Одна Ж в Большом городе - Голубицкая Жанна
Я посмотрела на часы: за время моей беседы с Дурным Глазом наступил новый, 2007 год.
Январь: я знала, что ты знаешь, что я знаю…
Вернувшись домой, я поняла, что слова индейской провидицы не идут у меня из головы. Еще бы: не каждый же день пристают с советами краснокожие старушки! В конце концов я решаю наущение Дурного Глаза выполнить. А вдруг правда – камень с плеч? Да и самой интересно: наберется ли у меня тайн на целых двенадцать человек?
Начинаю с подружки: как-то проще, со школы еще дружим. Да и грешок мой перед ней – так, символический. Вечером звоню: привет-привет. Помнишь, говорю, в 10-м классе мы с тобой вместе мучились-гадали, отчего Гришко тебя так неожиданно бросил? Так вот: я тогда уже знала, что он с Катькой из параллельного гуляет, в парке их видела. А не сказала – огорчать тебя не хотела… Ближе к ночи Аня перезванивает: «Слушай, а с тобой все в порядке? Почему тебе вдруг Гришко в голову втемяшился?» «Просто так, – буркаю в ответ. – Не хочу, чтобы между нами были какие-то тайны». «Да знала я, что ты знаешь. Тоже мне – нашла что вспомнить!» – вздыхает Анька, прощаясь. Наверное, она до сих пор уверена, что я просто выпила лишнего, вот и одолела ностальгия по ушедшей юности. Меня же тем не менее первый опыт вдохновляет: а что, все живы, и вроде как-то даже полегчало.
Февраль: «неотложка» по-сестрински
Второй «жертвой» моей вынужденной откровенности становится младший брат. Напоминаю ему, как на втором курсе он завалил сессию и хотел забрать документы из вуза, подавшись в грузчики. И именно в то время ему позвонила некая девушка и томным голосом сообщила, что заметила его на лекциях и хочет познакомиться поближе. Но первой подойти стесняется – мол, пусть сам узнает ее в толпе студентов! Брат тогда недоверчиво удивлялся, но беседы поддерживал: долгими вечерами таинственная незнакомка нашептывала ему в трубку, как ей нравятся дипломированные юристы и насколько не нравятся люди без высшего образования. Скоро братец проявил истинные чудеса мужской внушаемости: перестал психовать, досдал хвосты и про карьеру грузчика забыл. Звонившую он так и не вычислил, но особо не расстроился: совсем скоро стал встречаться с однокурсницей.
И вот спустя пять лет я ему сообщаю, что та «девушка» – профессиональный психолог с моей работы! Это именно я, не пожелав числиться сестрой неуча, подговорила ее тогда провести с ним «телефонную терапию»… «Круто! – заявляет новоиспеченный адвокат. – Ну что ж, спасибо, сеструха! А то грузил бы сейчас в овощном. А чего вдруг раскололась-то?»
Март: операция без наркоза
Пока никто меня не убил и даже не перестал разговаривать. Но впереди – куда более неприятные откровения. Так уж устроена жизнь, что родителей (их я решила посчитать за одного человека, почти сорок лет вместе как-никак!) мы обманываем чаще других. В детстве и юности – из страха быть наказанными, а став взрослыми, просто из опасения их расстроить.
Отправляясь в отчий дом, чувствую себя хирургом, затеявшим операцию без наркоза. Маме мне приходится скрепя сердце сообщить, что мы с мужем не только не «занимаемся планированием» второго ребенка, но и делаем все возможное, чтобы этого не произошло. А папу – огорошить известием, что я не только давно забросила кандидатскую по филологии, но и отчислилась с концами из аспирантуры. Пока они оба хватаются за сердце, я собираюсь с духом и твердо заявляю: «Дорогие родители, если вам так хочется еще одного внука и мою ученую степень, не теряйте надежды – ибо она умирает последней! Но как честная дочь я обязана держать вас в курсе – пока ни второй ребенок, ни научная работа в мои планы не входят!»
Что интересно, слегка придя в себя, родители действительно благодарят меня за правдивость. И добавляют, что в их возрасте нет ничего хуже, чем неизвестность или неожиданность.
Апрель: я больше так не буду!
