Павел Кочурин - Изжитие демиургынизма
Вот и такое услышал новый парторг от "антиидейной" учительницы…
Выслушал и головой покивал. Не утешать же было "виновницу" немощным словом де-миургына. Права и законы, по которым следовало бы жить, заќботясь о своем благе — где они? И нет ответных слов у парторга учительнице на это вот: "рушится-то не только де-ревня!"
Светлана переждала, и с какой-то чуть уже не жалостливой сочувстќвенностью к вчерашнему почтовику Кочеткову, а ныне парторгу, доскаќзала, глянув прямо ему в глаза:
— Решилась, пожалуй что и зря, на высказ вам такого. Но время заќвет нас к откры-тости. И надо каждому самому себе помогать, чтобы не вслепую оно на нас давило. И как обокраденных в ярость ввергало… Смелое слово тут не последний помощник.
Парторг и тут лишь участливо кивнул учительнице, грустно вымолќвив со вздохом: "Да-а, да-а…"
Этим своим поддакиванием и участливой молчаливостью в ответ на каќверзные выспросы, парторг Кочетков все больше начинал нравиться проќстому колхозному люду. Ни к чему не призывал и не поучал. Призывов-то и разных поучающих разъяснений вдо-воль уже наслушались. На них уже и глазом не вели, и на ухо глохли: мели Емеля, твоя неделя. Плаќтон вот через Сократа и Пахаря вернее верного обо всем рассудили. А кто вот за умом на совещания ездит, у того всегда в своем носу свистит как в чужом углу. А коли молчат — то и ладно, худого-то и меньше.
Наведался парторг Кочетков и к активисту Ключеву Авдею Федотычу. О здоровье спросил, о прежней его работе поинтересовался. Сердитое ворчание старика сочувственно выслушал. Упреками не обидел, сказал: "Своего мнения как не иметь. А коли имеешь, то и выскажешь. Оно и понятно".
И о Вадиме Демидовиче Кочеткове пошла молва: "Во все самолично норовит вникнуть. И слова людского не брезгует". Но и от усмешек, куда парторгу деться: "На торчавший гвоздь не сядет, но как бы вот на чем другом не укололся"… "Сократом-то уж, где быть, вот втихаря правду нашу и выщупывает. Выщупает, так может и не станет таить. А то уж душу совсем кривдой окривили".
5
И все же комиссия в колхоз нагрянула. Неожиданно не только для председателя и парторга, но и для секретаря райкома — "Первого". И не председателя колхоза "проделки" выявлять приехали, и не по лесќника Корина, а выспросить, правда ли, что газовики дефи-цитные труќбы колхозу за бычка спровадили. Первый вопрос "сняли" с главного инженера колхоза, Ивана Дмитрича. Иван подтвердил: "Отдали бычка, кто чего колхозу даром дает…" А из комиссии тут же с усмешечкой: "И всего за одного, видно большого, не колхозного…"
Вот с какого конца подобрались. Кому-то покою не было, что Корней не удалось, как следует зацепить. И как с эти было смириться.
После разговоров-выспросов колхозного руководства, пришли с проќверкой в дом к Кориным. Светлана только что пришла из школы. Ивана и Дмитрия Даниловича тоже дома не было. Можно было бы и не впускать проверяющих. Поотошли вроде бы нравы врываться в дома по доносам. Но пришедшие улыбались. И Иван говорил, что в комиссии нормальные ребята. И Светлану взяла охота как на свободном уроке с веселыми дядями побеседовать. Приветила их деревенским говорком, перенятым у покойной Анны Савельевны. Проходите, люди добрые, поглядите, как живем-можем.
Первым делом провела в тепличку, догадываясь, что проверять-то пришли, откуда водопроводные трубы в доме взялись. Потом оглядели отопление в доме. Один из прове-ряющих даже побряцал по ним шариковой ручкой. Светлана на это высказала с добро-душной улыбкой: "Нет, не деревянные". Все трое из комиссии рассмеялись… Светлана высказаќла сожаление, что больше ничего показать не может. Пчелы вот в загороде стоят, но уже за медом не летают. Питаются тем, что за лето заготовили, как вот и мы сами. По-казала бы как пользуюсь доильным аппаратом, но погодя вот стоит хорошая и корова, Пи-терянка наша, на выпасе. Спросили, что и где куплено для дома?.. Квитанции были наго-тове и Светлана тут же их предъявила. Но члены комиссии не стали их рассматривать.
Вроде от непонимания, зачем комиссии понадобилось рассматривать в их доме, Светлана сказала, уже не скрывая усмешки, чтобы почаще присылали к ним экскурсии. Пускай городские и убедятся, что и колхоќзники, у кого охота есть могут свое жилье по-людски устраивать. Тоќлько бы вот не мешали кляузными доносами. Не обвиняли, в чем не виќноваты. Последние ее слова смутили проверяющих. Видно же — котелки магазинные, трубы водопроводные сварены из обрезков. Вокруг городќских новостроек этого добра вагонами собирай. И доильный аппарат, тоже дело рук умельца, из брака собран. Молодой парень, подыгрывая Светлане, сказал:
— Хороший пример, большое спасибо. И верно что на экскурсии поќбывали. Из такого дома чего бы бежать в город, да еще в общаге с клопами ютиться.
В конторе этот парень, инженер из проектного института, живший в общежитии, сказал Ивану, что у него в доме побывали. К коммунизму вот не на словах, а на деле бли-зитесь. Первая половина фазы, можно сказать и достигнута в отдельно взятой избе. Все дружно посмеялись.
