Фрэнк Харди - Власть без славы. Книга 1
Флемингтон был штаб-квартирой привилегированного Скакового клуба, который по традиции пользовался ипподромом за символическую плату — два зерна перца в год. Любители конного спорта колебались, не зная, кому отдать предпочтение. С одной стороны — Джон Уэст, который открыто наживался на бегах и скачках, с другой — Скаковой клуб, преследовавший якобы чисто спортивные цели; однако люди, которые там хозяйничали, составили себе состояние либо игрой на скачках, либо коннозаводством. Члены правления клуба, как и Джон Уэст, жаждали денег и власти и, так же как он, были застрахованы от нескромных вопросов собственных служащих.
Премьер Бонд наотрез отказался от предложения Джона Уэста, заявив, что его вполне устраивает Скаковой клуб штата Виктория.
Джон Уэст всеми средствами боролся против законопроекта и в парламенте и вне его, однако без особого успеха. И вдруг, когда дебаты уже подходили к концу, его осенила блестящая идея.
Он вызвал к себе Боба Скотта, Фрэнка Лэмменса, Ренфри и Дэвида Гарсайда. Теперь адвокат уже не решился бы предложить Джону Уэсту прийти к нему в контору.
Все собрались в новом помещении, которое Джон Уэст недавно снял под контору для своих многочисленных спортивных предприятий. Помещение было небольшое, скудно обставленное: стойка, несколько стульев вокруг стола, на стенах — обычные спортивные фотоснимки.
— Ну-с, джентльмены, — весело приветствовал их Джон Уэст, — как продвигаются дебаты?
— Неважно, — ответил Гарсайд. Знаменитый адвокат явно старел: он утратил былую живость, и его борода, волосы и брови поседели. — В лучшем случае нам удастся путем обструкции задержать принятие закона до весенних состязаний. Ведь вы этого и хотите?
— А вы что скажете, Боб?
— Боюсь, что Дэйви прав. Но я надеюсь, что вам не очень сократят число состязаний на ваших ипподромах.
— Вот, вот. Это самое главное. Затягивайте дебаты до весны. И добейтесь для меня не меньше шестидесяти состязаний в год. Но должен вам сказать, что у меня есть идея: мне кажется, мы можем провалить законов проект.
— Да что вы, Джек? Каким образом? — оживился Боб. Дэвид Гарсайд погладил седую бороду и искоса взглянул на Джона Уэста, словно спрашивая; «Ну, что ты еще надумал?»
— Новый закон — на руку Скаковому клубу и во вред мне. Так. Теперь, допустим, мы внесем такие поправки, что он станет помехой для Скакового клуба. Тогда клуб заставит Бонда и Гиббона отклонить его. Верно?
— Верно, Джек! — подтвердил Боб.
— Завтра же один из вас перекинется к святошам и внесет предложение — запретить азартную игру повсюду, включая и Флемингтонский ипподром.
— Вы просто гений, Джек! — воскликнул Боб Скотт, никогда не упускавший случая польстить своему покровителю.
— А ведь это может выйти, — сказал Гарсайд.
— Конечно может. Вы только подумайте! — с увлечением продолжал Джон Уэст. — Насколько мне известно, законопроект для Бонда и Гиббона составлял Суинтон. Он прикидывается святошей чистой воды, а на самом деле он член правления Скакового клуба. Как только вы внесете поправку, клуб перестанет поддерживать законопроект — и его провалят. Консерваторы не пойдут на то, чтобы запретить богачам играть на легальных ипподромах.
— Ну еще бы! — подхватил Скотт. — И вот что я придумал: мы внесем поправку, запрещающую публиковать условия пари до или после состязаний. Тогда и Сол Соломонс и все букмекеры Скакового клуба будут против. Наша возьмет!
— Ух ты! — возликовал Ренфри. — Того и гляди, Джоггинс перейдет к нам!
— Я могу подготовить поправку, — вызвался Гарсайд.
— Нет, нет. Этим займется Эштон. Так будет лучше. К вам могут отнестись с подозрением. И так уже много сплетен ходит.
— Пожалуйста, как вам угодно.
— Эштон скоро должен быть здесь. Я его жду.
— В таком случае разрешите мне удалиться. Он меня не любит, и я плачу ему тем же. Наглость какая! Назвать меня публично, на заседании парламента, предателем только за то, что я баллотировался по списку лейбористов, а потом перешел к либералам. Да я с самого начала именно этого и хотел.
Джона Уэста не интересовали политические взгляды его ставленников, лишь бы они выполняли то, что от них требовалось. Он был доволен и Эштоном и Гарсайдом. Оба они отлично боролись против законопроекта об азартных играх. Чего же ему еще!
Он не стал задерживать Гарсайда.
— Как хотите, только сегодня на заседании парламента не забудьте переменить тактику.
— Будьте покойны, не забуду.
