Франсиско Эррера Луке - Луна доктора Фауста
И тотчас припомнилась ему незнакомка из Коро. «Лицом и повадкой она чем-то похожа на Каталину… Кому она принадлежит? Где скрывается при свете дня? Где прячет ее хозяин? Епископ, наверно, сможет ответить мне».
– Высокая красивая женщина в нарядном белом платье? – озабоченно переспросил Бастидас. – И вы встретили ее на рассвете у истока реки? И она обернулась к вам и поманила за собой? А потом пошла в чащу леса?.. Нет, Вильегас не солгал вам. Все, что он сказал, – чистая правда. Это не женщина, а дьяволица, принявшая женское обличье. А платье ее – не платье, а погребальный саван. Многие, подобно вам, видели ее, а потом жестоко поплатились за это. Негоже вам гоняться по ночам за незнакомками. Если вас одолевают дурные страсти, прибегните к таинству исповеди.
– Сударь, – сказал внезапно вошедший Диего де Монтес. – В порту ошвартовался корабль. Вам прислали вот эту записку.
«Милый друг Филипп, – прочел Гуттен, – только что прибыли. Тороплюсь к тебе. Любящий тебя Варфоломей Вельзер».
– Он в Венесуэле? Каким ветром могло занести мальчугана в Коро? Ему едва ли исполнилось девятнадцать. Как решился отправить его отец в этот дикий край? А-а, наверно, он выхлопотал для сына должность губернатора. Не везет тебе, Филипп. Вечно будешь вторым. Ах, да что за чушь я мелю! – воскликнул он, словно внезапно очнулся. – Как мог я хоть минуту претендовать на должность, занять которую младший Вельзер имеет все права?! Не его ли отец – полновластный владыка Венесуэлы? Разве не коронуют государей в тринадцать лет? В этом возрасте стал править принц Филипп. Но Вельзеру-младшему не позавидуешь: совладать со здешним народом весьма непросто. Править от его имени буду я. Меня знают и уважают, и я добьюсь, чтобы Варфоломею повиновались. Так поступал кардинал Сиснерос для блага нашего императора Карла, а ведь ему было всего девятнадцать лет, когда он приехал в Испанию. Я стану тенью губернатора Варфоломея Вельзера!
Не прошло и часа, как отпрыск могущественного банкира – румяный, безбородый, с голубыми глазами, светившимися приветливо и благодушно, – уже обнимал Гуттена.
Вид у него и вправду был совсем еще детский, и Филипп по-братски расцеловался с ним. Потом юноша вручил ему письмо от отца – старшего Вельзера, в котором тот просил оберегать Варфоломея. Одно из писем было от Даниэля Штевара: «Со времени приезда Гольденфингена, поведавшего нам, какие испытания выпали на долю экспедиции, слава доктора Фауста, которого уже год как нет с нами, прогремела на всю империю».
– Да-да, это чистая правда! – подтвердил Варфоломей. – Фауст ныне знаменит и в Германии, и за ее пределами, благодаря тому что безошибочно предсказал твою судьбу. Однако мы с отцом не поверили и оказались правы: ведь ты стоишь передо мной живой и здоровый. Ну, я готов двинуться на поиски Дома Солнца.
В тот же день глашатай ходил по улицам Коро, выкрикивая:
– По приказу его преосвященства дона Родриго де Бастидаса, епископа города Коро и губернатора нашей провинции, всем мужчинам испанского происхождения, а также вождям племени какетио надлежит прибыть в пять часов пополудни к церкви, где жителям славного города Коро будет сообщено имя нового губернатора!
В назначенный час епископ в торжественном облачении, сопровождаемый четырьмя алебардщиками, пройдя через раздавшуюся толпу, взошел на амвон.
– По праву, дарованному мне аудиенсией Санто-Доминго, я назначаю капитан-генералом и губернатором Венесуэлы дона Филиппа фон Гуттена. Господь да благословит его!
Негодующие крики потонули в восторженном реве. Варфоломей крепко обнял Филиппа.
– Отец до смерти обрадуется твоему назначению, брат мой, – сказал он.
– Надо известить Лопе де Монтальво, – сказал Гуттен Геваре. – Возьмите троих солдат и отправляйтесь в Баркисимето. Передайте, что скоро я тронусь в путь с сотней кавалеристов и отрядом пехоты.
22. ГОСУДАРСТВЕННАЯ НЕОБХОДИМОСТЬ
В январе 1541 года отряд выступил в Баркисимето.
– Коро совсем обезлюдел, – горделиво сказал Филипп. – У нас теперь настоящее войско: двести кавалеристов (если считать и тех, что остались с Монтальво) и двадцать аркебузиров – грозная сила в здешних краях. Мы завоюем Эльдорадо и привезем столько золота, что рядом с нами твой отец покажется нищим. Заботит меня лишь, что Коро остался без защиты.
Через пять недель они прибыли на место, и здесь, к несказанному своему удивлению, убедились, что отряд Лопе исчез, а в лагере осталось только десять человек, в числе которых были Хуан Кинкосес, Диего де Монтес, падре Тудела и Хуан Гевара.
