Роланд Харингтон - Золотая кость, или Приключения янки в стране новых русских
— Это как понимать? — удивился быкобраз. — Ты, профессор, пояснее выражайся.
По моему лицу пробежала тень недовольства.
— Прошу больше так меня не называть.
— Хочешь, чтоб я тебя доктором величал?
— Не угадали.
— Может, ты теперь конгрессмен или сенатор?
Я прекрасно покачал головой.
— Пришла пора мне вам открыться. Я — царь всея Руси или, по крайней мере, Российской Федерации.
— Ты что, свихнулся?
— Ой, как интересно!
Я обвел взглядом зал, портретики на стенках, хапающих хостесс хамов, дрожащую от возбуждения Флору, благодушного от «Балантайна» Бизонова.
— Помните нашу первую встречу?
— Как же! Ты у меня без штанов сидел и носом хлюпал.
— Борис, вы преувеличиваете. Так или иначе, через месяц после нашего знакомства я посетил родовое имение Свидригайлово. Там я получил подарок, от которого спокойно обомлел. Уникальные документы, двести с лишним лет пролежавшие под полом в кабинете моего предка адмирала Гиацинта фон Хакена. Из них явствует, что матерью тринадцатого сына адмирала была императрица Екатерина Великая. Следовательно, сын был незаконным наследником престола.
— Ну и?
— Как его пра-пра-пра-пра-правнук я имею право на российскую корону.
— Ври, да не завирайся!
— Историческое значение этих фактов трудно переоценить. Они не только приведут к возрождению России и подвластных ей государств, но сэкономят вам с мадам кучу денег. Следуйте моим советам, и вы сможете облагородиться на дому, притом по дешевке.
— Валяй так и дальше! Очень даже забавные вещи ты рассказываешь.
— Ой, как интересно!
Я красиво кивнул.
— В своем качестве царя-государя я имею право даровать любому подданному любой титул — хоть традиционный, хоть модный. Как вам например нравится сочетание «барон Бизонов»?
— Просто супер! — воскликнула Флора. — А «баронесса Бизонова» звучит еще лучше!
— Ты, милая, погоди, — отмахнулся быкобраз. — Пусть мистер профессор сначала мне все объяснит в подробностях.
Бизонов налил бельма, потом по наперстку — себе и мне.
— Я в вузах не обучался, но кое-что об истории знаю. До большевиков у нас правил император Николай II Кровавый. Ты, блин, извини, но семейного сходства между ним и тобой я не вижу. Николай был бородатый фраер типа… типа…
— Чехова, — перебила Флора.
— Да, Чехова. А ты даже на принца не похож, не то что на царя. Вид у тебя, блин, негосударственный.
— Роланд, по-моему, смахивает на Брэда Питта, только шатена, — заметила зеленоглазка.
— Насчет Питта твоего судить не берусь, но могу сказать, что русские цари народ положительный, семейный. У нас вот недавно была передача про династию Романовых. Живут они в северной Франции, в собственном доме. Два этажа, гараж. Заправляет там Мария Владимировна, великая княгиня. Очень культурная женщина. Свободное от политики время посвящает родным и близким. Отец ее был эмигрантом, претендовал на престол. Владимир Кириллович его звали. Женился на грузинке из Тбилиси. Ее тоже показывали. Милая такая бабуся, с усиками. В 1992 году Владимир Кириллович приказал долго жить. Сейчас кандидатом на царство является его внук Георгий.
— Вы имеете ввиду набриллиантиненного юнца, похожего на Пагзли в фильме «The Addams Family»?[256] Он мне не конкурент: в нашу эпоху все решает харизма! Плюс доказательства из исторических источников.
— Ну ладно, положим ты прав, — произнес быкобраз, пораженный столь точным анализом династической ситуации. — Ты мне лучше скажи, что это за документы?
Я посмотрел на Бизонова с выражением неизъяснимого спокойствия на лице.
— Переписка из двух углов двух дворцов двух дорогуш.
— А?
— Речь идет о письмах, которыми обменивались в середине восемнадцатого века Екатерина Великая и адмирал Гиацинт — мой потрясающий пра-пра-пра-пра-пра-прадед.
— Понятно.
— Письма бросают загадочный свет на прошлое моего семейства и будущее меня самого.
Я вынул «Palm Pilot» и нажал кнопку. На экране появился двуглавый орел, а под орлом — колонки букв. То были тексты писем, внесенные мною в блок памяти хитроумного устройства.
— Какая шикарная штучка! — удивилась Флора. — Это что, вроде плеера?
— Скорее, вроде секретарши, которая всегда с вами в вашем кармане.
