Виктор Пелевин - Священная книга оборотня
– Потому, что знать эту тайну может только ум. А уму ее скрывать все равно не от кого. Он один.
– Один?
– Да, – сказала я, – один во всех, и все из одного.
– А кто тогда эти избранные?
– Избранные – это те, кто понимает, что любой червяк, бабочка или даже травинка на краю дороги – такие же точно избранные, просто временно об этом не знают, и вести себя надо очень осмотрительно, чтобы случайно не обидеть кого-нибудь из них.
– Я так и не понял, что такое ум, – сказал он.
– А этого никто не понимает. Хотя с другой стороны, все это знают. Потому что именно ум слышит сейчас мои слова.
– Ага, – сказал он. – Понятно… То есть опять не до конца, но конца там, как я понимаю, и нет…
– Вот! – сказала я. – Всегда бы так.
– Допустим, со сверхоборотнем разобрались. А что такое Радужный Поток?
– Просто мир вокруг, – сказала я. – Видишь цвета – синий, красный, зеленый? Они появляются и исчезают в твоем уме. Это и есть Радужный Поток. Каждый из нас – сверхоборотень в Радужном Потоке.
– То есть мы уже вошли в Радужный Поток?
– И да и нет. С одной стороны, сверхоборотень с самого начала в Радужном Потоке. А с другой стороны, он никогда не сможет в него войти, потому что Радужный Поток – просто иллюзия. Но противоречие здесь только кажущееся, потому что ты и этот мир – одно и то же.
– Ага, – сказал он. – Интересно. Ну, давай дальше.
– Сверхоборотень – небесное существо. Небесное существо никогда не теряет связи с небом.
– Что это значит?
– В этом мире нет ничего кроме пыли. Но небесное существо помнит про свет, который делает пыль видимой. А бесхвостая обезьяна просто пускает пыль в глаза себе и другим. Поэтому, когда умирает небесное существо, оно становится светом. А когда умирает бесхвостая обезьяна, она становится пылью.
– Свет, пыль, – сказал он, – значит, все-таки что-то там есть! Есть какая-то личность. У тебя, например, она точно имеется, рыжая. Я это за последнее время хорошо ощутил. Скажешь, нет?
– Эта личность со всеми своими вывертами и глупостями просто пляшет как кукла в ясном свете моего ума. И чем глупее выверты этой куклы, тем яснее свет, который я узнаю вновь и вновь.
– Теперь ты сама говоришь «мой ум». А только что говорила, что он не твой.
– Так уж устроен язык. Это корень, из которого растет бесконечная человеческая глупость. И мы, оборотни, тоже ею страдаем, потому что все время говорим. Нельзя открыть рот и не ошибиться. Так что не стоит придираться к словам.
– Хорошо. Но личность, которая пляшет как кукла – это ведь ты и есть?
– Нет. Я не считаю эту личность собой, потому что я – вовсе не кукла. Я – это свет, который делает ее видимой. Но свет и кукла – просто сравнения, и к ним не следует цепляться.
– Да, рыжая, – сказал он. – Долго ж ты эти вопросы изучала… Слушай, так сколько тебе все-таки лет?
– Сколько надо, – сказала я и покраснела. – А насчет собаки и льва – не обижайся, пожалуйста. Это классическая аллегория, причем очень древняя, честное слово. Собака смотрит на палку, а лев – на того, кто ее кинул. Кстати, когда это понимаешь, становится намного легче читать нашу прессу…
– Насчет собак и львов я понял, могла бы не повторять, – ответил он с сарказмом. – А насчет прессы и без тебя знаю. Лучше скажи, куда смотрят лисы?
Я виновато улыбнулась.
– Мы, лисы, одним глазком глядим на палку, а другим на того, кто ее кидает. Потому что существа мы несильные, а хочется не только усовершенствовать душу, но и пожить немного. Вот поэтому глаза у нас чуть-чуть косые…
– Надо будет кинуть тебе пару палок, проверить, куда ты смотришь.
– Сегодня вы в ударе, поручик.
Александр почесал подбородок.
– Ну а где главный вывод? – спросил он.
– Какой?
– Ну, как все это контролировать? Чтоб пользу приносило?
– Контролировать довольно трудно, – сказала я.
– Почему?
– Замучаешься искать контролера.
– Да, так вроде и выходит, – сказал он. – Не уверен, что это мне нравится.
– А что не так?
– Радужный Поток, сверхоборотень – все хорошо. Допустим, с контролем тоже вопрос решили. Но я главного не пойму. Кто все это создает? Бог?
– Мы сами, – сказала я. – Мало того, мы и Бога создаем.
– Ну ты залепила, рыжая, – усмехнулся он. – Тебе лишь бы без Бога обойтись. Чем создаем? Хвостом, что ли?
Я так и замерла на месте.
