Ирина Волчок - Элита. Взгляд свысока
А, да, квартира. Наследство, да. Надо подумать.
— Надо подумать, — сказала Александра. — Признаваться или нет — это ваше дело, Зоя Михайловна. Тут я вам ничего советовать не могу. Но если речь идет только о квартире… Извините, я вас понимаю, я представляю, что вы пережили. Но раз вы заговорили о квартире, давайте пока не будем говорить о… ни о чем другом.
Она вытащила из маминой пляжной сумки свою гувернантскую, а из нее — ворох слегка помятых бумажек. Сложила их на столе двумя стопками, чтобы не разлетелись, обе прижала сверху: долларовую — ножом, рублевую — сахарницей.
— Ты что это, Сашенька? — испугалась Зоя Михайловна. — Ты зачем это?… Это… это… куда ж это всё? Мы и так на твои деньги живем… Если бы не ты… Но ведь тут — какие тысячи! Сашенька, это ты чего ж задумала? Ты… прощаться пришла?..
— Нет… — Александра подумала и уточнила: — Пока — нет. Зоя Михайловна, соберитесь. Слушайте очень внимательно. Вопросы — потом. У меня правда мало времени. Вы ведь просили совета? Насчет признаний я не знаю… Насчет квартиры — вот: этих денег должно хватить на косметический ремонт. Людей найдете? Вот и хорошо. Надо, чтобы сделали очень быстро. Замки в двери смените… И отдайте все документы мне.
— Какие документы? — не поняла Зоя Михайловна. Кажется, она вообще не понимала, что ей говорят.
— Документы Валентины, — твердо сказала Александра. — Все. И на квартиру тоже. Я вам ее подарю.
— Чего подаришь? Зачем? Нам ничего не надо… Мы и так на твои деньги…
— Зоя Михайловна! — Александра даже пальцем по столу постучала. — Давайте не отвлекаться от темы. Пока никто не знает, что Валентина умерла, — она жива. И поэтому может написать дарственную. Передать свою долю собственности вам. Понимаете? Давайте документы. Я все сделаю. Как будто я ваша дочка. Понимаете? А потом квартиру можно сдать. Какие-никакие деньги будут каждый месяц. Зоя Михайловна! Да что же это такое… Отреагируйте уж как-нибудь!
— Сашенька, — отреагировала Зоя Михайловна. — Доченька… Спасительница ты наша…
И наконец заплакала.
… До дому Александра добралась ближе к вечеру — электричка, метро, — половину жизни на дорогу уходит, невольно помечтаешь о Хозяйкином джипе с привидением за рулем. Да еще, выходя из метро, вспомнила, что себе никакой еды так и не купила. Пришлось по пути зайти в магазин. И банк был по пути. Зашла и в банк, взяла на всякий случай еще пятьдесят тысяч. Какой такой всякий случай она имеет в виду — этого Александра не могла бы объяснить даже себе. Да мало ли всяких случаев бывает… Вот, например, завтра у Федьки день рождения. Хорошо, что вспомнила. Вернулась в магазин, купила Федьке точно такого же мишку панду, какого отвезла нынче Настёне.
Подходя к дому, подумала, что надо бы надеть черные очки. Поставила пакеты на землю, полезла в пляжную плетеную сумку — под лучом еще яркого солнца прямо в глаза острыми искрами брызнул камень прабабушкиного кольца. Правильно напомнил, ей бы следовало раньше сообразить. Покрутила кольцо на пальце, хотела снять, но просто перевернула камнем в ладонь. Вот так. Обычный серый ободок, совершенно не бросается в глаза, глупая бижутерия престарелых библиотекарш и продвинутых пятиклассниц… На детской площадке опять взрослые мужики — четверо. То ли компания, то ли каждый сам по себе — не понять. Подхватила пакеты, подумала — и направилась к первому подъезду, где жила бабушка Инна.
— Я вас слушаю, — важно сказал домофон голосом бабушки Инны.
— Я из двести двенадцатой… Долг принесла.
— Ой, доченька! — заорал домофон чуть ли не на весь двор. — Входи, доченька!
Замок щелкнул и запиликал. Александра нырнула в дверь и, закрывая ее за собой, быстро глянула в сторону детской площадки. Трое мужиков снялись с якоря и гуськом потянулись в сторону троллейбусной остановки. Один остался. Сидел на низенькой детской скамейке, неторопливо сосал что-то их горлышка темной бутылки. Пиво? Тогда — вряд ли привидение.
— Доченька! — на пороге своей квартиры в проеме распахнутой двери уже нетерпеливо топталась бабушка Инна, улыбалась с такой радостью, будто и правда родная дочь к ней в гости идет. У бабушки Инны не было дочери. Бабушка Инна называла доченьками всех женщин моложе пятидесяти. Тех, кто старше пятидесяти, — подругами. — Ой, доченька, вот уж молодец, вот уж кстати! А то мне пора, и порошок покупать, и щетку, и перчатки новые! И мыло тоже! А денег-то и нету! А ты как раз и принесла! Молодец, доченька!
— Не надо порошок покупать, — сказала Александра, отдавая деньги. — У меня запасы не тратятся. Дома почти не бываю, не стираю ничего. А завтра опять уеду, надолго, наверное. Зачем мне порошок? Я хотела его вам принести, да забегалась сегодня. Теперь уж завтра, ладно?
— Доченька, да чего ж до завтра ждать? Ты сейчас ведь домой? Давай я с тобой пойду! Сразу и заберу все, что отдашь.
Вот это удачно получилось. Во дворе по пути от своего подъезда до подъезда Александры бабушка Инна раз пять назвала ее доченькой и ни разу — по имени. Имен она ничьих не помнила. Голос у нее был громкий, и тот, кто все еще сидел на скамеечке на детской площадке, должен был услышать. И подумать, что это идут мать и дочь, совсем не те люди, которые его интересуют…
Впрочем, может быть, его вообще никто не интересует. Мало ли их тут сидит, на детской площадке. И летом, и зимой. И круглые сутки. Совершенно случайные алкаши.
Нагрузив бабушку Инну коробками с порошком, бутылками с какой-то бытовой химией, парой старых, наверное, старше самой Александры, наволочек и кое-какими одежками, которые она все равно не носила и носить не будет, Александра закрыла за бабушкой Инной дверь, подошла к кухонному окну и, как вчера вечером, осторожно выглянула из-за занавески во двор. Мужик, который только что сосал пиво на детской площадке сейчас неторопливо уходил прочь. Нормальный алкаш. Или даже не алкаш. Может быть, кока-колу пил. Имеет право, вон какая жара. Сел, попил водички, передохнул, пошел своей дорогой. Симпатичный парень.
А на лавочке под сиреневым кустом уже устраивался следующий алкаш. Или не алкаш? Часовым полагается смена. Да чтоб же вам всем…
Тренькнул дверной звонок. Александра так вздрогнула, что в руке дернулся и оглушительно громыхнул о плиту чайник. Кто это может быть? Никто. К ней никто никогда не приходит. У нее нет друзей, приятелей, сослуживцев и даже, по большому счету, знакомых, которые могли бы прийти на огонек. Она никому не будет открывать. Ее нет дома.
Звонок тренькнул два раза. Ну да, как же это ее нет дома, если только что в ее квартире что-то грохотало так, что весь подъезд слышал…
