостем на этом ужине. Констебл снял крышку с супницы.
— Стойте, — прошептал он Джеку, положив крышку на доску буфета. Мэггс в это время разглядывал гостей. Он заметил, что главному гостю не более двадцати пяти лет. Он был мал ростом — почти все гости были низкорослыми, — но Отс был к тому же худощав, а его лицо, если бы не кривая улыбка, можно было бы назвать лицом херувима.
— Выше, — прошипел Констебл.
— Выше?
— Выше держите супницу.
Джек Мэггс поднял супницу. Было что-то странное в этом сборище лысых стариков с седеющими бородами, чьи носы свидетельствовали о пристрастии к бутылке с бренди. Здесь был и хозяин с зубами бедняка и жидкими волосами, зачесанными так, чтобы прикрыть лысую макушку. Все свое внимание они сосредоточили на мистере Отсе, ничем не примечательном молодом джентльмене.
По мнению Джека, он не заслуживал того, чтобы так взбудоражить воображение говорившей о нем Мерси Ларкин. Он был ловок, как жокей, одет, как уличный актер или букмекер в ярко-зеленый в сине-желтую полоску камзол. Он был непоседлив, возможно, сварлив, глаза его бегали, а руки находились в постоянном движении, словно он спешил утвердиться в своем положении и, как навигатор, отмерял расстояние, отделявшее его от стула, стола или стены. Его характер показался Джеку Мэггсу столь беспокойным, что позднее он посвятит не менее ста слов его описанию.
