Хелен Филдинг - Бриджит Джонс: грани разумного
– Ну что ж, абсолютно потрясающе! – воскликнула мама, поднявшись с кресла. – Кто-нибудь хочет закусить?
Поразительно: общество леди из среднего класса умудряется всё вокруг приспособить к себе, превращая сложность и хаос мира в милый, спокойный ручеек, – так уборщица туалета делает там всё розовым.
– О, обожаю устное и письменное слово! Оно дарит мне такое чувство свободы! – восторженно объясняла Юна Элейн.
Пенни Хазбендз-Босворт и Мейвис Эндерби тем временем плясали вокруг Претенциозного Джерома, как будто это Т. С. Элиот.
– Но я не закончил, – хныкал Джером. – Я хотел ещё прочитать «Размышления» и «Пустые мужские дыры».
И тут раздался хохот.
– «Когда среди раздоров и сомнений
У всех исчезла почва из-под ног,
А ты, под градом обвинений,
Единственный в себя поверить смог...»
Это явились папа и адмирал Дарси, оба в паралитическом состоянии. О боже, в последнее время, каждый раз как вижу папу, он совершенно пьян – в странной отцовско-дочерней обратной зависимости.
«Когда сумел ты терпеливо ждать, на злобу злобой низкой не ответил...» – громогласно подхватил адмирал Дарси, влезши на кресло и вызвав волнение в рядах собравшихся дам.
«Когда все лгали, не посмел солгать и восхвалять себя за добродетель...», – добавил папа, почти со слезами на глазах, и опёрся на адмирала, чтобы не упасть.
Пьяный дуэт процитировал до конца стихотворение Редьярда Киплинга «Когда...», подражая при этом сэру Лоуренсу Оливье и Джону Гилгуду, к ярости мамы и Претенциозного Джерома, который немедленно принялся закатывать истерику, с шипением и свистом.
– Как обычно, как обычно, всё как обычно... – тихонько повторяла мама.
А адмирал Дарси, стоя на коленях и ударяя себя кулаком в грудь, между тем растягивал:
– «Когда обман и происки плутов
Невозмутимо ты переносил...»
– Это регрессивное, колониалистское стихоплётство! – прошипел Джером.
– «Когда удача выпала тебе
И ты, решая выигрышем рискнуть...»
– Нет, эти чёртовы рифмы! – снова простонал Джером.
– Джером, в моём доме это слово запрещено, – зашептала в ответ мама.
– «...Всё проиграл, но не пенял судьбе,
А тотчас же пустился в новый путь;
Когда, казалось, страсти нет в душе,
И сердце заболевшее замрёт...»
С этими словами папа обмяк и растянулся на пушистом ковре, изображая покойника.
– Зачем тогда вы меня пригласили? – Джером присоединил к шипению свист.
– «...И загореться нечему уже...» – заревел адмирал.
– «...Лишь воля твоя крикнула... – прорычал папа с ковра, а затем поднялся на колени и воздел руки к небу, – “Вперёд!”».
В женском стане послышались одобрительные возгласы и аплодисменты. Джером выскочил, хлопнув дверью; Том бросился за ним. В отчаянии я отвернулась от двери – и вдруг встретилась глазами с Марком Дарси.
– Ну что ж, это было интересно! – прокомментировала Элейн Дарси, приблизившись ко мне.
Я опустила голову, пытаясь обрести самообладание.
– Поэзия объединяет старых и молодых.
– Пьяных и трезвых, – добавила я. Тут адмирал Дарси чуть не упал на нас, сжимая в кулаке листок со стихами.
– Дорогая, дорогая, моя дорогая! – И он повис на Элейн. – О, а вот и... как же её... – Прищурился на меня. – Чудесно! Марк тоже тут, мой мальчик! Заехал за нами, трезвый как судья. Всё сам, всё сам. Ну не знаю!
Оба обернулись к Марку, – он сидел за Юниным крошечным круглым праздничным столиком, украшенным дельфином из голубого стекла, и что-то писал.
– Составляет моё завещание на празднике! Ну не знаю! Работа, работа, работа! – рычал адмирал. – Подцепил эту штучку... как там её, дорогая, – Рашель, кажется? Бетти?
– Ребекка, – ехидно подсказала Элейн.
– И вот теперь её нигде не видно. Спрашиваю, куда делась, – что-то мямлит. Не выношу мямликов! Никогда не выносил.
– Ну, не думаю, что она в самом деле... – пробормотала Элейн.
– Почему нет, почему нет, прекрасная девушка! Не знаю! То туда, то сюда, то ещё куда-то! Надеюсь, вы, молодые леди, не флиртуете вечно со всеми вокруг, как, видимо, эти молодые джентльмены?
– Нет, – печально ответила я, – если мы любим кого-то, очень трудно вычеркнуть их из своей жизни, когда они нас бросают.
Сзади раздался звон разбитого стекла; поворачиваюсь – это Марк Дарси опрокинул голубого дельфина, а тот в свою очередь увлёк за собой вазу с хризантемами и рамку с фотографией. Создав свалку из битого стекла, цветов и обрывков бумаги, подлый дельфин волшебным образом остался невредим.
Возникла суматоха. Мама с Элейн и адмиралом Дарси бросились к месту катастрофы. Адмирал носился кругом и орал, папа пытался установить дельфина на полу, приговаривая: «Выкинь ты эту дрянь!», а Марк сгребал свои бумаги и предлагал за всё заплатить.
– Ты готов идти домой, папа? – пробормотал Марк; на лице его отражалась глубокая растерянность.
– Нет, нет, а ты как хочешь. Я тут в чудесной компании, и Бренда здесь. Принеси мне ещё портвейна, а, сынок?
Наступила неловкая пауза, во время которой мы с Марком смотрели друг на друга.
– Привет, Бриджит! – резко бросил Марк. – Давай, пап, нам в самом деле пора.
– Да, поехали, Малколм, – подключилась Элейн, нежно взяв мужа за руку. – Или ты описаешь ковёр.
– Ох, описаю, описаю... ну не знаю.
Когда они втроём прощались, Марк с Элейн заодно выталкивали адмирала за дверь. Наблюдала за этим с чувством внутренней пустоты и грустью; неожиданно вернулся Марк и направился ко мне.
– Ручку забыл, – проговорил он, забирая свой «Монблан» с праздничного столика. – Когда ты летишь в Таиланд?
– Завтра утром. – На долю секунды мне показалось, что это его расстроило. – Откуда ты знаешь, что я еду в Таиланд?
– В Графтон Андервуд только об этом и говорят. Ты уже собрала вещи?
– А как ты думаешь?
– Ни единой. – Он улыбнулся краешком губ.
– Ма-арк! – послышался вопль его отца. – Пошли, мальчик, кажется, это тебе больше всех хотелось уезжать!
– Иду, – отозвался Марк, оглянувшись через плечо. – Это тебе. – Протянул мне смятый листок бумаги, бросил на меня... э-э-э... пронизывающий взгляд и вышел.
Выждав момент, когда никто не видел, трясущимися руками развернула листок: переписанное стихотворение, которое исполнили папа с адмиралом Дарси. Зачем он мне его отдал?
* * *2 августа, суббота
128 фунтов (уф, провал предотпускной диеты); порций алкоголя – 5; сигарет – 42; калорий – 4457 (в полном отчаянии); упакованных вещей – 0; идей о местонахождении паспорта – 6; идей о местонахождении паспорта, подтверждённых каким-либо разумным результатом, – 0.
