Ирина Степановская - Круговая подтяжка
«Из патанатомии девушка, – догадалась она. – От Михаила Борисовича. Принесла тару». – И Тине вдруг почему-то стало неприятно и жутко оттого, что скоро кусок ее пока еще живой, кровоснабжающейся, функционирующей плоти окажется разрезанным на части и отправленным в эти невзрачные банки из-под майонеза. И тогда, может быть, исчезнет последняя надежда на жизнь…
Введенные Барашковым лекарства начали действовать. Тина решила, что, в конце концов, это даже символично: она может умереть здесь, в больнице, где, по сути, прошла вся ее сознательная жизнь. Она с каким-то глупым удовлетворением вспомнила, что у нее и запись в трудовой книжке только одна – вот эта самая больница. Азарцев даже не удосужился заключить с ней трудовой договор.
«А ну его к черту! Пусть будет, как будет!» – решила Тина и закрыла глаза. Она не заметила мать, которая стояла в сторонке, у самого входа в блок, зажав руками платок, и не отрываясь смотрела на нее.
Каталка проехала. Через некоторое время снова послышался звук колес. Мать осторожно заглянула в дверь. Медсестра выкатила в коридор пустую каталку.
– Вам чего?
– Это дочка моя.
– Положили на стол. Хирурги готовятся. Идите. Все будет хорошо.
А Маша, занимаясь своими обычными делами, все время мысленно отслеживала происходящее в операционной. Эти картины она тоже давно знала наизусть. Вот заведующий отделением домывает руки в тазике с дезинфицирующим раствором, вот он берет у операционный сестры тампоны, чтобы высушить их, протирает каждый палец спиртом и йодом. Вот операционная сестра уже стоит наготове, развернув перед доктором стерильный халат, – он ловким движением входит в него, а она, быстро справившись с застежками на спине, молниеносно надевает ему на руки стерильные перчатки, и они щелкают, как замки, прочно облегая запястья. Вот поправляет свет круглых ламп медсестра, вот обрабатывает кожу операционного поля второй хирург, вот анестезиолог ставит рамку, отделяющую его владения от хирургических, вот сухо трещат зажимы, защелкивающие углы стерильных простыней… Маша словно чувствовала, как вошла в Тинину вену игла со снотворным. Барашков сказал:
– Как считать-то еще не забыла? Давай!
Тина начала считать:
– Один, два, три…
На счете «четыре» ее глаза сами закрылись.
– Редко кто успевает досчитать до восьми, – констатировал Барашков, после чего посмотрел Тине зрачок, пощупал пульс. Второй анестезиолог сел наготове.
– Ну, что у вас там? – спросил заведующий хирургией.
Аркадий взял в руки ларингоскоп, мастерски провел интубацию трахеи. Второй анестезиолог подключил аппарат искусственного дыхания.
– Готово, – сказал Аркадий.
– Ну, начинаем, – сплюнул заведующий.
– Вену! Полую вену отодвигай! – гулко раскатывался в голове Аркадия голос заведующего отделением. Второй хирург как бы вторил ему – глуше и тише.
– Отодвинул. Держу. Изолировал! – отозвался он, и Барашков внутренним зрением увидел отдельно лежащие, на всякий случай приготовленные, специальные иглы и скобки для сшивания сосудов. Кровотечение из полой вены для Тины означало только одно – конец! Аркадий задерживал собственное дыхание, будто спускался с американских горок, как будто это могло помочь!
– Я в надпочечнике опухоли не вижу, нет! – раздался через некоторое время голос заведующего. Аркадий поднял голову, высунулся из-за своего экрана, посмотрел на хирургов.
– Как это нет? Вы же сами видели томограмму?
– Да видели-то мы все на картинке, – отозвался хирург. – На картинке одно, а здесь… Где она?
У Аркадия аж сердце остановилось, когда он представил, что зря они затеяли оперировать Тину. Да не может такого быть!
– Вы чего, ребята? – Он высунулся из-за своего экрана, будто сам хотел влезть в рану. – А клиника тогда откуда?
– От верблюда. Откуда ж еще? – Голос заведующего звучал меланхолично, и только по струйкам пота, скатывавшимся по его шее, Аркадий видел, в каком тот напряжении.
– Не больно-то прощупаешь под капсулой. Все в крови, а капсула плотная, зараза, скользит. Еще не хватало здоровый надпочечник удалить. Аркадий! – Заведующий выпрямился и посмотрел на Барашкова. Маска прилипла к его носу. Он фыркнул, чтобы она отошла и можно было нормально вздохнуть. – Опухоль-то какого была размера?
– Сами же сто раз смотрели! С фасолину. Не больше сантиметра по длиннику. А в поперечнике семь миллиметров.
– Ну, может, вот здесь тогда…
– Давление сильно скачет, – подал голос второй анестезиолог.
– Не давите сильно-то! – взмолился Барашков. – Надпочечник реагирует на прикосновение.
– Да и так уж не давим, – отозвались хирурги. – Но как тогда опухоль отыскать?
– Сердце не работает, – сказал Барашков. – Погодите чуть-чуть.
– Ну, блин! – Хирурги, выпрямившись, смотрели на него.
– Теперь давайте потихоньку!
Оба хирурги опять склонились над раной.
– Вот, оказывается, где она! – наконец сказал главный и опять посмотрел на Барашкова. – Готовься. – Он принял решение. – Сейчас перевяжем центральную надпочечниковую вену…
– И давление полезет так, что шкалы не хватит… – добавил второй хирург.
– И потом рухнет, – мрачно дополнил второй анестезиолог.
– Я готов. – Аркадий ввел в подключичный катетер порцию необходимого лекарства.
– Поехали, – отозвался главный.
Щелкнули зажимы, пережимающие сосуд в двух местах, второй доктор наложил лигатуры, проверил их на прочность. Барашков задержал дыхание… И в этот момент сосуд в нужном месте пересекли.
– Теперь выделяем надпочечник, – вздохнул главный хирург. – Аркадий, не зевни!
Дальше дело пошло быстрее. Сосуды клетчатки быстро коагулировали термокоагулятором, почку отодвинули и осмотрели, окружающие ткани тоже, надпочечник выделили, и через несколько минут, приподняв на зажимах, отсекли и бросили в лоток. Лоток подхватила операционная сестра и тут же перебросила надпочечник в банку Михаила Борисовича. Самая сложная для хирургов часть операции была выполнена. От начала операции прошло пятьдесят восемь минут. Хирурги начали ушивать рану. Но Аркадий знал, что, как только надпочечник удалят и он перестанет выделять в кровь гормоны, давление резко упадет. Так и случилось.
– Давление на нуле! – проговорил Барашков. В сущности, ему теперь не к кому было обращаться, кроме самого себя. Хирурги сделали свою работу. Теперь он должен был справиться со своей. Все теперь зависело от него и от Тининого сердца. Лекарства у него были подготовлены. Справится ли сердце – вот в чем вопрос.
Хирурги на мгновение зависли над раной, посмотрели на него.
– Ну подождать нам, что ли? – каким-то обыденно скучным голосом спросил главный.