Ободренная родительской поддержкой, я решаюсь на «явку с повинной». Дело касается реального преступления. Успокаивает одно: по всем законам срок его давности давно истек. Разыскав телефон своей бывшей классной руководительницы, я сообщаю, куда двадцать лет назад подевался журнал нашего 9 «Б». Каюсь, что это именно я свистнула его тогда из учительской и утопила в пруду. Ведь по алгебре у меня в нем стояли подряд три пары, а на носу было родительское собрание. Тогда журнал так и не нашли, и постепенно дело о пропаже замяли. Клара Михайловна, как выясняется, вот уже пятнадцать лет как на пенсии, но странному звонку ничуть не удивлена. Со знакомыми до боли строгими нотками она заявляет: «Позор, Голубицкая! Никогда бы на тебя не подумала, такая тихая была девочка… Но чистосердечное признание смягчает вину. Молодец, что честно призналась. Больше так никогда не делай!»
Май: это не рога, милый…
Я призналась мужу! В те дни, когда я «задерживаюсь на работе», ссылаясь на собрания, срочные статьи и т. д., я на самом деле иду… Нет, не налево! Всего лишь в кафе или в гости к подружкам. Ну согласись: каждая женщина хотя бы раз в месяц имеет право на вечер без рутинной готовки ужина и мытья посуды?! А каждому мужчине на это время полезно уединиться с ребенком, а не с телевизором. Муж вздыхает: «Я догадывался… А почему ты вдруг решила признаться? Ты что, больше не будешь встречаться с подругами? У тебя кто-то появился? Колись!» Видя, какое направление принимают его мысли, я под шумок сознаюсь, что накануне поцарапала в пробке автомобиль. И спешу уверить благоверного, что грехов страшнее этого на мне нет: просто не желаю его больше обманывать – даже в мелочах. По сравнению с возможностью поиметь рога царапина на машине кажется супругу сущим пустяком, и он быстро успокаивается.
Второе полугодие: дошло до Гринписа
После мужа дело пошло как по маслу. Мои ежемесячные «чистосердечные» так и посыпались: начальнику, соседке, кузине и даже… участковому врачу в поликлинике. Кто-то недоумевал, кто-то отшучивался, но в целом – признаваться оказалось вовсе не таким уж страшным делом. Войдя в «признательный» раж, я осчастливила горькой истиной даже свою свекровь. Бедняжка узнала, что ее избалованный женским уходом сыночек вот уже пару лет как обучен мной не только самостоятельной стирке трусов и носков, но и субботней уборке всей квартиры. Свекровь явно обрадовалась. «Я его предупреждала, – победно завопила она, – что ты сделаешь из него подкаблучника и домработника!»
Но вот с одиннадцатой мишенью для откровенности возникла проблема. Я маялась, искренне пытаясь припомнить: кому же еще можно рубануть правду-матку? Врать-то нельзя! Какое счастье, что мне не в чем признаваться налоговой полиции или уголовному розыску! Иначе в тот кризисный момент я неминуемо пала бы жертвой собственного правдолюбия.
В конце концов, случайно наткнувшись в журнале о животных на анкету для заполнения, я отправила открытку в… Гринпис! Подкупило меня содержащееся в ней признание: «Я, такая-то (имярек), до сих пор носила вещи из натурального меха. Однако теперь, осознав весь масштаб ущерба, причиняемый этим фактом живой природе, присоединяюсь к протесту вашей организации и отказываюсь от покупки пушных изделий». А что: искусственные шубки бывают очень даже красивыми! Да и денежки целее будут.
Декабрь – 2007: все явки провалены
Ну вот, одиннадцать нош скинуты. Осталась последняя, двенадцатая – признание тебе, подруга. Зачем я «проваливала» собственные явки, ты уже знаешь. А теперь я скажу тебе правду, которая открылась мне за этот непростой год. Чтобы очиститься, а потом зарядиться, вовсе не обязательно ехать за тридевять земель к индейским пирамидам и слушать предсказания ацтекских старушек. Можно и самой скинуть надоевшие «ноши» – тем более что каждой из нас лучше чем кому-либо известно, какие тайны хранить стало реально в тягость. Избавься от них – и почувствуешь удивительную свободу! Потом подними лицо к Золотому Светилу (ведь даже зимой оно приветствует нас с неба) и попроси его даровать тебе силу. И оно не откажет. Я, во всяком случае, в это верю.
Ты не одна:
