Олег Рой - Вдали от рая
– Извините, Виктор Петрович! – покаянно развел руками охранник. – Заскочил сигарет купить, думал, на секундочку – а у нее что-то в кассе сломалось…
Выражение глаз простодушного Юры не позволяли рассмотреть черные очки, которые были ему как бегемоту бантик.
– Очень мило! – шутливо отчитал его босс. – Ты шляешься неизвестно где, а нам тут в машину всякую дрянь подбрасывают. Хорошо еще, что не бомбу!
– Что подбрасывают? – не понял, но встревожился Юра.
Виктор уже рассматривал снятый со стекла листок. Это оказалась обычная рекламка, причем не из дорогих. Черные буквы на изумрудной бумаге приглашали всех желающих посетить клуб «для тех, кому за тридцать» под названием «Зеленая дверь». Такие листовки обычно пачками раздают у метро или распихивают за «дворники» всех автомобилей в округе. Но эта оказалась единственной – ни справа, ни слева на передних стеклах машин не обнаруживалось ничего подобного. И Волошин, неожиданно для себя, почему-то не выбросил листовку, а аккуратно сложил пополам и сунул в задний карман любимых джинсов. Фирменный пакет из супермаркета с продуктами и пряностями, которые мать заказывала для консервирования, отправил на заднее сиденье. Туда, где уже скучал другой пакет, поменьше, с рисовальными принадлежностями: бумагой, карандашами, фломастерами, красками – гуашью и акварелью, детскими книжками-раскрасками. Все это предназначалось Сереже… При мысли о Сереже настроение слегка испортилось. Но стоит ли переживать из-за таких мелочей? В Привольное он едет не к Сереже, а к матери. Не далее как вчера он обещал навестить ее. Ну а раз уж дал слово, надо его выполнять. Так почему не сделать это сразу, на другой же день? В субботу Виктор как следует выспался, переделал за утро кое-какие накопившиеся дела, вроде поездки в парикмахерскую, не торопясь, с удовольствием, пообедал в любимом ресторане на Сретенке и решил, что часов в пять-шесть, когда поток дачников на дорогах окончательно схлынет, отправится к матери. Все равно ничего важного и нужного нынешний вечер не сулит – сплошное, заслуженное тяжким трудом безделье…
Постояв несколько минут в пробке возле перекрестка, автомобиль вырвался наконец на вольный простор шоссе. Вскоре за окном промелькнула на фоне чуть подернутого облаками неба громада моста Окружной железной дороги, вызвав мимолетное впечатление чего-то грандиозного и светлого, как предчувствие большой радости. На душе у Волошина пели птицы. Впереди мерещились дали Привольного, приветливо рисовался их дачный дом, запах роз, выращиваемых матерью, и корицы – от вкусного пирога, рецепт которого передавался в семье Волошиных из поколения в поколение.
И потому сейчас, сидя в автомобиле, уносящем его прочь от Москвы, Виктор еще раз прокрутил в памяти вчерашний день и захлопнул воспоминания, словно дочитанную книгу – теперь целых две недели он вообще не будет думать о работе! А потом зачем-то вытащил из кармана и принялся разглядывать тот скромный рекламный листок. Клуб для тех, кому за тридцать, «Зеленая дверь». Это название сразу показалось знакомым, но лишь сейчас Виктор вспомнил почему. Точно так же назывался рассказ О’Генри, который он читал по-английски где-то классе в восьмом или девятом. Там даже ситуация была чем-то похожей: слова «Зеленая дверь» тоже были написаны на бумажке, которую вручили герою на улице. Тот, ведомый своим романтическим воображением, постучался в первую попавшуюся дверь подходящего цвета – и встретил за ней свою любовь. А потом выяснилось, что «Зеленая дверь» – это название рекламируемого спектакля. Точно, был такой рассказ! Виктор усмехнулся. А что, если и правда? Кто знает, может, и его ждет за зеленой дверью прекрасная незнакомка? Виктор усмехнулся.
Но смейся не смейся, а он и вправду иногда чувствовал, как не хватает ему женщины рядом. Даже обидно становилось – неужели он никому не интересен? То есть, конечно, как риелтор, перспективный бизнесмен и денежный мешок – он был интересен многим. Той же Аллочке и ей подобным… А вот просто как Виктор Волошин – нет. А ему бы хотелось общаться с девушкой, которая заинтересовалась бы им как личностью, его внутренним миром, его мыслями и чувствами, а не его деньгами. Но где бы ее, такую девушку, взять, не у себя же в офисе и не из числа клиенток… Знакомства в ресторанах, клубах и на светских тусовках его тоже не устраивали. Да, там было множество хорошеньких мордашек, стройных фигурок и длинных ножек, но хотелось чего-то другого. Этих ножек и мордашек было в его жизни уже с лихвой, а Волошина неожиданно потянуло в последнее время на такие «неликвидные» ценности, как душевное тепло, взаимное понимание, ощущение доверия… С девушками же, знакомство с которыми состоялось в ночном клубе, чаще всего можно было лишь приятно провести ночь в ближайшем отеле, а потом выбросить бумажку с номером телефона, которая непременно вручалась при расставании вместе с кроткой просьбой «Звони!», нежным заглядыванием в лицо и прощальным страстным поцелуем. Хорошо, мило, чувственно – но не более.
