Наталия Костина - Только ты
Вы не скучали без меня, мои дорогие? Наверняка скучали! Не томитесь понапрасну, не лейте слезы – я вернулся, я снова с вами! Как легко оказалось вас обмануть! Однако из всего нужно извлекать уроки, и вы многому меня научили. Теперь я буду хитрее и осмотрительнее. Я не дам чувствам захватить себя. Хотя так трудно удержаться и отказать себе в этом маленьком, пускай и не совсем невинном удовольствии. Вы все тоже не святые и любите доставлять себе всевозможные радости жизни, так отчего же мне быть исключением? Сидя в вашем вонючем узилище, бок о бок со всякими отбросами общества, я мечтал о дне, когда покину его, и вот этот день настал. Я вышел, и я ничего не потерял и остался победителем. Теперь я отпраздную свой триумф. Отпраздную так, как мне хочется. Как же трудно сдерживаться, особенно когда на свете существуют вещи, доставляющие ни с чем не сравнимое блаженство. Эйфорию. Чувство полета. И еще – я изголодался. Многого я не попрошу: я просто не буду отказывать себе в небольшом наслаждении. Совсем небольшом. И я очень надеюсь, что вы мне больше не помешаете. Вы играете в свои игры, а я – в свои. По моим собственным правилам, которые мало чем отличаются от ваших. Тем более странно, что вас они почему-то так возмущают. И вы вводите на поле нашей игры все новых и новых игроков – и лишь я продолжаю играть в одиночестве! Это нельзя назвать честным. Кроме того, смею дать вам совет: пораскиньте наконец мозгами, господа! Стоит ли суетиться из-за пары сломанных игрушек, которым даже в рыночный день грош цена? Уразумейте в конце концов, что эти дешевые потаскушки, из-за которых вы лишились сна и покоя, рождаются тысячами каждый день! Так стоят ли они вообще ваших титанических усилий? Десятки, сотни тысяч, миллионы бесполезных, никчемных, не годных ни на что большее, кроме как доставлять минутное удовольствие, созданий бродят без всякой иной цели по этой перенаселенной планете. Будь моя воля, я истреблял бы их не по одной, а сколько бы смог – каждый день, каждую минуту. Но тогда мое высшее наслаждение станет просто работой. Тупой, рутинной, утомительной службой, не оставляющей времени на отдых.
И последнее: возможно, когда-нибудь вы поймаете меня, мои тупоголовые коллеги. Но вы получите свое маленькое удовлетворение всего один раз – а вот я получаю его каждый день. Когда я не выхожу из дома, я рассматриваю снимки своих белокурых девочек – о, у меня, как у каждого уважающего себя свободного художника, уже образовалась целая галерея этих порочных созданий. И каждый новый портрет добавляет свой штрих в общее полотно. Картина мира, нарисованная этими красками, становится все совершеннее и совершеннее. Возможно, когда она покажется мне законченной, я прекращу свой тяжелый труд. Но не советую вам сегодня на это надеяться. Засим остаюсь, ваш покорный (или непокорный, нужное подчеркнуть) слуга.
P. S. Я не прощаюсь.
– Человек в своем уме не станет писать такие письма, – Лысенко отодвинул от себя листок с таким видом, будто тот был пропитан ядом.
– Думаешь, мы не показывали этот бред психиатру? – мрачно спросила Сорокина. – И Зозулю возили на освидетельствование. Его признали полностью вменяемым, если ты помнишь.
– Нельзя было его отпускать! – Нахапетов покачал головой и бросил осуждающий взгляд в сторону Сорокиной. – Это было огромной ошибкой! Не понимаю, Маргарита Павловна, почему я с вами согласился и пошел, так сказать, у вас на поводу. Просто затмение какое-то нашло! Вы умеете настоять на своем! И каков теперь результат? Я лично ожидал чего-то такого… Но вы! Вы с пеной у рта настаивали на невиновности этого типа – и получили свое! Однако теперь я, так сказать, умываю руки. И пишу рапорт наверх. Так что расхлебывать эту кашу придется именно вам!
Маргарите Сорокиной не понравилось, что ответственность сейчас перекладывали на нее одну. Как не понравилось и то, что на злосчастного Зозулю, который на роль маньяка подходил так же, как и на амплуа прима-балерины, попытались повесить разом всех собак – как подходящих, так и вовсе не имеющих к душителю никакого отношения. Словом, система снова показывала себя во всей красе.
– Мы не могли ему ничего вменить, кроме служебного несоответствия, – отрезала она. – Зозуля – не убийца. Отпечатки не совпадают, сперма не совпадает, на половину случаев убийств у него вообще железное алиби! И что в результате у нас против этого Зозули осталось? Только то, что микрочастицы с трупа идентичны наложениям с брезента, да букет, который я нашла. И ничего больше. Ни-че-го! Да, история с трупом, который они с этим идиотом, как его… Костюченко, перевезли в другой район, разумеется, вопиющая. Но это еще не доказывает, что именно Зозуля тот, кого мы ищем. Костюченко же подтвердил его показания?
– Неизвестно, чем он припугнул этого Костюченко! Кроме того, Зозуля вполне мог убить Лапченко, а через какое-то время остановить машину и пойти посмотреть. Серийников часто тянет вернуться на место преступления, – Нахапетов вздохнул.
Вздорная баба, с которой ему пришлось здесь работать, изрядно действовала ему на нервы. И вот что получилось из-за ее необдуманных действий: история, которая вроде бы завершилась успешной поимкой преступника, разворачивалась снова. Однако неизвестно, что их ждет теперь, когда преступник вооружен опытом. Еще поганее, что, кроме всего прочего, он оказался одним из своих! А это не просто плохо – это очень плохо. Значит, у него имеются знания о системе. Более того: доступ к базам данных, оружию, аппаратуре… Мало ли к чему еще он имеет допуск – этот прикидывающийся простачком опасный извращенец, убийца! Да, непонятно, что вообще может быть хуже… А он теперь еще и разгуливает на свободе, упиваясь чувством собственной безнаказанности!
– Где этот Зозуля сейчас? – спросил он, хотя ответ был известен ему заранее.
– Дома нет, с работы уволился, – нехотя доложила Сорокина.
– Вот-вот, – заметил Нахапетов. – Не успел выйти, как ударился в бега. И это только доказывает его вину, и никак не наоборот! Теперь нужно объявлять его в розыск.
– Уже делается, – быстро сказал Банников.
Как руководитель группы, он хорошо понимал, что Ритка в вопросе с Зозулей, конечно же, была права. Нельзя держать в камере человека, который совершил некрасивое, но всего лишь должностное преступление. Тем более, если верить проведенным ими многочисленным экспертизам, Зозуля никого не убивал. А бросать в тюрьму людей только потому, что они оказались не в том месте и не в то время, – никаких камер не хватит. Кроме того, всем им, сидящим в этой комнате, прекрасно известно: история серийных преступлений полна страшных следовательских ошибок.
