Лесли Дэниелc - Уборка в доме Набокова
— Давай так.
Я открыла обе дверцы машины, залезла внутрь, оставив ему водительское сиденье. Он поколебался, но не устоял перед искушением сесть за руль.
С тех пор как мы в последний раз вместе сидели в машине, прошла целая вечность. Разумеется, он считал, что водитель из меня хуже некуда. Как большинство мужчин, он был убежден, что водит машину лучше всех на свете. Просто скопище шизофреников: каждый считает себя Иисусом Христом, не могут они все быть правы.
Джон положил руки на руль — по диагонали, по всем правилам.
— Мой адвокат, скареда, повел меня на ланч в «Лоро». — Он окинул взглядом лужайку, будто ожидал увидеть там следы от тракторных гусениц. — Сказал, что они почему-то отказались делать доставку к нему в офис.
Скорее всего, то было моих рук дело. Вернее, хотелось надеяться.
— Он посоветовал мне принять твои условия. — Последнее слово он выплюнул как ругательство.
Понятия не имею, как судья Тигартен объяснила Джонову адвокату сложившуюся ситуацию, но результат был налицо. Все-таки стыд — великий двигатель прогресса.
Я вытащила из сумочки документы, положила на колени:
— Давай писать соглашение. С любовью у нас не вышло. Ну и ладно. У нас отличные дети, и жизнь продолжается.
Веки Джона затрепетали.
— Мы с Айрин собираемся пожениться, — сообщил он без всякой преамбулы. — Дети пока не знают.
— Поздравляю, — сказала я. И, не давая ему передышки, потребовала отдать мне собаку. Указала, что в моем жилище от Матильды меньше вреда, я же работаю на дому.
— Я подумаю, — сказал Джон и погладил свои великолепные волосы — будто хотел убедиться, что хоть их у него не отобрали.
— Ты собираешься жениться, а я собираюсь… сменить работу. — Я действительно собиралась. Даже если Принстон не раскошелится, с секс-индустрией покончено навеки. — Жизнь продолжается. — Я достала из бардачка ручку. — Детям нужны и мать, и отец. Оба. Какие тебе отдать дни?
— Рождество. — Голос звучал воинственно.
— Хорошо. — Я записала.
— Пасху. — Все тот же «мистер настойчивость».
Впервые слышу, что Джон религиозен.
— Хорошо.
— День отца.
— Без разговоров.
Нужен ему этот идиотский праздник — и ради бога.
— Мой день рождения.
Чтобы не остаться без подарков?
— Согласна.
Я записала. Подождала.
— Все?
— Да. — Джон, видимо, прикидывал, много ли потеряет, лишившись остальных трехсот шестидесяти одного дня родительских забот. — Я хочу, чтобы Сэм поехал в летний хоккейный лагерь.
Я старательно подобрала слова:
— Мне кажется, спорт не вызывает у Сэма энтузиазма.
— Он просто ленится.
Старая песня.
— По-моему, если кто и будет чемпионом, так это Дарси.
Он поразмыслил.
— Они останутся у меня до конца учебного года.
Еще две недели. В этот момент я могла с ним сквитаться — и мы оба это знали. Но я не стала. Ведь не в каникулах была для меня прелесть материнства. А в том, чтобы решать, что приготовить на завтрак, в неспешных летних утренних часах, в удивительных вопросах перед сном. И этого мне нужно было как можно больше.
— Можешь приезжать к ним, когда захочешь, ты это знаешь. К собаке тоже. Я стен не строю.
Я протянула Джону ручку — подписать.
Он посмотрел на меня, на лице вопрос. Видимо, гадал — как гадал уже не раз, — почему выбрал именно меня для продолжения рода. Взял у меня ручку, поставил подпись и вылез из моей машины.
Университеты
На полпути до дома я остановилась и позвонила Марджи.
Она взяла трубку после первого гудка, будто ждала моего звонка.
— Эти ученые мужи еще хуже издателей, — пожаловалась она, не дав мне и слова сказать. — Скареды, и у них чертова пропасть бюрократов, от которых зависит решение. В каждом действии должны давать отчет Богу и еще выше — опекунскому совету.
— Марджи, я вернула детей.
Я рассказала про суд, умолчав о судье — Даме с Сумкой; рассказала о соглашении с Джоном.
— Я знала, что ты своего добьешься, Барб, — сказала Марджи хрипло, можно подумать, она удерживала слезы. Звякнули кубики льда — обычный фоновый звук домашней жизни Марджи. — Хорошие времена. Грядут хорошие времена.
Похоже, у нее перехватило дыхание. Потом она взяла себя в руки:
— Университет Пенсильвании предложил четыреста долларов. Йель и Гарвард по штуке. (Так звучит тысяча на агентском языке.) Принстон обошел всех — две с половиной.
— На аукцион не похоже, — заметила я.
— Его и не было, — призналась Марджи. — Было просто обсуждение.