– Что происходит? Где солдаты? Ушли на разведку?
– О, если бы! – печально ответил капеллан. – Лопе де Монтальво, прослышав о вашем назначении и о прибытии юного Вельзера, впал в такое неистовство, что сорвал с себя шляпу, швырнул ее оземь и закричал: «Я не потерплю этого! Филипп фон Гуттен приносит нам только несчастья: величайший астролог мира предрек ему крушение всех надежд и гибель! Недаром же наш лекарь Перес де ла Муэла отказался принять участие в новом походе! Пойдемте в Санта-Марту, тамошний наместник – родня мне, он примет нас так, как мы того заслуживаем!» Ну а потом он вылил целый ушат помоев на всех немцев, и на вашу милость в особенности. Одни стали кричать «Смерть германцам!», другие – «Долой Вельзера! Не пристало природным кастильцам сносить чужеземный гнет!». И вот по приказу Монтальво девяносто конных и десяток пеших покинули лагерь и двинулись в Санта-Марту. Должно отметить доблесть Кинкосеса, который, рискуя погибнуть от руки Монтальво, защищал вас. Так же вели себя и Диего де Монтес и все, кто остался вам верен. Все они не поддались стихии мятежа, а это дорогого стоит в стране коварства и измен.
Филипп кусал губы, слушая эти путаные речи. Одна мысль сверлила его: «Возможно ли с сотней кавалеристов завоевать Эльдорадо? Кто ответит на этот вопрос? Господь бог. Да еще доктор Фауст, но, наверно, уж и косточки его сгнили».
– Мне надобно кое-что сказать вашей милости, – сказал ему Диего де Монтес.
– С радостью выслушаю вас. Говорите, – любезно отвечал Филипп, но уже первые слова заставили его насторожиться.
– Говорят, дон Филипп, вы – неустрашимый воин и доблестный боец, хотя осмотрительны и благоразумны… Но никто никогда не видел, чтобы вы путались с женщинами…
– Верно. Никто и никогда. Ну и что ж с того?
– Да дело-то в том, что у нас в Испании – не знаю, как в других странах, – вошедший в возраст мужчина без женщины обходиться не может.
– К чему вы клоните, дон Диего?
– Вы уж простите меня, ваша милость, но я все же скажу: вы ведь не первый год живете среди испанцев, а у нас мужская сила считается первейшей добродетелью. Тот, кто сторонится женщин, невольно навлекает на себя подозрения.
Гуттен вскочил как ужаленный.
– Из-за того, что я не желаю блудить со вшивыми индеанками, вы сомневаетесь в моей мужественности?
– Нет, ваша милость. И я, и те десятеро, что остались вам верны, вполне в ней уверены.
– Ну так в чем же дело?
– Кое-кто вовсе не считает вас мужчиной.
– Кто? Назовите имя этого негодяя!
– Лопе де Монтальво.
«Франц-Франсина, – подумал Филипп. – Так я и знал! Если Франц, прикинувшись женщиной, обманул Лопе, могут ли быть сомнения в том, что хозяин под стать слуге? Вот отчего Лопе питал ко мне беспричинную ненависть, которую я старался не замечать».
– Как только вы уехали в Коро, капитан Лопе стал твердить, что давнишние, еще севильские его подозрения подтвердились, – стараясь выражаться поприличней, продолжал Диего, – однако поначалу никто ему не верил. Но если вы и впредь будете хранить свое целомудрие столь же ревностно, при первом же столкновении ваши недоброжелатели вновь пустят в ход сплетню.
– Выслушайте меня, дон Диего, и я надеюсь, мои слова покончат с этим недоразумением. – И Филипп поведал о том, как баварский крестьянин Франц Вейгер, переодевшись женщиной, склонил ко греху неустрашимого кастильца.
– Сознаете ли вы, ваша милость, как обманчива внешность? Иной раз приходится больше заботиться о видимости, чем о сути. Желаете добрый совет? Позабудьте свою сдержанность – блудодействуйте напропалую! Человеку молодому и здоровому это сам бог велел. Попробуйте, каковы на вкус эти индеанки, что в таком изобилии вьются возле нашего лагеря. По красоте они не уступят андалусийкам, а пылу их позавидуют даже мавританки. Не чурайтесь их, ваша милость! Блудите вволю, а падре Тудела отпустит вам ваши грехи, приняв во внимание, что блуд ваш – не прихоть, но государственная необходимость.
От беседы с Монтесом в душе Филиппа остался горький осадок.
«Нет, – думал он, – разумеется, эти хорошенькие дикарки вовсе не внушают мне отвращения – у них такие длинные стройные шеи и груди как маленькие дыни. Какое там отвращение – напротив, меня влечет к ним. Но я хотел служить примером добродетели моим солдатам, уподобившись нашему государю, который в отличие от распутного Франциска так благоразумен и сдержан. Как разговорился-то Диего!.. Однако жара сегодня несносная, – размышлял он, обливаясь потом. – Костер не отгоняет москитов, зато я если не изжарюсь заживо, то уж, наверно, прокопчусь…»
