Семен Малков - Несбывшиеся надежды
Он помолчал и, бросив теплый взгляд на Артёма, добавил:
— Ты ведешь себя неразумно. Смотри, как бы и я тебя не приревновал!
— Этого еще недоставало! — Артём даже растерялся. — Чем тебе-то я не угодил?
— А тем, что объединился против меня с Полуниным, — без обиняков открыл причину обиды Гальчук. —
И не отрицай! Я знаю, что вы с Варей меня осуждаете так же, как и он со своей Дусей.
Поняв в чем дело, Артём промолчал, соображая, что должен сказать в ответ. Михаил Полунин работал вместе с ним и Борисом, потом ушел в ракетное НИИ, но снова вернулся и возобновил с ними тесную дружбу. Он тоже любил «тихую охоту» и влился, вместе с женой, в их постоянную компанию. Но Борис совсем недавно, после рождения младшего сына, порвал со своей семьей, и Полунины его осуждали.
— Не стану отрицать, мы с Варей солидарны с Полуниными. И дело не в том, что ты ушел от жены, с которой мы столько лет дружили, — откровенно ответил Артём.— Ты бросил ее с грудным ребенком! Зачем было заводить второго, раз не мог с ней жить?
Гальчук недовольно нахмурился, йо все же открыл душу другу.
— Верно сказано про «невидимые миру слезы»! Не хотел ни с кем, кроме матери, говорить об этом, но тебе, Артём, скажу. Это была видимость, что у нас с Машей лады... А на самом деле все висело на тонкой нитке. Долгие годы! — в его словах сквозила горечь. — Как ни пытался, не смог я простить ей измены, после того, как «оба-рахленные», мы вернулись из загранки с маленьким сыном. Маша сошлась с тем, кого любила прежде, а меня они с тещей выгнали из дому, как собаку!
— Но ты же потом вернулся?..
— Мне хотелось сохранить семью! Но ничего не получилось, — признался Гальчук. — Маша меня не любила, они с тещей создали мне дома сущий ад, а я, сжав зубы, терпел. А решился уйти от них, когда у меня случился сердечный приступ из-за того, что высокое начальство хотело сделать меня козлом отпущения за катастрофу «Ан-10». Помнишь?
Эта тяжелая катастрофа произошла совсем недавно. У самолета отвалилось крыло, а комиссию по увеличению его межремонтного ресурса возглавлял как раз Галь-чук. Его и обвинили в гибели самолета и людей.
— Еще бы не помнить. Но ведь потом выяснилось, что ошиблись в расчетах прочнисты, — ответил Артём. — Причем же здесь Маша?
— Это потом. А тогда я свалился от переживаний, и она, хотя подозревали микроинфаркт, выставила меня на кухню. Да-да! И не смотри на меня так! Выставила, потому что я поссорился с тещей. Там я и пролежал, пока не отвезли в больницу. Это и переполнило чашу терпения!
Он умолк, и возникла неловкая пауза. «Да уж, легко судить со стороны. А чтобы понять человека, надо побывать в его шкуре, — с грустью думал Артём. — Наверное, допекла его Маша, раз решился уйти, после того, как столько лет прожили и родили малыша».
— Ладно, былое не вернуть, — нарушил тяжелое молчание Гальчук. — Значит, вы теперь с Полуниными хороводитесь?
— Да ты, я вижу, и правда нас к ним ревнуешь. А мы всего один раз съездили с Полуниными на Истру — отдохнуть на «даче Геринга».
— Вот, я об этом и говорю. Он мне давно предлагал поехать на Истринское водохранилище. Там вроде рыбалка знатная. А что это за «дача Геринга», да еще под Москвой?
— Не знаю, правда ли это, но так называют офицеры свою загородную базу отдыха на Истре. Это роскошная бревенчатая вилла — из тех, что строят в горах Австрии и Швейцарии. С черепичной крышей, высокими трубами каминов и цветными витражами веранд. Говорят, что это был один из охотничьих домиков Геринга.
— Но как он оказался на Истре? — поразился Гальчук.
— Об этом тоже ходит любопытная легенда,— недоверчиво усмехнулся Артём. — Будто маршалу Балобанову, командовавшему дальней авиацией, после победы боевые товарищи решили преподнести в подарок эту дачу. Аккуратно разобрали, переправили на самолетах, и поставили на высоком берегу Истры.
— Тогда, почему там теперь охотничий дом офицеров? Неужели Балобанов не принял подарок? По тем временам это было делом обычным.
— Как говорят, маршал вынужден был отказаться, — объяснил Артём. — Кто-то капнул на него Сталину. И хотя Балобанов ходил в любимчиках, ему грозило разжалование в рядовые. Отец народов требовал скромности в быту и был беспощаден к тем, кто беззастенчиво обогащался.
