У смерти два лица - Фрик Кит

Секунда, кажется, тянется целую вечность. Никто не произносит ни слова. Никто не шевелится.

Вдруг Астер с молниеносной быстротой склоняется над пепелищем. Выпрямляется она, уже сжимая закопченный металлический прут толщиной с ее палец.

Мартина отшатывается:

— Что ты делаешь?!

— Твой долбаный подкаст! — шипит Астер, шагая к ней.

Мартина бросает взгляд в сторону миссис Толбот, тихо надеясь, что старшая женщина что-нибудь сделает, но миссис Толбот отступает, шаг за шагом, пятясь к дому, подальше от происходящего.

— Прости… — бормочет Мартина, хотя она вовсе не испытывает жалости, только замешательство.

Ее мозг продолжает лихорадочно работать. Астер приходила сюда, к развалинам конюшни в Уиндермере, в день, когда вышло интервью с Анной. Она потеряла сережку. И это не единственный раз, когда миссис Толбот видела ее здесь. Теперь Астер угрожает ей. Ей не хватает точек, или линий, чтобы соединить эти точки… Она не может думать, видя, как Астер делает еще один шаг к ней, потрясая прутом.

— Ты все испортила, Мартина! Как ты не понимаешь?!

Мартина не видит ничего, кроме гнутого куска металла в руке Астер. В горле стоит ком.

— Я все испортила, — повторяет она, силясь унять стук сердца.

От Астер ей не убежать — звезда спорта против начинающей журналистки. Оставалось действовать убеждением, но красноречие ей отказывает:

— Мне не нужно было делать подкаст. Вообще втягиваться в это.

— Ты подобралась слишком близко, — продолжает Астер. — Тогда, в июле. Кто-то забрал флэшку и дурацкую открытку Кейдена с извинениями. Это была ты!

«Это была Анна», — думает Мартина, но сейчас явно не время вдаваться в подробности.

— Это ты устроила пожар… — удивленно говорит она.

— Ты этого не докажешь! — прерывает ее Астер, в панике срываясь на визг. — Прекрати это все! Забудь обо всем, что выяснила!

— Прости, — снова говорит Мартина.

Слово, слетевшее с языка, оставляет кислый привкус. Астер может быть еще не готова признать это, но все становится очевидно: Астер присматривала за флэшкой и открыткой Кейдена. После их исчезновения она сожгла конюшню. Оставалась только одна неясность: зачем?

— Когда она созналась, я снова смогла дышать свободно! — кричит Астер. — Вот только тебе все неймется. Полиция ей поверила. Все ей поверили, кроме тебя, Мартина!

Слова Астер переполнены ядом и страхом. Кровь приливает к голове Мартины, в ушах гудит.

За спиной Мартина слышит голос миссис Толбот, но никак не может разобрать слов. Она уже, наверное, у самого дома. Бросила Мартину. Спасает себя. Могла бы хоть зонтик оставить. Впрочем, Мартина не уверена, что смогла бы воспользоваться им даже для самозащиты.

Астер делает еще шаг вперед, и Мартина отступает. Ее нога опускается на переломленную балку и подворачивается. Сначала подвела миссис Толбот, а теперь и собственное тело подводит. Она падает на спину, больно ударившись копчиком. В руки впиваются занозы. Сережка и телефон отлетают в золу. С ее губ срывается всхлип. Астер делает еще шаг, другой, пока не оказывается прямо над Мартиной, широко расставив ноги.

— Прекрати, Мартина, — в ее голосе слышится не то угроза, не то мольба. — Обещаешь?

Глаза Мартины полны слез. Ее лучшая подруга, малышка Астер, слишком невысокая для плавания и потому вдесятеро более яростная, стоит над ней, потрясая сжатым в руке металлическим прутом.

— Хорошо, — говорит Мартина. — Хорошо.

Астер смотрит на прут, словно впервые его видит.

— Черт… — бормочет она и отбрасывает прут в сторону, будто тот может ее укусить.

Потом она падает на колени рядом с Мартиной и закрывает лицо ладонями.

— Прости. Не знаю, что на меня нашло. Я бы никогда…

Мартина садится и робко кладет ладонь на плечо лучшей подруги.

— Астер, — шепчет она. — Все будет хорошо. Мы во всем разберемся.

— Астер Спанос! — разносится над лужайкой женский голос, и обе девушки вскидывают головы и видят женщину, уверенно шагающую в их сторону. — Гвендолин Парк, офицер полиции Херрон-Миллс.