Я знала: больше она мне ничего не скажет.
— А что Вайнделл? — поинтересовалась я.
— Завкафедрой пригрозил судебным преследованием, но я напомнила о существовании опросников, подписанных членами их гребной сборной, которая только что выиграла первенство университетов, а также о том, что заведение посещали сотрудники университета, в том числе и его собственной кафедры.
— Так Вайнделл что-нибудь предложил? — спросила я. (Ну и нахалка!)
— Да, но я отказала. Слишком уж они близко, — пояснила Марджи.
— Тогда вперед! — сказала я и нажала на гудок.
Дома меня настиг телефонный звонок, от которого я столько пряталась.
— Это начальник полиции Винченцо.
— Барбара Барретт, слушаю, — сказала я и молча стала ждать, когда начнется вся эта тягомотина. Проявилась моя пассивная агрессия, мое внутреннее «я», пропитанное ненавистью к полицейским.
Он заговорил — я ждала обвинений, разноса за то, как я нехорошо поступила, и подробностей, во что мне это обойдется. Но начальник полиции Винченцо всего лишь хотел взять напрокат мою развалюху. Он участвует в работе школьной автомеханической мастерской, и им там нужно перебрать коробку передач.
— Вашей каюк, — проговорил он жизнерадостно. — Я завел машину, ключ-то вы оставили в пепельнице, но передачу включить не смог. Может, мальчишки ее и не починят, но хуже точно не сделают.
— Так вы мне ее вернете?
— Разумеется. Максимум через три дня.
Странный городок — что верно, то верно; но он начинал мне нравится.
Приехал Грег, привез ужин. Все аккуратно упаковано, обернуто вощеной бумагой, перевязано бечевкой — узлы хоть на выставку. Полагаю, потрудилась одна из его соседок.
— И как все прошло с Джоном? — осведомился Грег.
— На мой взгляд, неплохо. За ним остаются Рождество, Пасха и День отца.
— И все? — Грег развернул кусок пирога с клубникой и ревенем, он даже не помялся.
— Практически. Хэллоуин, День независимости и все остальное мне и самой пригодятся.
Овощи, поджаренные на гриле и завернутые в тонкую лепешку, оказались хороши.
— Собаку я тоже отсудила. — Я чмокнула Грега липкими губами. — Ты думаешь о том же, о чем и я?
— Угостим Рекса?
— Нет. Вернее, да; я думаю о щенках.
Грег откусил пирога, чтобы не отвечать.
Прощай, дом свиданий
За неделю до начала школьных каникул я заказала пять самосвалов гравия — подправить изрытый подъезд к охотничьему домику. Это был мой прощальный подарок Бабуле Брюс.
Приехала взглянуть в последний раз, окончательно прибраться. Развела огонь, чтобы было повеселее. Я решила оставить Бабуле Брюс и охотникам все: мебель, постельное белье, даже секс-игрушки.
В корзине лежала гора чистого белья, я принялась его складывать. На самом дне обнаружились Брюки. Сложенное белье я убрала в шкаф. Потом бросила Брюки в камин и держала на углях, пока не задымились. Когда Брюки рассыпались в пепел, я разбила кочергой оставшиеся головешки.
Закрыла ставни, приколотила на входную дверь прежний лист фанеры. Сняла вывеску. Все мои клиентки уже давно были в курсе — слухи в Онкведо распространяются быстро.
Еще почта
Однажды утром Билл привез мне конверт из Принстонского университета. Деньги по чеку я получила без труда.
Я передала их в местный фонд «Накорми ребенка», оставила себе только на то, чтобы купить джинсы за двести долларов (ну ладно, на распродаже они стоили сорок). Их, можно подумать, на меня шили.
Позвонила начальнице Вайнделлского архива и сказала, что хочу передать им рукопись в дар. Она «чрезвычайно заинтересовалась» и спросила, собираюсь ли я создавать для этого фонд.
Нет.
Мистеру Дейчу-младшему я презентовала шесть шаблонов писем. Похоже, наши беседы приоткрыли щелку в его необщительности, потому что, когда я объясняла, для чего нужен какой шаблон, он даже ненадолго взглянул мне в глаза. Может, он уже готов к самостоятельному общению со своими клиентами. Я пообещала, что каждый год буду помогать чистить вишни от косточек, если спрос на вишневое мороженое не упадет.
Дописала для Марджи «амишевский» любовный роман. Ей понравилась сцена, где герой на пике наслаждения — названном «вершиной» — кричит: «Выходи за меня!» Марджи считала, что роман придется по вкусу женской аудитории. Рынок любовной литературы казался бездонным, так что я написала еще роман, потом еще. Пустила в ход все бейсбольные словечки, какие выучила. Писать о спорте и о сексе — почти одно и то же. Кто знает, может, это и есть мое призвание. Мама пришла в ужас от того, что я целыми днями пишу.
