Кармело Сардо - Сорняк
В двадцать семь лет он, полуграмотный, попал в тюрьму. Он начал учиться, читал много книг, защитил диплом по филологии и описал в книге свою жизнь, будто желая заклясть прошлое и навсегда покончить с событиями того далекого времени.
Сейчас Джузеппе Грассонелли с честью отбывает положенный срок. Пятнадцать лет особо строгого режима по второму пункту 41-й статьи, три года в одиночной камере, затем послабление согласно статье АS1 – статус особо опасного преступника. Но приговор к пожизненному заключению не предусматривает существенного смягчения режима.
Джузеппе Грассонелли – тот, кого на тюремном жаргоне называют “приговоренный к вышке”, то есть в терминах итальянского уголовного кодекса, к бессрочному пожизненному заключению, которое исключает временные отлучки из тюрьмы и прочие элементы свободы.
Эта книга – история его жизни.
Джузеппе Ферраро
Послесловие
[23]
Дела, несущие в себе зерно истины, не имеют конца. Помнишь, я сказал это в ответ на твои слова, что придет день, когда наш курс философии закончится? Тогда ты еще говорил, что мы больше никогда не увидимся. Я возразил: то, что содержит в себе зерно истины, никогда не закончится, а если закончится, значит, дело не было стоящим. Это также справедливо в отношении истинной любви и дружбы: если они иссякли, значит, были не подлинным чувством, а лишь его имитацией. Потеря или расставание – вовсе не конец пути. Потеря придает явлениям завершенность. Мы не должны забывать о том, насколько важны перерывы и паузы.
Мы – существа, чьи жизни в один прекрасный момент обрываются, однако жизнь вообще непрерывна. Итак, дорогой Джузеппе, я только что прочел твою книгу, и, по-моему, она никогда не исчезнет, поскольку стала частью меня.
Знаю, чего стоили тебе эти страницы. Ты их прожил. Да, Прожил, с большой буквы, ведь ты был там, пока записывал свои воспоминания. Ты словно прокрутил в уме киноленту, с точностью воспроизведя события, слова, места. Книга подобна фильму. Ты будто подсмотрел за прошлым через щелку из своей камеры пожизненного заключения. Ты по-прежнему живешь между семнадцатью и двадцатью семью годами – в том отрезке времени, который у тебя отобрали. Тебе не следовало тогда впадать в отчаяние и выбирать путь, который привел в тупик.
Помнишь, я сказал однажды, насколько сложно отнять у человека жизнь, поскольку он борется до последнего?
Ты согласился: убить, правда, сложно, но лишь до тех пор, пока сам не оказываешься на прицеле и не начинаешь бороться – отныне за свою жизнь. И выживает самая живая жизнь.
Сейчас, читая твои строки, я понимаю те слова. Твоя история – это история выжившего благодаря смерти.
В книге предстает вся твоя жизнь, год за годом, и время, которое ты провел на свободе, теперь почти сравнялось с продолжительностью тюремного заключения.
За пять лет нашего общения я запомнил каждый разговор с тобой. Должен признать, это были памятные годы, изменившие нас обоих. Изменившие всех.
Я всегда повторял: степень демократичности страны измеряется состоянием ее тюрем и школ. Чем больше тюрьмы похожи на школы и чем меньше школы – на тюрьмы, тем выше уровень развития страны.
Подлинным наказанием для каждого заключенного должно быть право узнать, кем он является на самом деле и кем он так и не смог стать, оттого что пренебрег своей внутренней сутью. Конечно, есть такие, которым не хватит и пожизненного заключения, чтобы осознать это. Но для иных заключенных достаточно пяти или десяти лет, чтобы встать на сторону правосудия. Учтите, я имею в виду не “сотрудничество с правосудием”, а его поддержку и развитие гражданского сознания.
Мне ясен смысл понятия “сотрудничество с правосудием” и знаком термин “раскаявшийся”. Речь идет о ситуации войны человека с государством: “раскаявшийся” – это перебежчик, который раскрывает стратегию врагов, выдает имена, планы. На войне, как на войне. Однако это странная война, ведь государство ведет ее не с внешним противником. Это социальная война, и противник государства – его собственные граждане. Это, по сути, гражданская война, вспыхнувшая в результате несоблюдения закона, а между тем государство обязано заботиться о законопослушности граждан. Мы обсуждали это на лекциях: залогом соблюдения закона служат здоровые взаимоотношения между людьми, иначе меры, насажденные сверху, теряют смысл и воспринимаются как репрессивные; в свою очередь, если отношения между гражданами не основываются на определенных правилах и законах, в обществе рождаются хаос и насилие.
