Владимир Топилин - Остров Тайна
Решение Соломеева для всех являлось чем-то новым. Для поддержания дисциплины из кавалерии оставили четырех человек, чтобы научили заставских, как нести караульную службу. Бойцы не думали, что их задержат здесь надолго. Людей у соломеевцев не хватало, однако никто не сказал по этому поводу ни единого слова против. Все уважали и боялись своего главнокомандующего.
Утром следующего дня, убедившись, что Ломоватская застава теперь имеет более надежную защиту, Соломеев с пятнадцатью бойцами уехал в тайгу в поисках затерявшихся белобандитов. Перед выходом он пригрозил суровой расправой над каждым, кто будет плохо выполнять свои обязанности или пьянствовать:
– Приеду неожиданно, так и знайте! Будет непорядок – расстреляю!
И уехал.
Условиями жизни ссыльных на острове Тайна Соломеев не интересовался.
Крутые перемены на заставе принесли в ряды охранников недовольный ропот:
– Жили не тужили. На́ тебе, явился командир. При таких условиях жизни нам здесь не интересно. Однако, ребятки, надо удочки-то сматывать…
Среди небольшого числа возмущенных были Ванька Бродников и Федор Михрютин.
К времени отбытия кавалерии Лазарь Терехов и Авдей Савельев из тайги так и не вернулись.
Последняя ночь
В стены избы бьется упругий ветер. Бешеная непогода стонет, словно издыхающая старуха, бросает в закопченное оконце горстки сыпучего снега. Где-то далеко, пугая глубокую ночь, едва слышно скрипит доживающая свой век дряхлая пихта. Жаркая печь-глинобитка подсекает едким дымом. Рваная метель, словно надсмехаясь над человеком, дует в печную трубу злобным дыханием. Кажется, что сама мать-природа взбунтовалась.
В доме Мельниковых тоскливо. Длинная, тонкая осиновая лучина мерцает тусклым огоньком. На верхних полатях, находясь в постоянной борьбе с голодом, вяло передвигаются дети. Внизу, взбивая сухую траву, готовятся ко сну уставшие взрослые. Прошел еще один тяжелый трудовой день. Следующее утро готовит новые перемены.
Степан не спит. Тягучее время терзает. Что будет завтра?! Что их ждет на заставе? Удастся ли захватить склад с продовольствием или это будет его последний день в жизни? Если его убьют, что станет с семьями, женщинами и детьми?! В голове нет ответов на подобные вопросы, как нет твердой уверенности в завтрашнем дне.
Рядом любимая жена Настя. Прижалась к нему всем телом, горячо дышит в шею, положив голову на плечо. Нежные руки обвили его сухое, жилистое тело. Подрагивающие пальчики теребят вихры на затылке. Степан ответно гладит Анастасию рукой по голове. Мозолистая ладонь цепляет ее волосы, путает пряди в узелки. Анастасия молчит, томится от наслаждения. Она привыкла к его корявым, загрубевшим, стянутым работой в крюки рукам. Любит, когда он ее так ласкает, каждый вечер ждет этого часа, который затмевает все беды и невзгоды. Другая рука Степана плавает по ее телу. Он чувствует обтянутые кожей ребра Насти, выпирающие кости бедра, худые ноги, тяжело вздыхает: дошла!.. А давно ли было, что возьмешь за ягодицу – кровь взрывается?! Эх… да ладно, были бы кости, мясо нарастет! Будет и на нашей улице праздник! А другая мысль в ответ: будет ли?!
– Что же, Степушка, вы назавтра задумали? – шепчет Настя в самое ухо. – Худое или доброе?
– Доброе! – едва слышно отвечает он, прикусывая губами ее нос.
– А если не получится у вас ничего? Может, тебе не ходить с мужиками на заставу, сказать, что захворал?
– Ну да, а если все так скажут, кто пойдет?
Анастасия молчит, тяжело вздыхает.
Наверху зашевелились полати. Сверху показались детские, босые ноги.
– Тятя! Сыми меня! – раздался негромкий, слабый голосок.
– Ты куда? А ну, спать! – поднявшись на локте, пригрозила Анастасия.
– Я к тяте, с ним спать буду! – более настойчиво потребовал Ваня, готовый спрыгнуть вниз.
– И меня тоже сымите! – показав вихрастую голову, закуксился Витя. – Тоже к тятьке хочу!
– Что с ними делать? Не слушаются, и все тут, – недовольно заворчала Анастасия, готовая дать ладошкой сынам под зад, но Степан успокоил ее.
– Да что там… Сыми. Пусть полежат. Потом назад уложу, – сказал он, отодвигаясь плотнее к стене и принимая между собой и Анастасией детей, нарочито насупив брови. – А ну, говорите, зачем пришли?
Ребятишки не боятся, знают характер отца. Детей воспитывает мать, у нее больше времени. Анастасия может прикрикнуть, легонько хлопнуть ладошкой по мягкому месту, а отец заступится. Поэтому и тянутся Ваня и Витя к Степану, как цветы к солнцу. Любому сыну отцовское, мужское слово важнее слез матери. Женские слезы делают мальчика слабым и безвольным, а пример достойного отца кует характер будущего мужика.
Улеглись. Степан придвинулся к стене. Ваня и Витя, повернувшись спиной к матери, посредине. Анастасия – с краю. В ее сознании теплится запоздалая мысль:
– Дочку бы… дочка бы обняла, прижалась, поцеловала, ответила лаской, – тяжело вздохнула. – Ладно уж, что есть! Мальчишки тоже неплохо, приведут в дом невесток-дочерей, родят внуков. Как будет хорошо!
У мальчиков лишь одна просьба: «Тятя, расскажи!» И какими бы ни были наводящие вопросы, все мысли крутятся вокруг одного: еда. Цепкая память ребятишек – как жало змеи. Старший Ваня вспоминает мельницу:
– Тятя, расскажи, как крутятся жернова? Почему сверху сыплешь зерно, а внизу получается мука?
А младший Витя негромко добавляет:
– Маманя булочки пекла – вкуснотища! – чмокает языком. – И с медом! И со сметаной! И с малиной!
Степан подавленным голосом начинает объяснять принцип работы мельницы. Дети слушают, затаив дыхание, потом опять начинают спрашивать:
– А почему корова жует сено, а нам дает молоко? – спрашивает один, а другой тут же подхватывает.
– Нам маманя с молочком оладьи пекла! А сметанка вкусная!..
Ваня вдруг восторженно вспоминает:
– А я помню, как ты во-о-от такую щуку в пруду поймал! Мы ее с Танькой и Максимом утащить едва смогли!
– А я щуку тоже видел! – торопится перебить старшего брата младший. – Когда на плоту плавали. Там много рыбы было! – в темноте топорщит маленькие пальчики, показывая, сколько он видел щук.
– И еще мы бочки видели! – рассказывает Ваня приключения из недалекого прошлого.
– Видели? – вздрагивает Степан от неожиданности.
– Да. Их там целых шесть штук было! – восторженно твердит старший сын. – А кто их туда бросил?
– Бросил?! – рассеянно проговорил Степан. – Так это мы их туда положили, мед хранить!
– С медом?! – затаив дыхание, шепчет Витя. – А когда мы домой вернемся, то их достанем?
– Достанем! Обязательно достанем! – обещает отец.
– Вот уж мы тогда меду наедимся! – радуются дети. – И с хлебушком! И с булочками! И с оладышками!