Халед Хоссейни - Тысяча сияющих солнц
Вслед за швейцаром Рашид и Мариам вышли на балкон. Приятель Рашида вынул из кармана небольшой черный телефон и клочок бумаги с нацарапанными на нем цифрами.
— Это спутниковый телефон моего начальника. У вас пять минут. Не больше.
— Ташакор, — поблагодарил Рашид. — Я тебе обязан.
Швейцар кивнул и удалился. Рашид набрал номер и передал телефон Мариам.
Слушая гудки, Мариам думала о далекой весне 1987 года, когда ей в последний раз довелось увидеть Джалиля. Опираясь на трость, он стоял на их улице рядом со своим синим «мерседесом» с гератскими номерами и смотрел на окна их дома. Джалиль простоял так несколько часов, окликая Мариам по имени, как она в свое время звала его возле его дома в Герате. Мариам на мгновение раздвинула занавески и бросила быстрый взгляд на отца. Джалиль поседел, ссутулился. Очки на носу, неизменный треугольник носового платка из нагрудного кармана. И как он похудел — костюм висит мешком, брюки болтаются!
Джалиль тоже ее заметил. Глаза их на секундочку встретились, совсем как когда-то, только теперь она пряталась за занавесками. Мариам быстро задернула шторы, опустилась на кровать и стала ждать, когда Джалиль уедет.
Через некоторое время он и вправду уехал. И оставил письмо у двери. Много дней она прятала бумажку под подушкой, часто вынимала, вертела в руках. А потом порвала, не разворачивая.
И вот она, после стольких лет, звонит ему.
Мариам ругала себя сейчас за свою вздорную, девчоночью гордость. Надо было пустить Джалиля в дом. Пусть бы сел рядом с ней, сказал, ради чего приехал, путь-то неблизкий. В конце концов, он был отец ей. Дурной, недостойный, но отец. Да и такая ли уж страшная вина лежала на нем? Взять вот, к примеру, Рашида. Да и вокруг все эти годы творилось такое...
Мариам ужасно жалела, что уничтожила письмо.
— Вы звоните в городскую управу Герата, — сообщил Мариам низкий мужской голос в трубке.
Мариам откашлялась.
— Салам, брат. Я разыскиваю одного человека, который живет в Герате. Точнее, жил, много лет тому назад. Его зовут Джалиль-хан. Он жил в районе Шаринау, и у него был свой кинотеатр. Не мог бы ты сказать, что с ним и где он сейчас.
В мужском голосе зазвучало раздражение:
— И ради этого ты звонишь в городскую управу?
— А куда еще? Прости, брат, я понимаю, ты очень занят, но речь идет о жизни и смерти.
— Я не знаю такого. Кино уже много лет как закрыто.
— Может, найдется человек, который его знает? Хоть кто-нибудь...
— Да кто?
Мариам зажмурилась.
— Прошу тебя, брат. У меня маленькие дети.
В трубке протяжно вздохнули.
— Неужели никого рядом...
— Сторож разве. По-моему, он прожил в Герате всю жизнь.
— Спроси его, пожалуйста.
— Перезвони завтра.
— Не могу. Мне дали телефон только на пять минут.
Трубка щелкнула. Мариам испугалась, что ее собеседник разъединился. Однако из телефона донеслись шаги, голоса, гудок автомобиля, шум вентилятора. Она приложила трубку к другому уху и опять закрыла глаза.
И увидела отца. Он с улыбкой доставал что-то из кармана.
— Ну да. Конечно. Тянуть больше не будем.
Это кулон-листик со свисающими кругляшками вроде монеток с выбитыми на них звездами и полумесяцами.
— Примерь, Мариам-джо.
— Что скажешь?
— Ты прямо как царица.
Прошло несколько минут.
Опять шаги. Щелчок.
— Он его знает.
— Да что ты!
— Он так говорит.
— Где он? — воскликнула Мариам. — Этот человек знает, где сейчас Джалиль-хан?
Неловкое молчание.
— Он говорит, тот, кого ты ищешь, давно умер. Еще в 1987 году.
Значит, ему тогда недолго оставалось. Он приехал из Герата попрощаться.
Мариам подошла к перилам балкона. Отсюда виден некогда знаменитый плавательный бассейн, ныне пустой и запакощенный, с отвалившимся местами кафелем. И запущенный теннисный корт, сетка колбасой валяется посередине, словно сброшенная змеей кожа.
— Мне пора идти, — произнес телефон.
— Извини за беспокойство, — выдавила Мариам, роняя слезы.
Джалиль махал ей рукой, переходя горную речку, прыгая с камня на камень. Сколько раз она молила Господа, чтобы он подольше не разлучал их с отцом! «Спасибо», — хотела еще сказать Мариам, но тот, в Герате, уже повесил трубку.
Муж ел ее глазами. Мариам покачала головой.
— Все без толку! — Рашид выхватил у нее телефон. — Что дочка, что отец, никакого толку.
В вестибюле Рашид подскочил к опустевшим креслам, схватил с тарелки последнее оставшееся колечко, посыпанное сахарной пудрой, и быстро сунул в карман.
Дома пирожное съел Залмай.
16
Холодным апрельским утром Азиза уложила в бумажный пакет свою блузку в цветочек, единственную пару носков, непарные шерстяные перчатки, коричневое одеяло в кометах и звездах, пластмассовую чашку с трещинкой, банан и игральные кости.
Стояла весна 2001 года — скоро Лейле исполнится двадцать три года. Было ясно и ветрено.
Всего несколько дней назад Лейла слышала, что Ахмад Шах-Масуд прибыл во Францию и выступил перед Европейским парламентом. Масуд стоял теперь во главе Северного Альянса — единственных противников талибов, кто не сложил оружия.
За месяц до этого до Лейлы дошли слухи, что талибы взорвали гигантские статуи Будд в Бамиане — как воплощение идолопоклонства и греха. Весь мир, от Китая до Соединенных Штатов, исторг вопль возмущения. Правительства, историки и археологи со всего земного шара писали обращения, умоляя талибов не трогать величайшие памятники истории в Афганистане. Но талибы остались глухи к увещеваниям и действовали последовательно — сначала заминировали древние двухтысячелетние реликвии, а потом произвели серию взрывов, восклицая Аллах Акбар всякий раз, когда очередная часть колоссов обращалась в пыль. Лейле припомнилось, как они в далеком 1987 году вместе с Баби и Тариком забрались на макушку того Будды, что был побольше. Только сейчас весть об уничтожении скульптур ее почти не тронула. Ее собственная жизнь рушилась — что перед этим судьба каких-то мертвых истуканов?
Пока Рашид не сказал, что пора идти, Лейла с каменным лицом молча сидела на полу в углу гостиной. Ей не хватало воздуха — хоть она и старалась дышать полной грудью.
Они направлялись в Карте-Се. Рашид нес Залмая, Азиза держала за руку Мариам и старалась поспевать за отцом. Дул сильный ветер. Личико у Азизы с каждым шагом мрачнело — похоже, она начинала понимать, что ее обманывают. Лейла была просто не в силах поведать ей правду. Азизе было сказано, что ее отдают в особенную школу, откуда детей не забирают домой, где они не только учатся, но также едят и спят. Уже который день Азиза задавала матери одни и те же вопросы. Ученики спят по разным комнатам или в одной большой? Будет ли ей с кем дружить? А учителя там добрые и хорошие?
