Ричард Бах - Иллюзии II. Приключения одного ученика, который учеником быть не хотел
Я это увижу? В моем будущем? Отличная весть! Думая об этом, я повторял маневры Дона: вывел Флита из виража и полетел прямо, несколько сбросив газ. Какое же это удовольствие — летать с ним!
— Ты совершенное проявление совершенной Любви, здесь и сейчас, — сказал Дон. — Вначале поверь в это, затем пойми это, и твое материальное тело исцелено.
— А врачи говорят, что исцеление станет результатом их мастерства, — заметил я, — их хирургического вмешательства, их лекарств!
— Иногда они действительно спасают. Иногда им удается реализовать свою любовь — исцеляет их собственная вера.
Мое тело приковано к постели в сером бетонном здании в том пространстве-времени, в которое я верил всю жизнь. И в то же время мы летим над дивными ландшафтами, столь же прекрасными, как земные.
Шимода — потрясающий учитель. Изменить мое сознание, научить меня летать духом над прекрасными землями духовного мира… я уже исцелен.
— Я не твой учитель, — сказал он.
— Да? Тогда скажи, кто он.
Его аэроплан устремился вниз, к полям, и стал парить над красочными склонами.
— Сам скажи. Каждая жизнь, которую ты придумал, все твои персонажи — они ведь не вымышленные. В процессе их создания ты увидел их дух, и вслед за этим они ожили в твоем мире. И эти учителя будут с тобой всегда.
— Все мои персонажи…
— Твои и не только — все, кого ты полюбил.
— Хорьки Бетани, Боа, Шайен, Сторми?
— Не только.
— Чайка Джонатан? Тинк? Моя маленькая Фея Идея?
— Конечно. И Флетчер, и Конни Шак Айн, и Маленький Принц, и Невил Шют, и Антуан де Сент-Экзюпери и Рэй Брэдбери. Подумай о них, пригласи их — и тебе явится представление или образ. При этом они тоже тебя удивят. Ты это знаешь.
Да. В глубине души я беседую со своими любимыми писателями.
— Невил Шют и Сент-Экзюпери, — сказал я, — а также мой друг Рэй Брэдбери — не вымышленные персонажи.
— Позволь предположить, — сказал Дон, — что они живут внутри тебя, верно? Точно так же, как и ты живешь в некоторых своих читателях. Неужели ты думаешь, что у тебя только одна жизнь, привязанная к твоей идее о теле?
— Да ладно тебе. Морочишь мне голову.
— Разве? Ты ведь тоже вымышленный персонаж, Ричард, пусть даже тебе снится сколь угодно реалистичный сон о жизни, — Дон рассмеялся. — То же самое касается — ты уж меня прости — и моей собственной вымышленной жизни.
Я посмотрел на Тревл Эйр, парящий в небе в тридцати футах от меня. Там летит мой учитель, который некогда был Спасителем, а теперь стал моим другом.
— Дональд Шимода, — сказал я, — ты вымышленный, но кажешься очень реальным!
— Как и ты.
Посреди простирающегося под нами ландшафта я увидел широкую травяную взлетно-посадочную полосу. Одним концом она упиралась в большой деревянный ангар, возле которого припаркован биплан J-1 Standard. А ведь мне уже доводилось взлетать с этой полосы!
— Иду на посадку, — сказал я, — это место мне знакомо!
— Желаю хорошо провести время, — сказал он. — Говорят, тут можно приземлиться лишь после того, как твой срок на Земле подойдет к завершению. Не знаю, правда ли это.
Знает, конечно.
— А могу ли я пробраться туда незамеченным? — спросил я.
— Попробуй, если хочешь. Время здесь течет иначе. После приземления ты увидишь своего пса Лаки, встретишь старых друзей, — он провел нас по широкому кругу над аэродромом. — Духи смертных пребывают здесь и не покидают это место даже тогда, когда кто-то решает родиться в качестве смертного.
Какие прекрасные места! Видимо, он много знает обо мне и о моей собаке. Я так скучаю по Лаки. Он прав. Если я снова встречусь с Лаки, то уж здесь и останусь.
Время течет иначе? В момент рождения мы отправляем на Землю только некоторую часть нас? А что делает другая часть, пока мы пребываем среди смертных? Подкидывает нам идеи, чтобы мы могли их обдумывать и излагать на бумаге? Предлагает различные жизненные пути? Эта вторая часть — наш духовный проводник?
— Дональд, а ты?.. — слишком сложно на данный момент. Не хочу пока этого знать. — Ладно, забудь.
— Оставим кое-что на потом, — сказал он.
