Анна и Сергей Литвиновы - Над пропастью жизнь ярче
Будь Виктор один – умирал бы в мучениях.
Но мать сделала все, чтобы он ушел легко. Не умер, а как в детстве провалился в сладкий, с полетами к звездам, сон.
Она сама научилась ставить капельницы, наука оказалась невеликой. Колола обезболивающие. Давала кислород. Уговаривала съесть домашний оладушек или блинчик, Виктор раньше их обожал.
Когда сын ненадолго засыпал, она читала и перечитывала «Советы умирающего» Олега Фесенко.
«Я не буду с вами добр. Я в царстве боли. Даже если боли нет, я жду ее. И я срываюсь ежесекундно, ежеминутно. На вас, любимые. Я ору на вас, посылаю последними словами. Я могу ударить и прогнать вас. Это странно, парадоксально, неестественно. Потому что как только я прогоню вас, я хочу, чтобы вы вернулись»[16].
И когда Виктор открывал глаза, она первым делом ему улыбалась. Болтала чепуху. Приносила охапки журналов, все подряд: голых девчонок, «Популярную механику», «Форбс». Прикладывалась рядом на постель, гладила, причесывала, жалела. Вместе смотрели «Поле чудес», КВН, «Сватов».
Однажды наткнулись на ток-шоу.
Людмила Аркадьевна потянулась переключить канал, Виктор ненавидел, когда на экране орут и перебивают друг друга. Но сейчас сын остановил ее руку.
Мать взглянула на экран. Что его заинтересовало?
Действо сомнительное. Очень толстая, вульгарная, с рыхлым телом, певица зачем-то обрядилась в балетную пачку. Ходит на пуантах, приседает, кланяется, пытается па-де-де сделать, да не выходит – равновесие теряет.
Зал вежливо хлопает. Ведущий насмешливо улыбается.
– Вот корова! – не удержалась Людмила Аркадьевна.
Но поняла: сын смотрит вовсе не на певицу, что выставила себя на посмешище. А куда?
Орлиным, дальнозорким взглядом она уставилась на экран.
В креслах, как положено, эксперты. Пожилой певец в бандане и кожаной куртке. Депутатша – Людмила Аркадьевна раньше встречала ее в коридорах Госдумы. В то время совсем мелкая сошка была, а теперь, вишь, пиарится – на центральный канал пролезла.
Третьей в ряду экспертов оказалась совсем юная девочка. Ерзает в кресле, в глазах чертики. Рот прикрывает лапкой. Видно, смешно ей.
– Саша… – пробормотал Виктор.
– Где? – насторожилась мать.
Он не ответил. Повторил сам себе:
– Сашка… Все такая же… Или это дочка ее?
Толстая певица завершила свой выход гран-батманом и грохнулась пятой точкой на пол. Зал заулюлюкал. Ведущий затараторил:
– С нами были неподражаемая Кармелита и наши эксперты: певец и композитор Юрий Антипов! Глава думского комитета Елена Коптилина! А также лауреат многочисленных конкурсов бальных и спортивных танцев Сонечка Степанцева!
По экрану замелькала реклама. Людмила Аркадьевна переключила канал на Discovery. Виктор раскашлялся, схватился за горло. Она привычно обняла его, начала гладить по спине. Но кашель не проходил – наоборот, становился надсадней. Потом в груди что-то захрипело, сын прижал ладонь ко рту, отнял – она была вся в крови.
– Нет! – взмолилась Людмила Аркадьевна.
Но алая струйка уже текла по подбородку, капала на постель.
Он схватил покрывало, промокнул рот. Произнес деловито:
– Мам. Кажется, все. Кранты мне. Врачей не зови. Только измучают.
…Через три часа Виктор ушел.
Мать, как сын и просил, не стала вызывать «Скорую».
Даже в последний, самый страшный час, старалась улыбаться Виктору. А он – то видел ее, то не видел.
Минут за десять до конца глаза стали совсем потусторонними. Сын обиженно вытянул губы, пробормотал:
– Хитра ты, Сашка… Сидишь на пляже, дочку матери сбагрила… Все хорошо у тебя…
Дернулся, заметался на постели – и затих.
Грудь сына поднялась. В последний раз. Опустилась. И все.
Людмила Аркадьевна сама закрыла ему глаза. Вытерла со лба пот.
Подоткнула одеяло, погладила по голове. Пусть ее мальчик видит только сладкие сны.
Но не давали ей покоя последние слова сына. Сашка, пляж…
Бред был предсмертный? Но, говорят, перед самой смертью людям только правду показывают.
Запросто мог видеть, что в самом деле есть.
Неужели та, кто его погубила, сейчас жива, здорова и любуется морем?
А сын – мертв…
Людмила Аркадьевна бессмысленно уставилась в окно. За стеклом бушевал беспросветный октябрьский дождь.
Надо вызывать милицию, «Скорую». Зафиксировать смерть. Организовывать похороны.
Она нежно поцеловала сына в щеку. Подумала: как редки моменты, когда мальчик целиком принадлежит матери.
Пока совсем маленький, лет до пяти.
И сейчас, сразу после смерти. Пока выглядит как живой.
Виктор, Виктор. Ты столько мог в своей жизни сделать!
«Не могу принять твою болезнь. Не могу пережить твою смерть. И уж тем более простить – не могу».
Рядом с постелью стояла капельница.
Прежде чем вытащить из вены бесполезную теперь иглу, Людмила Аркадьевна взяла шприц. И наполнила его кровью Виктора.
Она когда-то собиралась поступать в медицинский. И хорошо помнила про открытие профессора Сергея Юдина.
Знала, что трупную кровь можно хранить в обычном холодильнике до двадцати пяти дней. В отличие от «живой», она не свертывается, то есть никакой мороки с консервированием или замораживанием при супернизких температурах. Трупные яды, якобы в ней имеющиеся, – абсолютный миф. Наоборот, при переливании такая кровь дает значительно меньше реакций, чем консервированная.
Только бы группа совпала. А если и не совпадет – тоже хорошо.
Ей обязательно нужно найти мать Сони Степанцевой.
Судьба велит.
Не зря они именно в день смерти Виктора наткнулись на это ток-шоу. И не зря увидели в нем девчонку.
Вряд ли Виктор обознался. У него всегда была отличная память на лица.
Едва тело сына увезли в морг, Людмила Аркадьевна уселась за компьютер.
Рыдать – деструктивно. Лучше узнать все, что можно, про лауреата конкурсов бальных и спортивных танцев Соню Степанцеву. А главное – про ее родителей.
* * *Сонины подружки дружно рапортовали: «Не звонила». «Не появлялась».
По счастью, одна из них рассказала, что видела, как Соня, вскоре после шестого урока, садится в «Инфинити».
– Кто был за рулем?
– Какая-то тетка. Старая. Она еще Соньке огромный букет цветов подарила.
Номер автомобиля девочка, конечно, не запомнила. Неуверенно произнесла:
– Он какой-то не такой был…
– Европейский?
– Нет. Просто желтый. Цифры и буквы, как у нас, – но на желтом фоне.
– Но хоть одну цифру, букву – вспомни, пожалуйста!
Но девочка виновато произнесла:
– Нет. Не знаю. Я вообще на него не смотрела.
