Василий Аксенов - О, этот вьюноша летучий!
– Эй, девчата, на всякий пожарный – Керчь до востребования! – кричит Сидор. – Рубликов двадцать-тридцать! Лады?
– Переведем обязательно! Не волнуйтесь, мальчики!
К причалу бегут запыхавшиеся Нина и Роза.
– Ой, Розка! Ой, Нинка! Ой, опоздаем! А ты-то чего бежишь? Он меня любит! Фигушки, он меня… нет, меня… Ой!
БРИГИТА БОРДОВА. Виктор, не остывайте, сохраняйте то, что в груди! Развивайте то, что в уме!
ВИТЯ СОРОКИН. Намек понял, Бригиточка! Мы с тобой два берега у одной реки!
НАТЕЛА и ИРА. Бесо, Шота, не ругайтесь, пожалуйста! Больше кушайте!
БЕСО и ШОТА. Клянемся, ни слова о хирургии!
ЕКАТЕРИНА. Ну-ка, девушки, организуемся для прощальной песни. Подпевайте. Мы провожаем пароходы совсем не так, как поезда, морские медленные воды…
– Екатерина, пчела моя трудовая, спасибо тебе за все! – кричит капитан и смахивает скупую морскую. Берег отдаляется.
На причал примчались растрепанные буфетчицы. Буксир уже далеко, и они принимают за Эдика стоящего на корме Толю Макова.
– Эдик! – кричит Нина. – Любимый! Я твоя навеки!
– Эдик! – кричит Роза. – Красавец! Ты мой!
– Спокойно, девушки, – говорит мать-капитанша. – Самое время пропустить по стаканчику цинандали.
– Учебники, слава богу, сплавила, – говорит Бригита. – Айда!
Женщины во главе с мать-капитаншей покидают причал.
Буксир «Ватерпас» выходит из порта.
Из открытого окна Портофлота за буксиром следит начальство.
– Ой, боюсь я за «Ватерпас», Кузьма Кузьмич.
– Ничего, ничего, грамотно идет Зуппе.
Из недр «Ватерпаса» раздался горестный вопль Толи Макова. Капитан передал штурвал боцману, побежал вниз, в кубрик. «Трюмные черти», Бесо и Шота тоже рванули туда.
В кубрике стоял бледный Толя Маков. Дрожащей рукой он показал на переборку.
– Вот все, что от него осталось!
На переборке над рундуком висела морская амуниция Эдика Евсеева – капитанка с выгнутой тульей, тужурка с шевронами, любимые расклешенные брючки. К брючкам была приколота записка.
Капитан стал читать ее вслух:
– «Дорогие товарищи и бывшие друзья! Серия ударов судьбы побудила меня принять важное жизненное решение. Я расстаюсь с морем и поступаю учеником в сапожную мастерскую. Всякий труд почетен, товарищи! Везде можно найти свою большую мечту! Желаю вам дальнейших успехов в судовождении. Хэпи навигайшн! Форму мою прошу передать Анатолию Генриховичу Макову, она ему как раз. Прощай, море! Эдуард Евсеев, эсквайр».
Капитан смахнул скупую морскую. «Трюмные черти» захлюпали носами. Бесо и Шота трагически молчали. Толя Маков плакал.
– Прощай, – сказал капитан сурово и, резко повернувшись через левое плечо, вышел из кубрика.
– Толя, не плачь, – утешали Макова «трюмные черти», – смотри, одёжу тебе Эдюля оставил, малоношеную, сукнецо хорошее… ай-я-яй…
– Такого человека в сапожную мастерскую! – воскликнул Толя.
– Лично я свои штиблеты к Эдику, конечно, не понесу, – задумчиво высказался Сидор.
«Ватерпас» бойко идет своим курсом в виду Черноморского побережья. В рубке капитан и боцман.
– Посмотрите, Витя, как идем, а? Как идем! – гордится капитан. – Как он слушается меня, этот «Ватерпас», дорогое мое суденышко, кусок моей жизни! – многократно целует штурвал.
Витя Сорокин пристроился у рации, ловит сердцещипательные мелодии под свое настроение.
– Синичку ветер убаюкал, – поет густой бас.
– Это про нее, – шепчет Витя. – Про Бригиточку мою Бордову, про синичку мою очковую…
– Ценю глубину вашего чувства, Витя, – говорит капитан.
– Бронислав Иванович, у меня к вам деликатная просьба. Видите у меня на грудешнике якоречек? – Витя расстегивает рубашку, показывает огромный якорь, вытатуированный на груди. – Конечно, понимаю, пережиток, все такое, но вот мне бы здесь еще над левым сосцом пару буковок, а? Пару «Б». «Б.Б.», и все, и вчерашнюю дату. И еще университетский значок, если можно. Не откажите, умоляю. Все ж таки морская традиция, Бронислав Иванович, бушприт ей в гриву, стеньга ей под хвост, пеньку ей в глотку. Бронислав Иванович… Не ругайте уж вы меня, стыдно, но необходимо…
– Стыдно, Витя, очень стыдно, но… необходимо, – капитан расстегивает свою рубашку, показывает боцману впалую грудь, на которой огромная буква «Е», застегивает рубашку, шепчет по-заговорщически: – Сделаю.