Законность – не просто юридический термин, но, скорее, основа социальных связей. Чем лучше эти связи отвечают социальным потребностям и чем сильнее способны сплотить общество, тем очевиднее важность закона.
Парадоксальным образом мафиозная субкультура исказила такие ценности, как общность и общество, и отрицает связь между ними. Причем искажение настолько велико, что эти ценности ставятся под сомнение, воспринимаются как закостенелые и отмирают. Юг Италии – это разрозненные общины, но не общество.
Эту проблему мы подняли во время одной из наших последних бесед. Именно государство должно обеспечивать единство общество и социальную сплоченность. В отсутствии этого единства заключается главная проблема страны. Когда нет общественного благосостояния и сознания гражданами своего единства, разгораются криминальные войны. Ты верно отмечаешь в своей книге: следует бесконечная череда вендетт и преступлений, причины которых часто не известны даже самим зачинщикам. Люди вязнут в трясине, которая неизбежно возникает там, где нет государства, нет общества, нет законности.
Ты узнал это на собственном опыте. Твоей задачей было выжить. Ты отвечал жестокостью на жестокость, не желая умирать и выживая за счет чужой смерти. Беспросветное существование. Оно как плоть, израненная, страдающая, но продолжающая жить. Жалкое подобие жизни – дикое, страшное, лишенное опоры. Охота. Добыча. Принцип дикой природы. Город приобретает сходство с джунглями, дичает. Ты попал как раз в такой мир. И пострадал вдвойне, поскольку у тебя обостренное восприятие жизни. Тебе по-прежнему двадцать семь лет. Ты сберег их. И еще двадцать два года провел в тюрьме. Значит, тебе двадцать два года. Ровно столько, сколько тебе было на тот момент, когда жизнь пошла наперекосяк. Ты перенял повадки мафиози, чтобы бороться с мафией. Невозможно доказать, что ты не был мафиози, остается лишь поверить тебе на слово: первым делом ты сказал мне огорченно: “Я не мафиози, поверьте, я не мафиози”. Необходимо уметь верить людям. И при этом не верить, что ты все знаешь. Единственным доказательством твоей искренности служили твои же слова – твоя правда. Ты не мафия.
Тебя подвела жажда жизни – как раз жизнь-то ты и загубил, ступив на путь смерти.
Повторяю, наказание следует воспринимать как право. Звучит парадоксально: право на наказание. Однако наказание, действительно, должно воспитывать человека, как утверждается в конституции. Оно должно нести обучающую функцию, ставить личность в такие условия, которые заставят его перейти от чувства вины к ответственности. Но часто заключенный становится жертвой и не имеет возможности осознать свою вину. Условия содержания людей в тюрьме извращают их понимание виновности. Ты это миновал. Ты учился. И писал. Писать – полезно и необходимо.
У меня есть коробка, набитая письмами. Каждому из слушателей своего курса я предлагаю писать, ведь понять свои ошибки легче, излагая их на бумаге. Мы совершаем ошибки именно потому, что не умеем писать. Писать – значит запечатлеть себя в словах. Каждого из нас необходимо “прочесть”, чтобы понять. Законы тоже пишут, и их можно прочесть. В момент письма следует помнить о том, что тебя прочтет другой человек, и он должен понять тебя, а не подозревать, будто за твоим сочинением скрывается Бог весть что и будто оно начинено ошибками – эти “ошибки” могут быть лишь следствием подозрительности читателя. В тюрьме это особенно наглядно, ведь тюрьма – фабрика подозрений, где демократия задыхается, потому что демократия оперирует здравой критикой, а не подозрениями. Закон приемлет здравую критику, но лишь до тех пор, пока человек не переходит в разряд “осужденных” и вечно “подозреваемых”. Заключенному уже никто не верит.
Тот, кто думает, что знает все, никогда не узнает ничего нового. Он навсегда останется заключенным.
Помню тот день, когда я подводил итоги первого года обучения. За этот год я прочел курс лекций о превращении, изменении, возвращении к себе. Один из учеников сказал, что мне удалось добиться от заключенных того, чего прежде не добивался никто, – их доверия. Они смогли высказываться открыто, свободно, без боязни навлечь на себя подозрения. Мне посчастливилось завоевать доверие всех учеников, без исключения. Доверие – вещь двоякая. Она переходная и возвратная. Доверие получают в дар и возвращают: таков принцип гармоничных отношений между людьми.
