Вернуться по следам - Му Глория

Мне не особенно понравилось то, что я услышала, и, поразмыслив, я снова спросила:

– Лиль, а… разве можно хвалить человека, если не за что? Или ты ее обманула? – Признаться, ни один из вариантов мне не нравился. Я считала, что хвалить надо за дело, а обманывать нехорошо. Нет, сама-то я легко врала – в критических обстоятельствах, если ленилась с кем-то долго объясняться или если не уважала и ни в грош не ставила собеседника, но себя я и не считала хорошим человеком, а Лиля – совсем другое дело…

– А что бы ты сделала? – с интересом спросила Лиля, а я, не задумываясь на этот раз, ответила:

– Выгнала бы к чертовой матери… Ой, извини, Лиль… Выгнала бы, слишком много возни и никакого толку…

– Ну да, Ира тоже хотела тебя выгнать. Молодцы вы, решительные девушки.

Я смутилась.

– Руганью от человека ничего не добьешься, – сказала Лиля, – только разозлишь. Ты ведь не бьешь лошадей, правда, Глория?

– Ну, да… Но наша русичка в школе ужасно ругается, ее все до смерти боятся и делают домашние задания как миленькие…

– А если вашу русичку хватит удар или она уйдет в другую школу, вы что же, по-прежнему будете делать домашние задания как миленькие?

– Нет, – ответила я, – я терпеть не могу русскую литературу. Мы все терпеть ее не можем. – Тут я поняла, о чем говорила Лиля, и от удивления даже приоткрыла рот.

Лиля кивнула:

– Вот видишь. На самом деле и люди, и животные добровольно делают только то, что хотят. А то, что не хотят, они делают от страха или за какую-нибудь награду.

– Как лошади? За сахар и яблоки?

– И за доброе слово, и за ласку. Но, знаешь, если перестать запугивать или хвалить, и лошадь, и человек перестанут делать то, что хочешь ты, и вернутся к тому, что хотят они сами.

– Поэтому надо выбирать занятия по способностям, да? И тогда им не надоест. Я же говорила!

Лиля кивнула и улыбнулась мне. Она была очень терпеливой.

Мы уселись на ограду плаца и стали наблюдать, как Ира гоняет Юльку на Тактике. Юльку она невзлюбила еще больше, чем меня, – слишком уж та была хороша, – и сейчас говорила ей гадости, якобы замечания тренера, но Тактика не трогала, ни боже мой.

– Все-таки хорошо, что она перестала распускать руки, – сказала я. – Тактик бы ее просто затоптал… Лиль, а ты думаешь, если Иру хвалить, то она станет хорошей?

– Солнышко, а бывают плохие лошади?

– Нет, бывают лошади, которые не подходят нам по характеру. Вот я не люблю Напалма, а Пашка с ним сработался. Или дурноезжие лошади – это чаще всего умные кони и с сильной волей, но их обижали, или неправильно кормят, или еще чего-нибудь… Ну что-то есть, что их беспокоит, как камешек в подкове, вот они и защищаются так. – Говорить о лошадях мне было гораздо проще, чем о людях, и я распелась: – Тот же Тактик или Зоська… – Тут я невольно вспомнила Зоськиного названого братца, Адидаса.

Они были с одного завода, заездили их года в полтора и сразу продали. Зоська с Адиком пошли по рукам – школы, прокаты, где они, как видно, хлебнули лиха.

Когда они попали к нам в конюшню, Зоська была злой, как крыса, а вот Адик, тихий и покорный, был как погасший огонек.

Они были похожи мастью, золотисто-гнедые, с белыми носочками, только у Зоськи еще звездочка во лбу. Оба так и не выросли как следует от того, что их перегружали работой по малолетству, но Зоська была стройной и долгоногой, а Адик – коренастым, как медвежонок, невысокликом.

У Геши в руках Адька перестал болеть, сделался упитанным и пушистым, но так и не повеселел. Он понуро шел, куда вели, и делал, что велели. Он не любил, когда его гладили, и другие жеребцы – даже интеллигентный Тактик – так и норовили накинуть ему задними или куснуть, «добить», по выражению Геши.

Адик чувствовал себя хорошо, только забившись в угол денника, поближе к Зоське, которая чесала ему холку, просунув морду сквозь решетку (они стояли рядом).

Он был послушным, Лиля легко обучила его брать препятствия, но Адьке не хватало куражу, и как мы его ни обхаживали, он так и остался самым грустным коньком на конюшне.

