Чимаманда Адичи - Половина желтого солнца
Джомо знал, что такое слезоточивый газ, и долго-долго смеялся, услыхав, для чего он Угву. Джомо хохотал и хлопал в ладоши.
— Aturu ты. Баран, — сказал он наконец. — Зачем брызгать в девушку слезоточивым газом? Вот что, езжай к себе в деревню, и, если время пришло и девушке ты по нраву, она пойдет с тобой. Никакой газ не понадобится.
Угву держал в голове слова Джомо всю дорогу, пока на другое утро мистер Ричард вез его домой. Навстречу им выбежала Анулика, крепко пожала мистеру Ричарду руку. Обняла Угву, стала рассказывать, что отец с матерью на ферме, двоюродная сестра только вчера родила, Ннесиначи на прошлой неделе уехала на Север…
Угву застыл.
— Что-нибудь случилось? — встревожился мистер Ричард. — Праздник не отменили?
Если бы всего лишь отменили праздник…
— Нет, сэр.
Угву привел мистера Ричарда на площадь, где уже толпились жители деревни, и устроился рядом с ним под деревом кола. Вскоре их обступили дети, закричали: «Онье оча, белый человек!» — и потянулись к волосам мистера Ричарда. Он спрашивал: «Kedu? Привет, как вас зовут?» — а ребятишки глазели на него, прыская и толкая друг друга. Угву, прислонившись к дереву, горевал: не сбылась мечта увидеть Ннесиначи. Теперь она уехала, и это сокровище достанется какому-нибудь торговцу с Севера. Он едва замечал ммо: могучие фигуры, одежды из травы, оскал деревянных масок, длинные кнуты в руках. Мистер Ричард щелкал фотоаппаратом, что-то писал в книжице и сыпал вопросами — как это называется, что они говорят, что за люди удерживают ммо канатом и для чего? Угву были невыносимы и жара, и вопросы, и шум. Всю обратную дорогу он молча глядел в окно.
— Только уехали, и уже скучаешь по дому? — спросил мистер Ричард.
— Да, сэр.
Хоть бы мистер Ричард оставил его в покое. Скорей бы остаться одному. Если Хозяин еще в клубе, можно взять из гостиной «Ренессанс» и почитать у себя в комнате. Или посмотреть новый телевизор. Хорошо, если покажут индийский фильм. Красавицы с большими блестящими глазами, песни, яркие краски, цветы и слезы — то, что надо.
Зайдя с черного хода, Угву, к своему ужасу, застал у плиты мать Хозяина. В дверях стояла Амала. Хозяин наверняка не знал, что они приедут, а то бы попросил Угву прибрать в комнате для гостей.
— Здравствуйте, Матушка, — промямлил Угву. — Здравствуйте, тетя Амала. — Он как сейчас помнил их прошлый приезд: как Матушка оскорбляла Оланну, называла ведьмой, улюлюкала и, хуже того, грозилась пойти к дибии у себя в деревне.
— Как дела, Угву? — Матушка, одернув покрывало, похлопала Угву по спине. — Мой сын говорит, ты ездил в деревню, показывал белому духов?
— Да, Матушка.
В гостиной гремел голос Хозяина. Наверное, к нему заглянул гость и он решил не ездить в клуб.
— Иди отдохни, i nugo,[68] — предложила Матушка. — Я готовлю сыну ужин.
Угву не хотелось, чтобы Матушка хозяйничала на кухне, варила свой пахучий суп в любимой кастрюле Оланны. Лучше бы она побыстрей уехала.
— Я побуду тут. Если что, помогу, Матушка, — сказал Угву.
Матушка пожала плечами и продолжала вытряхивать из стручка перца черные зернышки.
— Ты хорошо готовишь офе нсала?[69]
— Ни разу не готовил.
— А почему? Мой сын его любит.
— Хозяйка никогда не просила.
— Она тебе не хозяйка, мой мальчик. Она просто живет с мужчиной, который не заплатил за нее выкуп.
— Да, Матушка.
Она улыбнулась, будто радуясь, что Угву уразумел что-то важное, и указала на два глиняных кувшина в углу:
— Я привезла сыну молодого пальмового вина. Наш лучший винодел нынче утром принес.
Матушка вынула из горлышка кувшина затычку из листьев, и вино, вспенившись, полилось через край, молодое, светлое, с терпким запахом. Матушка отлила немного в чашку и протянула Угву:
— Попробуй.
Вино обожгло язык. От такого густого пальмового вина, разлитого в сухой сезон, у мужчин в их поселке сразу начинали заплетаться ноги.
— Спасибо, Матушка. Замечательное вино.
— У вас в поселке хорошо делают вино?
— Да, Матушка.
— А у нас — еще лучше. Виноделы Аббы славятся на всю страну игбо. Разве не так, Амала?
— Так, Матушка.
— Вымой миску.
— Сейчас, Матушка.
Амала скребла так старательно, что руки и плечи ходили ходуном. Только сейчас Угву посмотрел на нее внимательно и заметил, что ее тонкие руки и лицо влажно блестят, будто смазаны арахисовым маслом.
Голос Хозяина, зычный и твердый, долетал из гостиной:
— Недоумки в правительстве должны порвать с Британией! Надо стоять за правду! Почему Британия ничего больше не предпринимает в Родезии? Что толку от одних экономических санкций?
Угву подошел к двери, прислушался. События в Родезии, в Южной Африке, вызывали у него жгучий интерес. У него в голове не укладывалось, что люди, похожие на мистера Ричарда, ни за что ни про что отбирают все у людей, похожих на него, Угву.
— Принеси мне поднос, Угву, — велела Матушка.
Угву достал из буфета поднос и собрался подавать Хозяину ужин, но Матушка замахала руками:
— Отдыхай, сердечный, пока я здесь. Эта женщина, как только вернется из-за границы, опять взвалит на тебя всю работу. А ведь и ты чье-то дитя.
Матушка открыла какой-то пакетик и что-то высыпала в кастрюлю с супом. У Угву мелькнуло подозрение, он вспомнил, как после прошлого Матушкиного приезда на задний двор забежала черная кошка. И пакетик был черный, точь-в-точь как та самая кошка.
— Что это, Матушка? Что это вы подсыпали Хозяину в суп? — спросил Угву.
— Это приправа из Аббы. — Матушка улыбнулась. — Очень вкусная.
— Да, Матушка.
Может быть, и зря он подумал, что она подсыпала Хозяину в суп снадобье от дибии. Пожалуй, права была Оланна, нечего бояться черной кошки, подумаешь, соседская кошка… хотя ни у кого из соседей он не видел такой, с желто-красным огнем в глазах.
Угву больше не вспоминал ни о странной приправе, ни о кошке: пока Хозяин ужинал, он тайком налил себе из кувшина полный бокал пальмового вина, за ним другой, такое уж оно было сладкое, — и голову будто шерстью набили. Он едва держался на ногах. Из гостиной слышался нетвердый голос Хозяина: «За великое будущее Африки! За наших независимых братьев в Гамбии и за наших братьев в Замбии, вышедших из состава Родезии!» — и дружный смех. Хозяина тоже одурманило пальмовое вино. Смеялся и Угву, хоть был на кухне один и вдобавок не понимал, над чем смеются. В конце концов он уснул прямо на табуретке, уронив голову на стол, провонявший вяленой рыбой.
Угву проснулся с затекшими руками-ногами, во рту было кисло, голова трещала, солнце било в глаза, а голос Хозяина, ругавшего утренние газеты, резал уши. Каждый звук болью отдавался в голове.