— Нарушение границ частной собственности, — слышится голос миссис Толбот откуда-то с безопасного расстояния. — А теперь еще и это.

Мартине кажется, что рядом с ней виднеются очертания еще одного человека в форме. В ее голове всплывают слова, сказанные женщиной раньше: «Твоя сестра — единственная причина, почему я не вызывала полицию, когда видела, как ты тут постоянно шатаешься». В этот раз она все же позвонила. Наверное, даже еще до того, как вышла на улицу. «Сиасмбо, миссис Толбот! Спасибо!»

Астер медленно поднимается. Она протягивает руку Мартине, и та принимает помощь, чтобы подняться. Она ищет взглядом глаза подруги, отчаянно желая узнать правду, но Астер не смотрит на нее.

— Девочки, нам нужно задать вам несколько вопросов, — говорит офицер Парк.

Она приближается, освещая землю лучом фонарика, пока в круге света не оказывается сережка Астер. Через минуту ее напарник уже стоит рядом. Осторожно, не спуская глаз с Астер, он надевает перчатки, потом наклоняется, чтобы поднять серьгу, и кладет ее в пластиковый пакет. После этого он оборачивается к Мартине:

— С вами все в порядке?

Мартина искоса смотрит в ту сторону, куда улетел металлический прут, потом оборачивается к полицейскому:

— Да, все хорошо.

Краем глаза Мартина замечает, что Астер облегченно выдыхает.

Полицейский кивает:

— Вы обе должны проехать с нами в участок. По пути к воротам Уиндермера, где стоит полицейская машина, Мартина слышит слова «беседа», «ваши родители» и «ваше сотрудничество», а потом перестает слушать. Она снова пытается посмотреть в глаза Астер, но та отводит взгляд.

31. Октябрь

Наконец-то проснулась.

Вернее, не совсем так. Я бодрствую часов по шестнадцать в сутки — обычно больше — с тех пор, как больше двух месяцев назад оказалась в «Тропах». Не меньше 1040 часов бодрствования. Но теперь, в последние несколько дней, мне кажется, что я пробуждаюсь от очень долгого, путаного сна. Такое бывает по утрам после того, как принимаешь что-нибудь, чтобы уснуть. Снотворное еще в твоей крови, от него расплываются контуры предметов и колышется воздушная завеса между тобой и ярким утренним светом. Но ты уже не спишь. Ты пытаешься выбраться на поверхность.

В определенных вещах я теперь точно уверена. В новогоднюю ночь что-то произошло. Что-то очень страшное. Но я не была в Херрон-Миллс. И я не убивала Зоуи Спанос.

Прошло почти две недели с тех пор, как мои адвокаты подали ходатайство о снятии обвинений, и пять дней с тех пор, как обвинение направило свой ответ, и пока мы ждем, чтобы судья назначила дату слушаний, мне сообщают, что «Тропы» наконец-то дали согласие расширить список возможных посетителей, о чем я просила еще в августе. Адвокаты советуют мне отказаться от этой встречи, указывают, о чем мне ни в коем случае нельзя говорить. Обри, суетливая соцработница, прикрепленная ко мне, говорит, что я должна делать все, что «пойдет на пользу моему психическому и эмоциональному здоровью и благополучию». Спасибо, Обри. У меня уже пару месяцев есть некоторые проблемы и с тем, и с другим.

Но этот разговор мне необходим. Я пыталась связаться с отцом Зоуи несколько недель — по его рабочему адресу, чтобы ни Астер, ни миссис Спанос не увидели моих писем. Днем в пятницу тюремщица, от которой всегда пахнет сандаловым деревом, сообщила, что Джордж Спанос ждет меня. Теперь, когда я уже ни капельки не сомневаюсь в собственной невиновности, желание увидеть его стало еще сильнее. Мы поднимаемся наверх.

Мы оказываемся в холле — холодном помещении, которое старается казаться теплее за счет обшарпанных оранжевых и желтых диванчиков и нескольких окон, которые не мешало бы помыть. Несколько заключенных со своими посетителями сидят на подушках диванчиков, опираясь локтями на столы. Пара надзирательниц у стены возле двери напоминает ястребов, готовых спикировать на добычу. За небольшим белым столом, уставившись в подернутый маслянистой пленкой кофе, сидит отец Зоуи. Я несколько недель пыталась с ним увидеться, но теперь, когда он здесь, у меня в животе урчит от волнения. Я ковыряю отслаивающуюся краску на столешнице.