Дмитрий Липскеров - Сорок лет Чанчжоэ
Франсуаз Коти положила письмо на стол и уселась в кресло. Прерывая драматическую паузу, она спросила:
– Вы хоть знаете, что куры улетели?
– Нет… Что значит улетели?
– Народ не смог смириться с перьевыми придатками и решил извести весь куриный род. А они, спасаясь бегством, улетели. Сейчас в городе не осталось ни одной курицы! Слышите, какая тишина!
Генрих Иванович с подавленным видом сидел на стуле. Полотенце сползло с его бедер, обнажая мускулистый живот.
– Мне вас жаль! – искренне сказала Коти. – Так бывает, когда все наваливается разом!
– Я совершенно запутался, – обреченно вздохнул полковник. – Мне из всего этого не выбраться.
– Вы ее любили?
– Она всегда чем-то меня притягивала. За долгие годы совместной жизни я так и не понял чем… Да-да, я ее любил! – страстно произнес Генрих Иванович.
– Вы говорите так, потому что она от вас сбежала! – улыбнулась девушка. – Не уйди она от вас, вы бы ее, может быть, завтра убили от ненависти. Зарезали бы или задушили!
– Почему вы так решили? – вздрогнул Шаллер, вспоминая свою безуспешную попытку проткнуть спину Елены спицей.
– Есть в ваших глазах что-то такое… И потом, мне кажется, что вы ее вовсе не любили. Просто вас терзала мысль, что в вашей жене, возможно, есть большой талант, больший, нежели в вас. Доктор Струве прав". Это – ревность, иногда напоминающая любовь… Вы меня понимаете?
– Зачем вы пришли?
– Попрощаться.
– Вы уезжаете?
– Да. Сегодня вечером.
– Надолго?
– Скорее всего, я больше не вернусь в Чанчжоэ.
Я одна, а в мире есть столько мест, которые стоит посмотреть!
– Возможно, вы и правы… Вам действительно кажется, что я изо всего этого выпутаюсь?
– Муха не бьется в паутине вечно. Она либо выпутывается из нее, либо погибает.
– Веселенькая перспектива!
– Ну что ж, Генрих Иванович, – девушка встала из кресла и оправила платье. – Прощайте! И знайте, что вы были мне милее, чем все мужчины этого города!
Постарайтесь поскорее прийти в себя и ни о чем не жалейте! Каждая минута нова, и с каждой новой минутой в нас родится новый человек!.. Прощайте, мой милый Шаллер!
Франсуаз Коти обняла полковника, ласково провела ноготками по его обнаженному животу и поцеловала в подбородок.
– Ах, Франсуаз! – растрогался Генрих Иванович. – Вы – единственная, кто меня понимает! Не уезжайте! Прошу вас! Я люблю вас! Дорогая!..
Он крепко обнял ее за талию, прижался лицом к груди и по-детски, громко вздохнул.
– Ну вот, – с сожалением произнесла девушка. – Две минуты назад вы с пылкостью говорили, что любите сбежавшую от вас жену! А сейчас так же пылко говорите, что любите меня!
Генрих Иванович попытался было что-то ответить, но Коти встряхнула волосами и закрыла ему рот ладонью.
– Вы не любите меня. Просто вам нужно было немножко нежности, и я вам ее дала.
И не спорьте! Это так на самом деле!.. А теперь прощайте!.. Хотите, чтобы я вам написала?
– Конечно!
– Я вам напишу… И передавайте привет вашему мальчишке!
– Какому?
– Который за нами подглядывал. Помните?
Генрих Иванович с какой-то обреченностью кивнул головой и выпустил Франсуаз из объятий.
– Не грустите, – сказала девушка напоследок и ушла, унося с собой навсегда всю эротическую сладость Чанчжоэ.
– Я совсем старый, – подумал Шаллер и облизал губы. – Надо приходить в себя…" – Почему улетели куры? – думал Генрих Иванович, направляясь к китайскому бассейну. – А зачем они приходили?.. Может быть, есть вещи, над которыми не нужно думать? Что-то происходит в жизни, и вовсе не надо размышлять, почему это случилось и зачем. Пришли куры, ушли, пошел снег, дождь… Человек полюбил, человек умер… Нуждаются ли эти вещи в осмыслении?.. – Мысль сбилась и пошла по другому руслу. – Значит, Лазорихиево небо зажигалось вовсе не для меня, а для Елены. И на нее снизошло, и для Теплого засверкало! А я только свидетель!.." Полковник Шаллер стоял над бассейном и с грустью смотрел в него. Китайский бассейн был пуст. Вернее, на дне его поблескивала лужицами вода, но ее было достаточно лишь для купания каких-нибудь головастиков.
– Я же тебе говорил, мельчает бассейн, – сказал Джером, похлопывая Генриха Ивановича по боку. – Ушла водичка!
– Ты был прав. А что теперь делать?
– Господи, вот проблема! – удивился мальчик. – Будем купаться в речке!