Я чувственно провел пальцем по пластмассовой поверхности «Palma»’a и начал рассказывать про любовь Екатерины к древнему мореплавателю и его деревянной ноге, рождение Конрада в дворцовой беседке и последующие события в жизни тайной тройки.
— С ума сойти! — воскликнула Флора, когда я умолк. — Это напоминает историю графа Монте-Кристо. Ваш предок был настоящим романтиком. Я представляю его себе как такого Тома Круза, но пожилого.
— Ты, милая, брось пока радоваться, — буркнул Бизонов. — Пусть мистер профессор мне объяснит, что из всего этого вытекает.
Я взял быка за рога.
— Из факта моего царственного происхождения вытекают три вещи. Во-первых, я преобразую запущенную Российскую Федерацию в роскошную Российскую империю нового типа. Во-вторых, я могу даровать вам с мадам какой угодно титул. В-третьих, перед нами открываются широкие возможности для предпринимательской деятельности, а именно, поточного производства славящих меня сувениров — слащавых, скабрезных, субтильных — другими словами, на любой вкус.
Я сделал паузу и посмотрел на самого себя.
— Борис, вы как бизнесмен должны оценить открывающиеся перед вами перспективы. Я дам вам лицензию на изготовление памятных поделок с моим портретом. Представьте себе серию матрешек «Фон Хакены», от большого Гиацинта до маленькой матушки, причем в деревянной утробе последней — крохотный я. Или палехские шкатулки, на которых я изображен парящим над планетой в виде космонавта, а то и ангела. Доходы будут драматическими! Вы сможете заняться рэкетирством против собственных мануфактур и магазинов!
— Так-так, — задумчиво протянул Бизонов и отхлебнул виски прямо из бутылки.
— Сейчас Свидригайлово неизвестно как колхоз имени Чапаева. Несмотря на его постмодернистское пелевинское название, там заправляют свои — то есть мои — люди. В разговоре со мной они словами и жестами подтвердили, что лично преданы мне как потомку Гиацинта Нарциссовича. А когда свидригайловцы узнают, что их любимый барин — царь-парень, они вообще лопнут от лояльности!
— Ну-ну.
— Мы с вами, Борис, разделим имение на кусочки, чтобы продавать публике в розницу как частицы наследственного домена императора всероссийского Роланда I. Для этого можно использовать лотки в подземных переходах, а также Интернет. Приобретение кусочка гарантирует его обладателю дворянство, по тарифу квадратный сантиметр — дворянство временное, квадратный дециметр — дворянство пожизненное, а квадратный метр — дворянство потомственное. Доход делим пополам.
— Ладно, уговорил.
Мы улыбнулись друг другу: я белоснежной, он черноземной улыбкой.
— Борис, у вас уже есть доверенность на имение. Покажите ее председателю колхоза и попу и скажите, что мы решили провести в Свидригайлово небольшую земельную реформу. Правда, могут быть проблемы с начальником милиции.
Бизонов булькнул «Балантайном».
— С ментом мы договоримся.
— Повторяю, рад буду возвести вас с мадам в какое угодно достоинство. Вы станете первым представителем новой русской аристократии. La noblesse de matraque.[257] Из грязи да в графы!
Флора расширила глаза и грудь.
— Роланд, значит я буду графиней?
— Или баронессой. Выбор ваш.
Бизонка погладила Бизонова по бедру.
— Милый, ты знаешь, что для меня все утонченное, все изящное — это святыня. Я аристократка духа. Ну пожалуйста, сделай так, чтоб у меня был титул.
— Ладно, не волнуйся. Мы с Роландом все обтяпаем.
— Эта рыжая шлюха Маринка, жена твоего компаньона Вагиняна, лопнет от зависти!
Бизонов качнул подбородками.
— Не жена, а вдова.
Зеленоглазка захлопала в ладоши.
— Боренька, неужели ты его замочил!
Амбициозная жена протяжно поцеловала супруга в протуберанец, который у других называется носом. Я прикрыл глаза, желая избежать выяснения конжугальных отношений.
Со сцены раздался вой настраиваемого микрофона. Сноп света осветил упершуюся головой в потолок нескладную фигуру. То был Гегемонов, теперь исполнявший, как я понял, функцию конферансье. За его спиной пятеро подростков в парчовых панталонах настраивали электрогитары и барабан.
Гегемонов прогнусавил:
— Группа «Монгольская складка века»! Сегодня в программе патриотическое караоке.
Я почувствовал, как ноги сами собой влекут меня на сцену. Вскочив, вернее, шагнув на нее — такая она была маленькая да низенькая, — я завертел микрофоном à la Роберт Плант.
