Наталья Рубанова - Короткометражные чувства
…но иногда он приподнимал крышку гроба: «ля» первой октавы звучало со странным пошловатым надрывом, и он не мог поверить в то, что когда-то, в прошлой жизни, Рита настраивала скрипку, а запах ее духов кружил ему голову: литературный штамп, катастрофа, серость.
А когда все наконец-то случилось, он понял, что и это уже было: капельницы, трубочки, халаты, слезы каких-то, как ему теперь казалось, чужих людей… Единственный честный поступок, круговорот споров с Господином Б., посмертное deja vu без права сломать чертово колесо.
Лист семнадцатый
Секс на скорую руку, или Эффект матрешки
IL пишет:
Я что-то отвлекся и упустил рождение нового слова.
«Матрешка» это кто? Десятка, что ли?
NN отвечает:
Фигурка такая из дерева:-))))
— Вот чой-то погохди, погохди, слышь? — Марийк, подымсь! Кабы плохо чо ни! — Опять тудыть? Таки язык вывалишшшшь! — А ты б яво прищамила! Вона, пятух процыкал давноть! — Ох, Иван, сёрденько-то бооль! ПРАВО, чай, отменилить. Свободныя мы таперича. — И чо, баба, чо нам, тудыть иë, со свободой-та? Делать-та? — Какчо?.. — Ну, эт ты… — По любови за тобя вышедши… так хоть не спеша… и почуять… а то все не до жиру… глянь… О-охх! Сны окоянныя, столы деревянныя, была не была! — Однова живем.
Отправил: Процион, Ср, 21 Июля 2004 в 19:09 MSK: Сир, вы когда-нибудь сталкивались с таким случаем, когда отдельная целая тройка в ЗДС (например, 3–1*) сама является трехчастевкой, состоящей из трех различных волн, включая импульс? Т. е. так называемый эффект матрешки.
Корни_лохТужились житьем Маня с Ваней, тужились, да делать нечего: пиу-пиу-пиу! — Б. родненький из постельки супружников подымает, сладкия сны своим визгом разгоняя: «Вон пошли! Во-он! Ишь, спят и видят! Wwoкать надо, фэмилью потчевать, не захирела чтоб! Вон пошли! Во-он!» — и сны всегда уходили в считанные секунды, теряясь не столь от наглого напора механизма, внутри которого с отвратительной пунктуальностью — тик-так, тик-так! — останавливала всё, что только можно остановить, на самом интересном месте Пальчиковая Б., сколь от еще более отвратительного звука, раздающегося в типовой квартирке в 7.00 пять дней в неделю. Сны же вылетали — с некоторым сожалением — в форточку (опять, опять их недосмотрели, а значит, недооценили!) и, паря над стандартным жилым фондом («О! стандартный жилой фонд! как все-таки глупы эти белковые тела! — глумились, и поделом. — Какие только несовместимые слова не уживаются у них друг с другом!»), с усмешкой взирая на такие же, спугнутые визгом плодящихся и размножающихся механизмов.
А Маня с Ваней — тем? этим? — скоропортящимся времечком пожинали плоды долгого, кропотливого и никчемного труда своего, в поте лица зарабатывая на безикорный хлебец с таком: ну чем не чеховский сюжетец об очередном ничтожестве? Однако не чеховский, свят-свят-свят! Упаси какой-никакой господь сравнивать Маню-Ваню с чем-ничем-кем-никем хрестоматийным! Еще опять не так скажем, что и требовалось доказать; извините, герр классик, комрад (какая наглость!) писатель, за беспокойство: смеем заметить, ялтинский ваш бамбук живет и здравствует! Впрочем (возвращаемся к теме), мы не сравниваем, да и некогда-с нам глупостями-то заниматься (пусть критикунчики поюродствуют, ежли кишка не за-тончится перед «ЖП», — а сняли-ка быстро шляпы и встали), ибо горло нашей песне перерезают серые будни: «Мань!» — «Уже?.. Нет, нет, еще…» — «Пятница скоро… А, Мань? Вставай!» — «Не доживу я до пятницы, Вань, чудровым таким макаром! Мне б часа два… знаешь, сон…» — «Я, Мань, сам не могу…» — Ваня, недоговаривая про то, что как бы «движет миром», целует Маню, пытаясь заняться с ней сексом «на скорую руку», но в тот же момент из соседней комнатки раздается ор, не опус. Маня соскакивает с кровати и бежит к киндеру: кошмарище в полный рост! («Она умеет двигать собой в полный рост…» — посылаем всех на БГ). Чего только не привидится — и змеи, и пауки в банке, и черти босховские (непросто, однако, быть Босхом!) — и откуда только что берется? «Ну-ну, зер гут», — успокаивает Маня киндера, собирая параллельно того в sad. «Не хочу-у-у! Не пойду-у-у! Не буду-у-у! А-а-а-а-а!» — «Я куплю тебе машинку вечером, только не хнычь» — «Не хочу-у-у машинку, хочу самолет!! А-а-а-а!» — «Хорошо, самолет. Только заткнись, ладно?» — «Военный самолет хочу! А-а-а-а!» — «На военном террористы летают!» — «А-а-а! К террористам хочу-у-у!» — «Чо?! — прорывается из самого нижнего бессознательного омское, каленым железом не вытравливаемое чо. — Щас как дам тебе по жопе террористов!» — «Да чо туту вас?» — входит Ваня, у которого тоже: корни. — «Идите все в sad!» — Маня машет рукой и, не обращая внимания на вопли, неслыханные покамест г-ну Видоплясову, уходит на кухню, садится на табуретку и хнычет — да и что ей еще делать?
