Хербьёрг Вассму - Наследство Карны
— Моя дочь очень живо описала нам Рейнснес, но его нужно видеть! — растроганно сказал профессор, казалось, он вот-вот заплачет. Это было странно. И он назвал Анну «моя дочь»!
Карна попыталась представить себе маленькую Анну, но у нее не получилось.
Мать Анны согласно кивала его словам или вставляла «да-да!» и кивала еще сильнее. Странно, такая дама и не знает, что перебивать чужую речь невежливо. Анна всегда учила этому Карну. Но видно, Анне лучше, чем ее матери, были известны правила поведения.
Профессорша имела привычку смешно морщить нос. Еще до обеда Карна заметила, как она, проходя мимо, провела пальцем по полированной поверхности столика перед зеркалом, совсем как Бергльот, когда она проверяла, нужно ли вытереть пыль.
Карна подошла к гостье.
— У нас пыль вытерта! — сказала она.
Профессорша вздрогнула и убрала руку. А потом смешно сморщила нос.
После речи профессора он и его жена сделались обычными людьми, почти обычными.
Профессор шумно прихлебывал, когда ел суп. Карна не понимала, почему она решила, что гости — люди особенные. Наверное, потому, что Бергльот без конца повторяла: «Когда профессор приедет, мы должны…» или «Чтобы наши гости не подумали…»
Профессор важнее и пробста, и амтмана, в этом у Карны не было никаких сомнений. Но почему же он так некрасиво ест?
А профессорша говорит с полным ртом. Тоже странно. Анна поглядывала на мать, но замечаний ей не делала. Только смотрела.
Бергльот в третий раз наполнила бокал профессора, тогда как все остальные пили еще первый или второй.
— Жаль, что здесь нет твоей тети Софии, — сказал профессор, обращаясь к Карне. — Она только что родила ребеночка. Ты непременно должна приехать в Копенгаген и познакомиться со своей тетей!
Карна не помнила, чтобы когда-нибудь ей недоставало этой тети, и промолчала.
— Но София Карне не тетя, — заметила профессорша и снова сморщила нос.
Все замолчали. Потом Анна вполголоса заговорила с профессором о Копенгагене.
— А я родилась в Копенгагене! — громко сказала Карна, обращаясь ко всем сразу.
Все с удивлением взглянули на нее и тут же заговорили друг с другом. Но не с ней.
После кофе Вениамин вышел за Анной в буфетную и попросил ее поиграть.
Она многозначительно посмотрела на него:
— Мама устала. После обеда она всегда очень раздражительна.
— То в Копенгагене. А в Рейнснесе ты обычно играешь, когда у нас бывают гости. Придется ей к этому привыкнуть.
Анна согласилась:
— Ты прав! Я всегда играю, когда у нас бывают гости!
Вскоре из столовой послышались звуки музыки Грига.
«Свадебный поезд» влетел в курительную, вырвался в открытые окна, достиг дома Стине, пустого, вычищенного хлева и полился по аллее к морским пакгаузам.
Из-за Дины мать Анны сидела в курительной. Она нервно прикоснулась к шее двумя пальцами. Уголки губ у нее опустились. Но не очень, это не испортило ее лица. Она приоткрыла рот, чтобы что-то сказать.
Профессор хотел взглядом удержать жену через открытую дверь столовой, но не стал, увидев Дину, окутанную дымом ее сигары. Лицо Дины выражало наслаждение.
Дина снова уехала в Страндстедет. Профессор с рюкзаком, трубкой и бутербродами ходил по горам в сопровождении Уле или Фомы, а иногда, захватив на смену пару носков, плавал вместе с Вениамином к его больным.
Анна не жаловалась, но Вениамин понимал, что мать часто раздражает ее. Вечером в спальне она говорила о матери со сдержанной злостью и едким сарказмом. Словно о школьном инспекторе.
— Сегодня она внушала мне, что нам необходимо создать семью. По ее мнению, мы будем тогда более счастливы!
— И что же ты ей ответила?
— Ничего.
— Почему?
— Потому что она меня обидела. И потому что я до сих пор позволяю себе обижаться.
— Словом, тебе приходится трудно?
— Нет. Мне очень помогает Карна. Слышал бы ты, что она сегодня сказала маме!
— Надеюсь, ничего страшного?
— Мама была недовольна моим исполнением Грига. Я, видите ли, играю слишком медленно. Нельзя играть на полный желудок! И тут вмешалась Карна: «У нас никто не смеет так говорить с Анной!»
— И что твоя мама?