Трудно описать эту секунду. Все догадки и прозрения последних месяцев, все мои хаотические мысли, все предчувствия – вдруг сложились в ослепительно-ясную картину истины. Я еще не понимала всех последствий своего озарения, но уже знала, что тайна теперь моя. От волнения у меня закружилась голова. Наверно, я побледнела.
– Что с тобой? – спросил он. – Тебе плохо?
– Нет, – сказала я и через силу улыбнулась. – Просто мне надо побыть одной. Прямо сейчас. Пожалуйста, не отвлекай меня. Это очень, очень важно.
*Мир устроен загадочно и непостижимо. Желая защитить лягушек от детской жестокости, взрослые говорят, что их нельзя давить, потому что пойдет дождь – и в результате все лето идут дожди из-за того, что дети давят лягушек одну за другой. А бывает и так – стараешься изо всех сил объяснить другому истину и вдруг понимаешь ее сам.
Впрочем, последнее для лис скорее правило, чем исключение. Я уже говорила – чтобы понять что-то, мы, лисы, должны кому-нибудь это объяснить. Это связано с особенностями нашего разума, который по своему назначению есть симулятор человеческих личностей, способный к мимикрии в любой культуре. Говоря проще, наша сущность в том, чтобы постоянно притворяться. Когда мы что-то объясняем другим, мы притворяемся, что сами все уже поняли. А поскольку существа мы умные, обычно приходится понять это на самом деле, как ни уворачивайся. Говорят, что серебряные волоски у нас в хвосте появляются именно по этой причине.
Когда я притворяюсь, у меня все всегда получается натурально. Поэтому я притворяюсь всегда – так выходит гораздо правдоподобнее, чем если я вдруг начну вести себя искренне. Ведь что значит вести себя искренне? Это значит непосредственно выражать в поведении свою сущность. А если моя сущность в том, чтобы притворяться, значит, единственный путь к подлинной искренности для меня лежит через притворство. Я не хочу сказать, что никогда не веду себя непосредственно. Наоборот, я изображаю непосредственность со всей искренностью, которая есть в моем сердце. В общем, слова опять подводят – я говорю об очень простой вещи, а кажется, что я фальшивое существо с двойным дном. Но это не так. Дна у меня нет совсем.
Поскольку лиса может притвориться чем угодно, она постигает высшую истину в тот момент, когда притворяется, что она ее постигла. А делать это лучше всего в беседе с менее развитой сущностью. Но, говоря с Александром, я совершенно не думала о себе. Я действительно изо всех сил старалась помочь ему. А получилось, что он помог мне. Какой удивительный, непостижимый парадокс… Но этот парадокс и есть главный закон жизни.
Я приближалась к истине постепенно:
1) наблюдая за Александром, я поняла, что волк-оборотень направляет гипнотический удар в собственное сознание. Оборотень внушает себе, что превращается в волка, и после этого действительно в него превращается;
2) во время куриной охоты я заметила, что мой хвост насылает наваждение на меня саму. Но я не понимала, что именно я себе внушаю: возможно, думала я, это своего рода обратная связь, которая делает меня лисой. Я была уже в двух шагах от истины, но все равно не видела ее;
3) во время своих объяснений я сказала Александру, что он и этот мир – одно и то же. У меня было все необходимое для окончательного прозрения. Но понадобилось, чтобы Александр вслух назвал вещи своими именами. Только тогда я постигла истину.
Я и мир – одно и то же… Что же я внушаю себе своим хвостом? Что я лиса? Нет, поняла я за одну ослепительную секунду, я внушаю себе весь этот мир!
Оставшись одна, я села в лотос и ушла в глубокое сосредоточение. Не знаю, сколько прошло времени – возможно, несколько дней. В таком состоянии нет особой разницы между днем и часом. Теперь, когда я увидела главное, стало ясно, почему я раньше не могла заметить этого уробороса (не зря ведь я постоянно повторяла это слово). Я не видела истины, потому что не видела ничего, кроме нее. Гипнотический импульс, который хвост посылал в мое сознание, и был всем миром. Точнее, я принимала этот импульс за мир.
Я всегда подозревала, что Стивен Хокинг не понимает слов «реликтовое излучение», встречающихся в его книгах на каждой второй странице. Реликтовое излучение – вовсе не радиосигнал, который можно поймать с помощью сложной и дорогой аппаратуры. Реликтовое излучение – это весь мир, который мы видим вокруг, не важно, кто мы, оборотни или люди.
Теперь, когда я поняла, как именно я создаю мир, следовало научиться хоть как-то управлять этим эффектом. Но, сколько я ни концентрировала свой дух, ничего не выходило. Я применяла все известные мне техники – от шаманических визуализаций, которые в ходу у горных варваров Тибета, до сокровенного огня микрокосмической орбиты, практикуемого приверженцами Дао. Все впустую – это было похоже на попытку сдвинуть с места гору, упершись в нее плечом.