В сумерках «Ватерпас» подходит к Керченскому проливу.
За штурвалом стоит обнаженный по пояс Витя Сорокин. Капитан Зуппе кропотливо трудится над татуировкой. На могучей груди боцмана рядом с якорем уже красуются университетский значок и две буквы «Б». Стиснув зубы, боцман молча страдает во имя любви.
– Ай лав Би Би энд онли хэа, – несется из приемника медовый голос Фрэнка Синатры.
– У вас сейчас, Витя, лицо римлянина, – говорит капитан. – Как облагораживает человека любовь.
– Ой! – вскрикивает боцман.
– Терпенье, мой друг, последний штришок…
– Ой! Камни! – вопит боцман, бешено крутит штурвал, но…
…сильный удар сотрясает «Ватерпас». Капитан и боцман валятся на палубу.
– Стоп – машина, будьте любезны! – кричит капитан. – Витя, мы сели на камни.
На палубе буксира переполох.
– Кажись, опять тонем! – кричит Сидор.
Из рубки с судовым журналом под мышкой выходит капитан.
– Спускайте шлюпку, друзья мои. Мы высаживаемся на берег.
Шлюпка с экипажем «Ватерпаса» подходит к пустынному песчаному берегу. Вокруг ни души.
– Прошлый раз удобне́й катастрофа была, прямо у пляжа, – говорит Сидор.
– Оно, конечно, сподручней… ловчей, как-то… девчата под рукой… валитбольчик… – философствуют Иван и Петр.
– Знаете, как-то тоскливо здесь – ни жизни, ни культуры, – замечает Витя Сорокин.
– Ни одного туземца, – уныло говорит Толя Маков, думая, конечно, в этот момент о своем несчастном друге.
– Мужайтесь, друзья, мужайтесь. Сейчас главное – выжить! – подбадривает своих приунывших товарищей капитан. – Углубимся в материк, вызовем спасательное судно «Голиаф», вертолеты. Нас не оставят в беде.
Высаживаются на берег. Совсем недалеко от берега стоит застрявший в камнях «Ватерпас».
– Прошу покорнейше построиться в одну шеренгу, – командует капитан.
Экипаж, безобразно толкаясь, строится в одну шеренгу.
Боцман Витя Сорокин сгибается под тяжестью книг.
– Вызываю добровольцев, – говорит капитан. – Кто хочет углубиться в континент. Три шага вперед, будьте любезны!
Весь экипаж, за исключением боцмана, делает три шага вперед.
– А я, значит, Бронислав Иванович, за вахтенного, – говорит боцман. – Костерок разведу. Литературкой я запасся… – мечтательно и томно поглаживает фолианты.
– Я вас понимаю, – интимно говорит капитан. – Вперед, друзья.
Экипаж во главе с бесстрашным Б.И. Зуппе направляется в глубь континента.
Боцман разводит костер.
Капитан со своими соратниками на вершине холма. Внизу поблескивает огоньками довольно большое селение. Капитан определяется с помощью секстанта и карты.
– Перед нами станица Благодатная, друзья. Вперед!
Моряки входят в станицу, бредут по невероятно широкой главной улице.
В станице очень оживленно. Множество людей снуют в разных направлениях на велосипедах, мотопедах, мотоциклах, самокатах, тракторах и автомобилях. Пеших нет. Едут бабки, молодки, девки, парни, дети и старики.
В центре станицы неоновые вывески: «Банк», «Почтамт», «Кино», «Коктейль-холл».
– Гражданочка, будьте столь любезны, где здесь телефон? – спросил капитан у проезжающей на мотопеде старушки.
– А у нас в кажной хате телефон! – крикнула старушка, лихо проносясь мимо.
«Трюмные черти» заинтересовались тремя расфуфыренными девицами на велосипедах. Девицы крупны, полнокровны, вальяжны. Они едут медленно, оправляя оборочки своих роскошных туалетов, подмазывая губки и бровки.
– Хеллоу, герлс! – приветствует девчат Сидор. – Дозвольте, девчата, на багажнике прокатиться. Будьте любезны познакомиться.
– Геть отседа, черт чумазый! – равнодушно отбривают Сидора девчата.
Навстречу девчатам уже едут три шикарных станичных джентльмена.
– Куда ж вы едете, девчата? Танцы, что ли?
– В кино едем, а вас не касается.
– Какой же фильм у вас идет, дорогие девушки? – заинтересованно спрашивает Зуппе.
– «Джульетта и духи», заграничная комедия, – ответили девчата.
Капитан смущенно посматривает на свой экипаж. Ему нестерпимо хочется в кино. «Трюмные черти» хихикают в кулаки.
– У меня есть принцип, друзья, – лепечет капитан, – дорожить мнением коллектива. Все за одного, один за всех. Главное – не терять чувства локтя…
– Айда, ребя, похохочем, – решительно говорит Сидор.
Экипаж вместе с толпой станичников входит в клуб, но…
…Бесо и Шота тут же выскакивают оттуда, шепчутся, словно заговорщики, спрашивают о чем-то моторизированных мальчишек и после этого куда-то убегают.