— Я не стану приземляться, — сказал я. — Мне нужно снова увидеть Сабрину, продолжить свою жизнь на Земле. Это мой долг перед ней. Она не давала согласия, чтобы я погиб в этом крушении. Она постоянно повторяет эту молитвенную аффирмацию:
«Ты — совершенное проявление совершенной Любви, здесь и сейчас».
— Наши наивысшие молитвы и аффирмации, — сказал он. — Они есть Любовь. Ты это знаешь.
Его аэроплан растаял в тумане. Или же это я сам улетел прочь, задумавшись о земной жизни.
Панель приборов Флита замерцала и растаяла, мир наполнился вечерней серостью — цвет больницы. Я размышлял обо всем, что сказал Шимода, — о творческой природе нашей земной жизни, о воплощении наших фантазий, о том, что некоторая часть нас ждет в загробном мире, на небесах. Волки на ходулях.
Вошла медсестра и увидела, что я улыбаюсь.
— Проснулись? — спросила она.
Глава пятая
Пройдет немного времени, мы сможем взглянуть на все со стороны и увидим, зачем нужно было выравнивать эту площадку, — поймем, для чего было расчищено место в нашей жизни.
Я не слишком страдаю от боли тут, в больнице, — во всяком случае, не слишком замечаю ее.
Куча времени, чтобы размышлять и воображать. Зачем администрация приносит в палаты пациентов все эти стерильные телевизоры, когда нам необходимо войти в контакт с воображаемыми жизнями, которые связаны с нашими реальными? Пробуждаются наши духовные друзья — и стены неверия вдруг становятся много ниже именно тогда, когда нам больше всего нужно встретиться с ними!
Шимода сказал, что созданные мною персонажи не прекращают свое существование с остановкой потока слов. Их жизнь продолжается. Я могу увидеться с ними в любой момент их бесконечной жизни и стать свидетелем их приключений, которые не попали на страницы моих книг. Они — все они — мои учителя.
Именно здесь, в больничной палате, в мой мир проскользнула Хорьчиха Бетани[2] — в полусне ярко затрепетал вишнево-лимонный флаг ее спасательной шлюпки, а также форменный шейный платок тех же цветов.
Какое удовольствие видеть ее снова!
Отдавая честь, Бетани прикоснулась лапой к полю своей форменной шляпы:
— Разрешите взойти на борт?
Просьба была произнесена вполне серьезно и торжественно, и все же лицо ее тронула улыбка — она была рада меня видеть.
— Разрешаю, капитан, — ответил я.
Кровать и другие образы палаты растворились, сменившись белоснежными очертаниями ее спасательного катера J-101 «Решительный», который как раз отчалил от пристани и легко понесся по морским волнам в западном направлении.
Я подмигнул Бетани:
— Это я гость на твоем катере! Так что именно я должен бы был просить у тебя позволения взойти на борт.
— Ты не осознавал этого, поскольку тогда еще не покинул больницу, — ответила она. — Взойти на борт разрешаю.
Я смотрел на расходящуюся клином высокую кильватерную волну цвета соли.
— Это тренировочный выезд?
— Нет. Там пара белок терпит бедствие в полумиле от берега. Они потеряли управление своей парусной лодкой в результате обрыва фала. Позвали на помощь. Мы отбуксируем их к берегу, поближе к лесу.
— И много ли белок приходится подбирать в море?
— Не слишком, — ответила она с улыбкой.
— Крысы и мыши, — сказал я, — оказавшиеся в беде после крушения человеческих кораблей.
Я знал это потому, что сам об этом писал.
— Да, таких довольно много, — кивнула Бетани, — а еще сколько-то хорьков. Искатели приключений. Как правило, малыши. Никогда… очень редко приходится спасать взрослое животное.
Из динамика внутренней связи на мостике раздался голос:
— Капитан, впередсмотрящий правого борта видит лодку с белками по правому борту. Пеленг ноль-один-четыре.
Бетани подтвердила прием информации, полученной от Кимико:
— Ноль-один-четыре, — затем повернула штурвал на несколько градусов вправо. — Прошу прощения, — бросила Бетани мне и заговорила в микрофон: — Боа, сбавить ход до малого.
— Есть сбавить до малого.
Мотор чуть притих. «Решительный» замедлил ход, и разделенный по диагонали флаг заполоскал в воздухе несколько спокойнее.
— Носовой впередсмотрящий, занять пост у трапа по правому борту.
— Есть занять пост у трапа.
Мы приближаемся к маленькой парусной шлюпке. Ее главный парус кое-как собран и подвязан после аварии — насколько это удалось двум горе-мореплавателям. Видно, что обе белки испытывают огромное облегчение оттого, что спасательный катер хорьков все-таки сумел их обнаружить.