— Была сбита с толку и заговорила о другом. — Анна засмеялась: — Кажется, мне придется всюду водить за собой Карну, пока мама гостит у нас.
После обеда с лососиной и нескольких рюмок вина профессор решил, что пришло время поговорить с Вениамином о его будущем.
Он восхищался Рейнснесом и Нурландом, однако выразил определенное желание, чтобы Вениамин с Анной переехали в Копенгаген.
— Ты не должен прожить здесь всю жизнь, Вениамин. Нельзя жертвовать собой ради мелочей. Ты такой одаренный человек!
Не покривив душой, Вениамин ответил, что польщен верой профессора в его способности, но он не готов к такому переезду.
— Годы летят, — сказал профессор. — Пока ты молод…
И заговорил о том, что желудочный сок зависит не только от блуждающего нерва, но и от воздействия химических и механических факторов.
— Народ нужно просвещать! Нам всем необходимо просвещение! — поучал профессор. — Жиры и белки необходимы для поддержания белкового баланса в организме, мы получаем их в пище…
Он начал рассказывать об одном молодом ученом, к исследованиям которого питал большое доверие. Этот ученый пришел к убеждению, что между «содержанием жира в молоке и числом и диаметром жировых зерен» существует определенная зависимость…
У профессорши зачесался подбородок, а Анна поднялась и сказала, что кофе будет подан в гостиной.
Переходя из одной комнаты в другую, профессор заявил, что Вениамин необыкновенно талантливый хирург. Он имел возможность убедиться в этом, когда сопровождал его к больным. Хотя речь шла всего лишь о вросшем ногте. Но руки у Вениамина золотые.
Профессор остановился посреди комнаты и заговорил о том, что в настоящее время одним из важнейших направлений медицины является пересадка кожи. Это действительно чудо! Он знает некоего X. Филипсена, который добился сказочных результатов. В том числе и на людях!
Перед дверью курительной Вениамин осторожно прервал монолог профессора:
— Мне больше по сердцу гинекология. Множество женщин и новорожденных гибнут совершенно бессмысленно.
Профессор отдал должное его идеализму. Но полагал, что это направление едва ли имеет будущее в медицине.
— Тебе бы поработать с Хольмером. Вот самый подходящий человек! Он принимает врачей и студентов из всех скандинавских стран.
— Хольмер не женат и живет с матерью. А может, это его сестра? И он ненавидит женщин! — вмешалась Анна.
Профессорша бросила на дочь предостерегающий взгляд, но это не помогло. Анна засмеялась, взяла отца под руку и повела в гостиную.
— Разве ребенку еще не пора спать? — спросила профессорша.
— Нет, мамочка! — ответила Анна и прижалась к отцу.
Карна сидела на скамеечке у ног Вениамина. Профессор вдруг обратил на нее внимание и сменил тему разговора:
— Сегодня в горах я понял из разговора с Фомой, что вы состоите с ним в родстве?
Вениамину показалось, что на него вылили ушат холодной воды.
— Да, это весьма сложные родственные отношения, — ответил он.
— Наверное, они уходят далеко в прошлое?
— Не очень.
— Это видно по Карне. Чрезвычайно интересно! Чрезвычайно! Эти разные глаза, карий и голубой! Один мой английский коллега написал труд по евгенике, наделавший много шума. В нем он определяет евгенику как науку, изучающую биологические и социальные факторы, способные улучшать или ухудшать физические и духовные свойства будущих поколений. Позитивная евгеника призвана способствовать появлению желаемых свойств, а негативная — противодействовать появлению нежелательных. Таких, как наследственные болезни и дефекты.
При слове «дефекты» он поднял за подбородок лицо Карны и посмотрел в ее глаза.
Анна схватила кофейник, чтобы налить отцу кофе. Но он даже не заметил этого.
Карна сняла с подбородка руку профессора и спросила:
— А что такое «дефекты»?
— Серьезные недостатки, например у людей, — мягко ответил профессор и все-таки принялся за кофе.
Карну охватило странное чувство. Ей захотелось убежать. Хотя бы на крыльцо. Но она не успела. Потолок с полом поменялись местами, стены рухнули. Громко зазвучала музыка моря. И все увлекла с собой. Все куда-то понеслось — мебель, окна, лица, горшки с цветами, узор на обоях, сигары, табачный дым.
Когда она очнулась, над ней склонились папа и отец Анны. Ему здесь не место! Ей нужен только папа! Но произнести это она еще не могла. Лишь выплюнула деревянную палочку и закрыла глаза.
Они разговаривали о ней. Профессор подробно расспрашивал папу. Как часто бывают припадки? Сильные ли? Когда это началось?