Не успела комиссия итоги подвести, как тут приехал в колхоз коќрреспондент из центральной газеты, Цветков Виктор Павлович, знакоќмый уже моховцам. С ним бывший их эмтеэсовский зоотехник, ныне при высокой должности, Павел Семенович Кудрин. Это он нарек Старика Соколова Якова Филипповича Сократом. Его не сразу узнали. А, узнав, обрадовались: свой человек. Появление новых гостей и на комиссию впечатление произвело. Печать — живое дело. А тут еще и начальстќво. И не крамолу выискивать при-шли, а как бы пример брать.
Виктор Павлович Цветков зачитал комиссии письмо, которое присќлал в газету ху-дожник, Андрей Семенович Поляков. К письму была приќложена и стенгазета с рисунками самого художника к "Диалогам Платона. Разговор Пахаря с Сократом". Точная копия той стенгазеты, что было конфискована Горяшиным. Ее вслух и зачитали. Смех из кабиќнета председателя шел на всю контору.
Николай Петрович выложил на стол справки и документы, какие и проќкурору предъявлял. И возникло желание у той же комиссии и у корресќпондента газеты, не трубы проверять, как они добыты, а осмотреть механизацию большесельской фермы и навозо-хранилища.
6
Саша Жохов, не мытьем, так катаньем, достиг-таки своей цели, "доќстал" Корня. Лестеньков, напарник Дмитрия Даниловича по Данилову поќлю, подал заявление о выходе их колхоза. Сделал это как в месть ноќму-то, вроде и ему, Дмитрию Даниловичу.
Зое Сенчило не больно хотелось покидать село. Николай Петрович, по
настоянию парторга Кочеткова, согласился оформить ее на должность в конторе, чтобы осталась в клубе библиотекаршей. Будет и музыкой заќниматься с ребятишками. "Дело своей ей по душе, — сказал парторг о Зое, — а это уже находка человеком себя".
Пересилило другое — жених настоял. Анатолия Лестенькова можно быќло понять. Омерзительно было ловить ехидно-пристальные взгляды непризнаваемого отца. Саша лез ему на глаза, и при встрече молча, с какой-то сладострастностью ухмылялся: "Что, ушел от меня, сыночек".
Сам Анатолий не больно задумывался, что Саша Жохов мстит не ему, а досаждает через него Дмитрию Даниловичу. Отнял вот от Данилова поля наследника — Анатолия Даниловича. Знал, что эти больно уколет Куркуля — Корня. Слово "кулак не говорил. В нем теперь слышалась какая-то уже жалостливость к человеку не по разуму обиженному. "Куркуль" — не ихнее слово, как бы уже чисто ругательское.
Дмитрию Даниловичу что-то мешало высказать Толюшке свое мнение о поведении Саши Жохова. Опасался, что он не поймет его объяснений. Чего доброго, заподозрит еще в каких-то личных интересах. Не приќшел вот посоветоваться, решил уехать из деревни — и все. Покидал ненавистный колхоз, убегал от сплетен, а не ниву свою бросал. И все же Дмитрий Данилович решился зайти к Лестеньковым. Но разговора пуќтного с парнем не получилось. Все перед ним, обманутым виноваты. И мать, и дедушка Данила, давший ему свое отчество, и Дмитрий Данилоќвич со своим Даниловым полем. О той поре, о послевоенных переживаќниях и страданиях матери, парень думать не хотел. Не пережито, не прочувствовано и не понято.
И у Дмитрия Даниловича невольно зародились досадные мысли: тот ли Лестеньков человек, который теперь нуден земле ихней. Крестьянскоќго азарта хлебороба в нем нет, не видно. Он тот же "раб-отник", как и другие колхозники, не болеющие землей. Работал, не скажешь, что плохо, но это потому, что был под приглядом. Выпячивалось напеќред казенно-отговорочное: "ладно, сделаем". Душа его не трудилась. Всходами поля, как и зрелой нивой, не любовался. В природе не чуял красоты. Старался быть исполнительным, но опять же без своих дум и загадываний впрок. Не возжигалась в нем тайна тайком выйти в поќле, самим засеянное. Да и не было у него своего-то, в душу запавшего поля. Поначалу Дмитрий Данилович такое в нем оправдывал: моќлодой, тайны земли крестьянской опытом постигаются. У Тарапуни — Леонида Алексеевича Смирнова, любование нивой тоже пробивалось сквозь обиды, озорство, и даже плутовство. Отчаивался, но зов зеќмли, природа земледельческая, взяли над ним верх. О Казенном, са-мим возделанном поле, Тарапуня говорит: "Наше поле!" Лестеньков ни разу не высказал слов: "Наше поле". И Данилово поле для него такое же, как и остальные. И сам он тоже — "как все". И это ныне самое страшное: "как все, это — как хуже". К лучшему где тянуться, не имея в себе противоядия к худшему, не так сделанному, без души. Тут надо сказать вслух — "не так", и самому сделать так, чтобы любование вызвать. Но попробуй укажи нерадетелю на его "не так". Тебя тут же и укорят твои сотоварищи. Скажут безлико: "Чего высоќвываешься, умник". У Лестенькова не было никаких порывов к такому "высовыванию". Отчего же вот все так уживалось в Анатолии, озадачеќнно спрашивал себя Дмитрий Данилович. Неужто в крови человека, в генах, как это ныне говорят, кроется натура человека?