Когда Гарсайд ушел, Ренфри спросил Джона Уэста:
— Много сплетен собрал про Гиббона и Суинтона?
— Хватит. Гиббона я прижму, Я узнал, что он работает на пару с одним крупным букмекером, а еще он совладелец заведений мадам Брюссельс. Это факт! Теперь я ему покажу! Попляшет он у меня! Барни все это написал до своего отъезда. Думаю дать в «Истину». Джон Нортон зол на святош. Он напечатает.
— Ну, а про Суинтона?
— Про него ничего такого не знаю. Только вот рабочим оплату снизил, когда строили плотину. А вот про Бонда — сколько угодно. Он как-то раз забыл свой жезл спикера в одном из домов мадам Брюссельс. Но я пока что его не трогаю. Посмотрим, что он ответит нашей делегации о числе состязаний.
— Против Суинтона и я ничего не выкопал, — со вздохом сказал Ренфри. — Не курит, не пьет. Небось, на собственную жену — и то не глядит.
Между тем Фрэнк Эштон уже подходил к конторе Уэста. Широкий лоб Фрэнка был нахмурен. Джон Уэст звонил ему дважды: вчера он сказал, что поставит за него на верную лошадку; на какую, не может сообщить по телефону, потому что агенты Джоггинса подслушивают его телефонные разговоры. Интересно — взяла она скачку? И сколько он поставил? Придется поверить ему на слово.
А сегодня утром Джон Уэст опять звонил и просил прийти к нему в контору по важному делу. Ну что ж, послушаем, какое такое важное дело, но сдается мне, что мистер Уэст и мистер Эштон скоро разойдутся в разные стороны. Помочь ему провалить законопроект — это еще куда ни шло, но…
— Вы хотели видеть меня, мистер Уэст? — спросил он, усаживаясь на стул, на котором только что сидел Гарсайд.
— Да. Как, по-вашему, закон пройдет?
— Судя по всему, он будет принят и утвержден без существенных поправок.
— А если будет предложена поправка о запрещении игры даже в Флемингтоне?
— Думаю, кое-кто из министров пойдет на это. Суинтону и другим нельзя будет возражать, потому что выступали они очень резко. Трудно сказать наперед. О такой поправке я не подумал. Впрочем, сомневаюсь, чтобы это помогло. Бонд — человек неглупый. Поставит поправку на голосование, и ее провалят.
— А может, Бонд ее поддержит, — вставил Скотт.
— Вот вы подготовили бы поправку и сегодня же внесли предложение, — сказал Джон Уэст. — Если в законопроекте будет предусмотрено запрещение всех видов азарта, то мы должны поддерживать его, а не проваливать.
Эштон смущенно топтался на месте и, видимо, хотел как можно скорее выбраться из конторы Уэста.
— Хорошо, мистер Уэст, я внесу предложение о поправке, как только откроется заседание палаты, — сказал он и направился к двери.
— Кстати, мистер Эштон, я чуть было не забыл. Принц Чарлз выиграл. Я не мог назвать имя лошади по телефону. В последнем заезде. Выдача — семь к одному. Я поставил за вас десять монет. Получайте семьдесят фунтов. — Джон Уэст протянул Эштону конверт. Тот помялся немного, однако деньги взял.
— Весьма благодарен, — проговорил Фрэнк Эштон и торопливо вышел. Лицо его пылало от стыда.
Фрэнк Эштон отлично понимал, что деньги, врученные ему Джоном Уэстом, — просто замаскированная взятка. Это уже совсем не то, что позволить владельцу тайного тотализатора взять на себя расходы по предвыборной кампании. Чем это кончится? К лицу ли такое поведение политическому деятелю, который только что объездил весь штат вместе с Томом Манном, публично прославляя социализм и клеймя язвы капитализма во всех городах и селениях?
Полученные от Уэста семьдесят фунтов пойдут на оплату самых неотложных долгов. Когда-то он обходился весьма скромными средствами; но после избрания как-то так получалось, что оклада члена парламента не хватало на жизнь. Вскоре после своего первого успеха на политическом поприще он женился, и теперь у него уже было двое ребятишек. Он пристрастился к игре, любил выпить с приятелями, пообедать в дорогом ресторане. Но не это было главной причиной плачевного состояния его финансов.
Фрэнк Эштон не умел отказывать, когда к нему обращались за помощью. Любого члена парламента находящиеся в его избирательном округе спортивные и благотворительные общества осаждают просьбами о покровительстве — вежливый способ добиваться пожертвований. Фрэнк Эштон неизменно отзывался на такие просьбы. Не отказывал он и все растущей армии безработных; он очень скоро приобрел славу человека, у которого всегда можно «перехватить на обед». Не все, кто останавливал Фрэнка на улице, в самом деле нуждались; были и просто мошенники, которые злоупотребляли его щедростью.