Я встряхнула головой и подумала: уж лучше быть злой, как Зося, чем так вот, как бедный, забитый Адидас.

– Нет, плохих лошадей не бывает, это точно… Если лошадь делает гадости, значит, у нее есть на то резоны, – сказала я.

– И люди так же, – заметила Лиля, – просто их резоны бывает труднее понять..

– Ну, не знаю… – Я почесала нос. – Знаю точно только одно: на этих соревнованиях мы пролетим…

В какой-то мере это беспокоило всех – и близнецов, и Юльку, и Алину.

Мы были слишком малы для того, чтобы тренироваться самостоятельно. Слишком низкий класс, и все это понимали, а Ира больше задавалась, чем учила нас, так что мы боялись опозориться на зимнем конкуре.

– Ну, это мы еще посмотрим, – сказала Лиля. – Вот вам бы с Юлей следовало поездить пока на других лошадях. – Уловив мой невольный протест, она объяснила: – Вы теряете навык, Юльку катает Тактик, да и ты слишком доверяешься Зоське на препятствиях, совсем сама думать перестала. Надо устроить пересменку на пару месяцев, встряхнуться, это всем пойдет на пользу.

– Ира не разрешит.

– Разрешит. – Лиля поймала мой унылый взгляд и добавила: – Не так-то легко найти другого тренера, солнышко, к нам, понимаешь ли, никто не идет… Геша (а Геша всех знает), вроде бы отыскал какого-то дядьку, говорят, он редкий мастер, да и вольтижер отличный, но он где-то за границей до марта… Кроме того, по слухам, он тоже не сахар… Наездник прекрасный, а человек скверный, высокомерный и скандальный. – Лиля вздохнула и задумалась, я же, представив кого-то еще гаже, чем Ира, сморщила нос и решила, что на сегодня с меня хватит паршивых новостей.

– Пойду, а то Геша заругается, что я бездельничаю.

И я припустилась к Геше – вот уж с кем было легко и понятно, и не надо ни о чем договариваться, а Лиля подошла к Ире.

Через короткое время в конюшню влетела Юлька и, давясь слезами, сказала, что у нее отнимают Тактика.

Геша сунул Юльке яблоко и велел для начала подобрать сопли, а то у коней мокрец будет, я же сказала, что плакать не надо, это не взаправду, а военная хитрость, и пересказала наш с Лилей разговор.

Юлька чуть успокоилась, всхлипывая, быстро сгрызла яблоко, и я скормила ей еще мытую морковку, холодный пирожок с рисом и горсть сухариков из ржаного хлеба – все, что нашлось в карманах. Я свято верила в благотворное влияние приема пищи на психику.

– Пусть Тактик опять всех поучит, – сказала я, пока Юлька хрустела сухарями, – а то Лиля говорит, что мы класс теряем.

– Да уж, пусть хоть Тактик… От Иры толку мало, – сварливо заметила Юлька. – А у тебя больше нет сухариков?

– Только сено осталось. – Я сунула ей под нос несколько сухих травинок, и мы обе рассмеялись.

Глава 14

Через несколько дней мы все, обменявшись лошадьми, вполуха слушали Иру, шушукались, давая указания, глядя друг на друга ревниво и недобро.

Пашка, стоявший рядом, тихо бубнил, скосив в мою сторону рот:

– И не лезь к Напалму со своими штучками, понятно тебе? Из Зоськи вон собаку какую-то сделала, а мне собака не нужна, мне конь нужен. Понятно?

– Да понятно, чего пристал? – Я говорила так же тихо, практически не разжимая губ. – Но ты тоже, знаешь… Хлыстик свой можешь сразу себе в задницу засунуть… Только тронь Зоську, она тебя просто разорвет… И повод не дергай…

– Да я дите, что ли, поводом грубить? – оскорбился Пашка. – А то я твою собаку норовистую не знаю? Буду нежным, как пух… Винни-Пух. – И мальчишка захрюкал, стараясь сдержать смех.

– Кабан Пятак, – немедленно прокомментировала я, и Пашка, не сдержавшись, заржал в голос.

– Кузнецов! Выйди из строя! – тут же заорала Ира.

Пашка с Денисом переглянулись и синхронно сделали шаг вперед. С безбровых, бесцветных, совершенно одинаковых лиц на Иру уставились две пары ничего не выражающих светлых глаз. Близнецы умели выглядеть жутенько, если хотели, было в них что-то паучье.