— Нипоняла-а… — недоумение обыкновенной женщины, несколько раз в день подходящей к плите.
Мы тоже. Тоже не поняли: зачем так часто к плите, и почему от забора и до обеда, пока коники не дви… «Не бей копытом!» — мы перебиваем и отстраняем надвигающихся на Маню с Ваней коников, но лишь на время, уделенное рассмотрению «эффекта матрешки».
Отправил: Шут, Чт, 22 Июля 2004 в 02:14 MSK в ответ на: Вопрос к Шуту, которое отправил Процион. Ср, 21 Июля 2004 в 19:09 MSK: Что такое 3–1 в ЗДС? Это ТРИ ПРОИЗВОЛЬНЫЕ части 1–1,2-1 и 3–1. В свою очередь, КАЖДАЯ часть может иметь вид «a-b-с» степенью меньше, либо быть целиком ЗДС степенью меньше, либо чистым импульсом, либо сложной двойкой или тройкой. Так же возможен вариант, когда ВСЯ 3–1 НЕ ДЕЛИТСЯ НА ЯВНЫЕ ЧАСТИ, а имеет вид ЦЕЛОЙ «ИМПУЛЬСОВИДНОЙ ТРЕУГОЛИСТОЙ» (термин мой) волны. Словом, внутри ЗДС возможны любые мыслимые и немыслимые сочетания. В этом-то и состоит и ее сложность, и ее мерзость. Но, как ни странно, это ничуть не мешает играть ЗДС. Надо просто четко понимать ее, особенности и отличия ее ММ от ММ иных паттернов, возможные точки входа. Несмотря на буйство паттернов, там есть ряд закономерностей.
Эпи_лох«Матрешка — явление большого художественного значения, требующее осмысления; это произведение и скульптурное, и живописное, это образ и душа России», — пишут в книжечках, которые пылятся с прошлого века на дачном чердаке М-166789555 с В-122345674: это всё, что осталось от их рефлексирующих, — а потому нерациональных и нивелированных в большинстве своем как вид — предков.
М-166789555 с В-122345674 не видят снов. Вместо кожи у них тончайшая резина с томящимся в ней силиконом. Вместо костей — спицы. Вместо глаз — мутновато-белый гель. Но почему-то не покидает ощущение, будто глаза их — деревянные.
В целях экономии энергии они, как частенько практиковали и их далекие предки, занимаются сексом на так называемую «скорую руку», что несказанно способствует увеличению производительности их полезного для общества труда.
Каждый раз, включаясь в процесс существования по звонку датчика Б, вмонтированного в их мозг, они идут копать от забора и до обеда. М-166789555 и В-122345674 веселы, счастливы, талантливы, словно персонажи одноименного фильма прошлого века. У них никогда ничего не болит. Они не умеют смеяться. У них отсутствуют слезные железы. Они не испытывают потребности в искусстве. Не задают лишних вопросов и не высказывают недовольства режимом. Они лояльны. Неприхотливы. Их уже несколько миллиардов! Им не нужно плодиться и размножаться. Они будут всегда. Они, как боги, бессмертны.
— Нипоняла-а!
Лист восемнадцатый
Идиллия
ванванч, скрытый мизантроп и экс-профи в области дамских телес, проснувшись, повел носом: однако… И дело не в том вовсе, что супружка его, зойсанна, не хлопотала на кухне, традиционно прикудахтывая. И не в том даже, что звучков из комнаты высоколобого лысеющего отпрыска с этой его не было слышно. Нет-нет, тут гораздо, гораздо серьезней! ванванч повел носом другой раз, третий, а потом причмокнул да и растянулся с блаженной улыбкой — запах человечины исчез напрочь. Ну то есть натурально: полное отсутствие какого-либо амбре. Салтыков-Щедрин. Сказочки.
ванвынча, в силу энных причин к пятидесяти годкам порядком упавшего духом, такой расклад приободрил: ведь это же щастье, щастье — ни душонки… приоткрыв дверь спальни, он, словно боясь спугнуть что-то, осторожно, будто вор, метнулся в длинную кишку коридора и, глубоко втянув широкими ноздрями с торчащими из них черными волосками воздух, удовлетворенно крякнул: чисто сработано.
наскоро умывшись, ванванч надел шляпу и отправился в городок, где, к его величайшей радости, запахов потных граждан и измочаленных гражданок ничто не предвещало, безлошадные кареты сновали туда-сюда, за прилавками стояли элегантные роботы, из репродукторов доносилось эсперанто, ванванч заходил в безлюдные кафе, где на него таращились лишь спинки плетеных кресел, в немые cinema, в бесконечно пустые — и оттого кажущиеся огромными — супермаркеты, «fater-fater! харашо-та ка-ак!» — думал он, пребывая в абсолютном осознании того, что так славно было ему лишь в блаженном детском неведении, когда он, иван-иваном, хотел поскорей вырасти, ибо счастья своего не ведал, не ценил, потом подумал, что счастье как таковое не выдается напрямую: «точно… дозируют его… цедят…» — он сделал большой глоток темного пива: глаза заблестели от свалившейся внезапно свободы, пусть примитивной — но его, и ничьей больше.