Откровенно говоря, на Волошина довольно-таки трудно было угодить. Его не устраивали ни глупые модельные куколки, ни холодные расчетливые стервы, ни бизнесвуменши с бульдожьей хваткой и мужским складом ума и характера, ни сентиментальные восторженные барышни, опутывающие мужчин сетью обязательств и надуманных переживаний. До некоторых пор, пока его толкали к прекрасным дамам исключительно физиологические потребности, найти что-нибудь более или менее подходящее не составляло труда. Но вот захотелось чего-то большего – и странно, даже невозможно представить, что этим «большим» могла бы стать случайная знакомая из клуба или какая-нибудь из давно окружавших его женщин, вроде Аллочки Комаровой. И это несмотря на всю ее чудную сексуальность и вполне даже приличный характер…
Окраинные пейзажи за стеклом автомобиля давно кончились. Виктора Волошина приняло в свои широкие объятия Подмосковье. Охранник Юра, время от времени выполнявший также и обязанности водителя – а это случалось нередко, когда Волошин бывал на всевозможных вечеринках и презентациях, после которых уже нельзя было садиться за руль, или же когда у него просто не было желания самому вести машину, – был сегодня настроен особенно озорно; он то и дело поддавал газу, временами нажимал на сигнал – просто так, от избытка сил и молодости, – и в конце концов шеф даже попенял ему:
– Осторожнее, Юра, осторожнее. Не резвись так. Руку свою совсем не бережешь – смотри, как на руль давишь!
– А чего ее беречь-то? – беззаботно и чуть фамильярно хмыкнул охранник. – Зажило уже, как на собаке. Во, смотрите! – И он, слегка поддернув рукав светлой хлопковой рубашки, продемонстрировал свежий рубец.
Волошин невольно усмехнулся этому молодецкому, даже хвастливому тону и жесту. О таких людях, как Юра, говорят, что они не изуродованы ни чрезмерным интеллектом, ни излишним тактом, ни хорошими манерами… Но, Бог ты мой, зачем ему в охраннике интеллект, если в других качествах этого крепкого, надежного, всегда широко улыбающегося парня – преданности и безупречной смелости – он может быть уверен!.. Юра не раз продемонстрировал хозяину свои достоинства за годы работы, и это да плюс еще легкость и искренность по-настоящему импонировали в нем недоверчивому к другим людям Волошину.
Он относился к охраннику теплее и бережнее, нежели к иным помощникам, а потому и историю возникновения едва зажившего шрама знал: Юра поранил руку, когда в него срикошетил нож, который они с коллегами, забавляясь, кидали в цель. Это случилось в Привольном, куда Юра, по его поручению, отвозил деньги и продукты для Валентины Васильевны несколько дней назад. И теперь, лениво продолжая завязавшийся разговор, поглядывая на мускулистое, едва прикрытое легкой тканью плечо, Волошин уточнил:
– Что, совсем не болит уже?
– Не-а. – Охранник снова расплылся в белозубой улыбке. – Меня ж, Виктор Петрович, бабка в Привольном лечила. Пошептала, траву приложила, отвару выпить дала – и никакие доктора не нужны. Золотая она у вас, эта ваша Захаровна!
– Золотая, – согласно кивнул шеф. Он хотел добавить еще что-то, но в кармане залился мелодичной трелью мобильный телефон, и Волошин привычно схватился за трубку.
– Витька, ну ты чего там, не передумал? – голос рыжего Сашки взорвался в его ушах с такой силой, будто приятель стоял у него за спиной и шутки ради нарочно терзал его барабанные перепонки. – Ну что ты забыл в своей дурацкой пыльной Москве? Давай с нами, пока возможность есть!
– Нет уж, я тут останусь…
– Ну и дурак. Соображаешь хоть, от чего отказываешься? Ты только представь: море теплое, солнце горячее, пальмы зеленые, а девушки… ох, Витя, об этом я лучше помолчу!
– Ладно-ладно, – засмеялся Волошин. – Тоже мне, Казанова выискался. И как тебя только твоя Катька терпит?
– Катька терпит, потому что со мной таким ей лучше, чем совсем без меня, – философски ответствовал Сашка. И уже серьезным тоном, как бы давая понять, что звонок его вызван все же не желанием позубоскалить, а дружеской заботой и солидарностью, добавил: – Слушай, Вить, у тебя правда все в порядке? А то мне что-то показалось…
