Леонид Билунов - Три жизни. Роман-хроника
Катя отделалась легко, вскоре приехала ее мать, работавшая в косметической клинике, и увезла ее к себе. Нам предлагали подать на водителя в суд, но мы не стали этого делать.
Можно только себе представить, какое лицо было у меня в тот вечер! Там, где повязку сняли, кожа была красной, словно после ожога. Правая половина была заклеена марлей, правый глаз заплыл и едва приоткрывался. И надо же мне было встретить ее, эту девушку с ангельским лицом, мою судьбу, как раз в этот вечер — и с таким лицом!
Продавец изменился у нее на глазах. Казалось, он долго и с трудом скрывал свое обаяние и широту души, вероятно, по приказу свыше, но неожиданно получил возможность их развернуть. Девушка несколько раз посмотрела на меня с любопытством. На мне был тонкий серый свитер с воротником под горло и дорогое черное длинное пальто. Если бы не разбитое лицо… Я отчаянно думал, что мне делать, как заговорить, и ничего не мог придумать.
Я знал, что не потеряю ее следов: каждый покупатель «Березки» заполняет бланк с указанием фамилии, имени, адреса и телефона.
Девушка расплатилась и пошла к выходу. Проходя мимо меня, она посмотрела мне в глаза и сказала «Спасибо»!
Ей было не больше двадцати-двадцати двух лет, и я заметил, что у нее, должно быть, сильный характер.
Дней через пять я решился позвонить Гале — так ее звали.
— Может, вы помните, в «Березке», в прошлую пятницу… Меня зовут Леонид…
— Откуда у вас мой телефон? — спросила она недовольно.
— Списал с вашей квитанции в магазине, — признался я честно.
Она повесила трубку.
Я пробовал звонить еще несколько раз. Галя отвечала мне спокойно, ровно, но на предложение встретиться каждый раз вешала трубку.
Впервые в жизни я не знал, что делать. Впервые я ждал, долго и терпеливо. Ждать — это не в моем характере. Я никогда этого не умел. «Мне не к лицу и не по летам», — вспоминал я Пушкина, но брал себя в руки.
Галя приходила в «Березку» еще пару раз. Я следил за ней издалека и старался не попадаться на глаза. Продавцы стали с ней нежны и предупредительны, словно давние и лучшие друзья. Я чувствовал, что она дивится этой перемене.
К магазину на Таганке ведет аллея. Вдоль нее прогуливаются разные люди, которые, как это ни странно покажется, невидимыми нитями связаны с валютным магазином. Галя признавалась мне потом, что из-за них она колебалась лишний раз ходить на Таганку. К ней то и дело бросался то один, то другой, предлагая купить или продать валюту, сертификаты или товары, а когда она однажды заинтересовалась и попробовала что-то купить, была тут же жестоко обманута. С тех пор как мы встретились у парфюмерного прилавка, дорога перед ней была совершенно свободна: никто не выскакивал из-за деревьев, не провожал ее, настойчиво пытаясь что-нибудь всучить. Разумеется, она понимала, что это из-за меня, и происшедшая перемена интриговала ее. От удивления недалеко до интереса. Я чувствовал, что начал ее интересовать. Ей было совершенно не у кого узнать, кто я такой. Я же знал теперь всю ее подноготную. Отец работает военным атташе в зарубежном посольстве. Мать живет с ним за границей. Галя в свои двадцать два уже немало лет провела в зарубежных столицах с родителями. Теперь учится в университете, говорит на иностранных языках — по-немецки, по-французски, немного по-английски. Живет одна на улице Вернадского в многоквартирном, но престижном доме. В рестораны не ходит. Любит театр. И самое главное — пока у нее никого нет! Мелькнули две-три подруги, какая-то тетушка: родственница или домработница? За то время, что я наблюдал (следил, не боюсь, этого слова) издалека, она ни разу не вышла из дома ни с одним мужчиной и ни разу ни с одним не встретилась в городе. Конечно, из университета они высыпали группой, и были в этой группе девушки и ребята, но, проделав со всеми часть пути, она как-то выпутывалась из стайки, приотставала, сворачивала вбок и без всяких усилий, совершенно естественно оставалась одна. Было видно, что и тут у нее не было никакой сердечной привязанности.
Я купил огромный букет роз, дал продавцу денег и попросил отнести по адресу. В это время она была дома.
Продавец вернулся с розами под мышкой.
— Дверь открыла, — сказал он мне. — Но не взяла. Спросила, от кого.
— А ты?
— А что я? Я же не знаю… Что, мне вас описывать, что ли?
Продавец пожал плечами.
Я дал ему еще десятку.
— Пойди, положи букет под дверь.
Вечером, убедившись, что в окнах горит свет, я на одном дыхании взлетел на девятый этаж и замер, стараясь не издать ни звука. Розы исчезли! Я представил себе, как она вышла и наткнулась на цветы. Возможно, она сначала опять не хотела их брать, но потом сжалилась над розами, унесла их в дом. Мне это понравилось. (Позже выяснилось, что я был прав).
Целый месяц мы говорили по телефону, она перестала бросать трубку, но встречаться наотрез отказывалась. Никогда в жизни я не был таким терпеливым. Так терпеливо укротитель приучает к себе пугливого и опасного дикого зверя, стараясь не спугнуть неосторожным движением.
Однажды она в очередной раз появилась в «Березке», и я зашел за ней следом незамеченным. Ее нежное спокойное лицо было совсем близко (последнее время я смотрел на нее только издали), и, видит Бог, чего мне стоило удержаться и не провести по этой щеке ладонью.
Я решился подойти.
— Здравствуйте, Галя! — сказал я весело. — Я же говорил, что мы все равно где-нибудь встретимся.
Она спокойно и без всякого удивления поздоровалась со мной и даже назвала по имени — Леонид. Никогда мое имя мне не нравилось так, как произнесенное ее голосом! Она оглядела меня с явным любопытством, задержавшись на лице. Повязки уже не было, и разбитая в аварии правая скула сияла розовым светом, словно кожа новорожденного поросенка.
— Авария, — сказал я, приложив руку к скуле. — Если хотите, потом расскажу…
В этот день я провожал ее из магазина, неся пакет с покупками, и вся аллея с любопытством следила за нами.
У метро она протянула руку, чтобы забрать пакет, и как я ни настаивал проводить ее дальше, как ни объяснял, что знаю, где она живет, что сам живу неподалеку, что все равно еду той же линией метро, она не согласилась ехать со мной.
— Поезжайте, если вам нужно, — сказала она. — Я не могу вам запретить, метро для всех.
Я демонстративно сел в соседний вагон, и за всю дорогу она не обратила на меня никакого внимания. Мы сидели почти рядом, разделенные двумя стеклами и парой пассажиров — и были так далеко друг от друга.
Несколько дней я звонил ей, вышучивал ее осторожность, уверял, что не опасен, и в один из вечеров она неожиданно согласилась спуститься и полчаса прогуляться со мной.