Понимая тяжелое душевное состояние Гальчука, Артём стал уделять ему больше внимания и, в один из выходных, по его просьбе, свозил подышать свежим воздухом в любимую березовую рощу. Несмотря на то, что был уже октябрь, им удалось набрать полную корзинку белых грибов. Сто; ти последние дни бабьего лета. Солнце светило, но не грело. В их отношениях тоже заметно сквозил холодок.
* * *Дальнейшее ухудшение отношений с Гальчуком произошло из-за польской килевой яхты. Это гоночное судно с отделанными красным деревом каютами, при которых имелась даже кухонка и гальюн, было приобретено аж за сорок тысяч долларов министерством гражданской авиации для спортивных целей. Хотя формально оно не принадлежала институту, распоряжался яхтой ее капитан Зябкин, работавший в отделении ремонта авиатехники. Он стал яблоком раздора.
Зябкин был фанатиком этого вида спорта и жаждал участвовать во всех, без исключения, соревнованиях. Начальник отдела, в котором тот скорее только числился, а не работал, мечтал от него избавиться и добился бы этого, если бы хитрый яхтенный капитан не сумел заинтересовать Артёма. В один из погожих летних дней он пригласил институтское начальство прокатиться на своей яхте и научил Артёма и Гальчука ловить ветер, управляя парусами.
Превратившись в усердных матросов, они с увлечением травили шкоты и по достоинству оценили этот азартный вид спорта.
— Как жаль, что учась в институте, я им не заинтересовался, — с сожалением вздохнул Артём. — Ведь чем только не занимался. И свои яхты у МАИ были.
— И у нашего института были яхты, на которых ребята гоняли по Днепру. Но у них из-за этого плохо было с учебой. Я побоялся, а теперь жалею,— вторил ему Галь-чук. — На яхте можно провести целый день, а на пляже лежать надоедает.
Вскоре к Артёму явился Зябкин с жалобой на начальника отдела.
— Он запрещает мне уходить с работы, когда этого требует Гальчук. И угрожает увольнением, — заявил он, нахально глядя на начальника отделения: — Вы уж вправьте, пожалуйста, ему мозги, чтобы меня не трогал!
— Боюсь, что мозги надо вправить вам обоим. Почему мне не доложили об этом? — нахмурился Артём, его задело, что Гальчук распоряжается его подчиненным через его голову. — Для содействия спорту я дал вашему отделу лишнюю штатную единицу. Но это не значит, что ты можешь уходить с работы, когда тебе, — он повысил голос, -г или еще кому-то, потребуется!
Ушлому Зябкину не требовалось дважды напоминать, кто им командует.
— Я все понял, — заверил он Артёма и послушно ретировался.
Но, вскоре после этого, Гальчук вызвал его к себе по какому-то вопросу и, закончив деловую часть, пожурил:
— Ты что же, запретил Зябкину выполнять мои распоряжения? Неправильно поступаешь, Артём! Так ведь можно и поссориться.
— А ты правильно поступаешь, отдавая их через мою голову? — решившись не отступать, возразил Артём. — Зябкин мой сотрудник, и это я регулирую его увольнительные с начальником отдела.
— Но это же не служебные указания, — попробовал слукавить Гальчук. — Яхта нам не принадлежит и, по сути, я обратился к нему с личной просьбой.
— Тогда сам и улаживай с начальником отдела его отлучки, раз я не при чем, — сердито заявил Артём. — Но боюсь, что он выгонит Зябкина, и будет прав!
— Ладно, понимаю. Сам хочешь распоряжаться, поскольку он твой работник, — миролюбиво закончил разговор Гальчук. — Ну что ж, может, ты и прав.
Однако после этого, отношения у них стали еще прохладнее. «Жаль с ним ссориться из-за этого Зябкина, но он должен уважать мои Права и не подрывать авторитет, — думал Артём. — Яхтой командует мой сотрудник. Поэтому приоритет должен принадлежать мне».
Не злоупотребляя своим преимуществом, в дальнейшем он все же несколько раз обращался к Зябкину с просьбой о прогулке на яхте и, естественно, не получал отказа. И всякий раз непременно приглашал Гальчука. Но тот, видимо, затаив обиду, по разным причинам отказывался. На яхте покатались многие его друзья, в том числе, семья Максименко в полном составе, и даже Колесник с супругой.
Катание вместе с «совминовцем» запомнилась Артёму тем, что позволило вспомнить вкус настоящих сосисок. Как оказалось, их по-прежнему выпускают, хотя и не для всех. В буфете Совета министров и в продовольственных заказах его сотрудников такие сосиски имелись, и Колесник захватил их с собой, чтобы угостить друзей. И когда сошли на берег, он развел костер и зажарил их, держа над огнем. Сосиски шкворчали и лопались, от них шел одуряющий аромат, и вкус был не сравним с теми, что приходилось покупать в магазинах.