– И то верно, – согласился Шаллер.
– Пойдем?
– Не сегодня.
– Ну, как хочешь.
Генрих Иванович сел на край бассейна, свесив в ванну ноги.
– Давай просто посидим.
– Если тебе хочется.
Джером сел рядом.
– Ты знаешь, – сказал он, – я сегодня выбросил из окна ренатовский сапог.
– Почему?
– Мне показалось, что настало время заняться чем-то другим. Можно о чем-то всегда помнить, а заниматься другими вещами.
– Может быть, ты и прав.
– К тому же и куры улетели.
– Я знаю.
– А эту новость ты не знаешь!
– Какую?
– В пятнадцати верстах от города нашли труп Теплого.
– Не может быть! – изумился Шаллер.
– Да-да! – подтвердил мальчик. – Это верно. Причем его убили. И знаешь как?..
Точно так же, как он кончил Супонина и Бибикова. Перерезали горло от уха до уха и затем выпотрошили с особым профессионализмом.
– Вот это новость!.. Кто же это сделал?
– Убийцей мог стать я. Но у меня получилось только ранить его. Одно дело – сворачивать шеи курам, а другое – вырезать у человека печень. – Джером усмехнулся. – Мне кажется, что Теплого убил самый добрый человек города…
– Кто же?
– Доктор Струве.
Генрих Иванович кивнул:
– Конечно-конечно.
– Ты что, знал об этом?
– Догадался. Доктор увез мою жену.
– Так вот кто был третьим в машине!
– Ты видел их?!
– Ага. Они взяли учителя в попутчики и, вероятно, где-то в дороге прикончили его.
– Ну и хорошо, – уверенно сказал Шаллер. – Так, наверное, и должно было случиться!..
Они некоторое время посидели молча, глядя, как булькают на дне пересыхающего бассейна пузырики.
– В городе говорят, что куры улетели не к добру.
В данной ситуации куры, как крысы, первыми сбежали с тонущего корабля.
Говорят, что с городом случится какая-то катастрофа!
– Глупость какая!
– Глупость не глупость, а люди уезжают из Чанчжоэ. Бросают все – и дома и пожитки! Боятся кары Господней!
– А кара-то за что?
– Не знаю. Так митрополит Ловохишвили говорит.. . Может быть, пойдем посмотрим, как разъезжается город?
– Ну что ж, пошли. А лучше поедем в авто…
Заводя автомобиль, Генрих Иванович в недоумении покачал головой и пробормотал себе под нос:
– Черт их разберет! То говорили, что нашествие кур – кара Господня, то их исход – наказание! Бред!..
Как пришли куры, так и ушли!.. Чего срываться с насиженных мест?! Что это на всех нашло?
Полковник нажал на газ, и машина выехала со двора.
36
– Аминь! – твердо сказал митрополит Ловохишвили и, троекратно перекрестившись, поднялся с колен.
Наместник Папы в последний раз оглядел чанчжоэйский храм изнутри и, отгоняя грусть, вышел на свежий воздух. Возле каменной ограды его поджидал груженный всякой утварью автомобиль.
– Эй! – обратился Ловохишвили к пожилому монаху. – Саженцы от синей яблони погрузили?
– Так точно, – ответил монах.
– Вот и славно, – подумал про себя митрополит. – Всяко в жизни может еще случиться, а у меня яблочки наготове!" Митрополит втиснулся на заднее сиденье и, перекрестив сквозь открытое окно храм с его окрестностями, велел шоферу трогать.
Уже выезжая за город, митрополит разглядел в веренице всяческих подвод и повозок авто губернатора Контаты. Автомобиль главы города часто тормозил, загораясь задними фонарями, стараясь не наехать на пеших эмигрантов.
– Смотри-ка! – воскликнул Ловохишвили. – И чан с собою прихватил!
И действительно, на крыше машины, к багажнику, был намертво привязан чан, в котором еще несколько дней назад варился целительный компот из синих яблок.
– Варенье будет варить в отставке!..
В свою очередь губернатор Контата наблюдал впереди себя машину г-на Персика.
Отчего-то на душе бывшего главы было радостно, несмотря на то что, по сути дела, он покидал свое детище – славный город Чанчжоэ.
Г-н Персик переключал рычаг скоростей, говоря себе, что жить нужно только в столице. И не обязательно в российской!
Г-н Туманян путешествовал с семейством Лизочки Мировой. Сама Лизочка находилась в машине вместе с ним, своим будущим мужем, и папенькой, а будущая теща Вера Дмитриевна наслаждалась отдельным автомобилем, в котором, однако, было тесновато от всяких баулов и чемоданов. Чуть впереди двигался еще один автомобиль, набитый поклонниками Лизочки, и Вера Дмитриевна не совсем понимала такое их влечение.
– Ведь девушка выходит замуж! – удивлялась она. – Прилично ли это?
Про себя Вера Дмитриевна решила, что, когда жизнь наладится вновь, она весь ее остаток посвятит игре на бирже.
