Александр Матюхин - Целующие солнце
Валентина ударила меня по голове ладонью. Засмеялась. Произнесла:
— Ну, падаем, уже или как? Навстречу солнцу…
И мы выпали из окна.
Пустое кресло рассыпалось, как кусочки мозаики. Меня закружило. Я захлебнулся воздухом. Я услышал пронзительный гул и рев моторов. Кто-то завопил истошно, будто в самое ухо.
Мы падали и падали и падали.
Я уже не видел Валентину. Только слышал эхо ее слов.
— Надо лететь к солнцу, — были ее слова, — с солнцем лучше всего…
А потом я открыл глаза и увидел вокруг темноту.
Ледяной воздух обжог мою кожу и заморозил мои легкие.
Слезы наполнили глаза, лишая зрения.
Тело ныло и стонало, а душа корчилась в судорогах, в предчувствии смерти.
Где я?
Далеко внизу я увидел слабый свет, который приближался. Я снова падал. В который уже раз за последнее время. И снова мне казалось, будто все это по-настоящему. Вот сейчас подниму голову, и увижу Аленку.
Но никого не было. Вокруг темно и тихо. Только свистит ветер в ушах.
Что-то защекотало в сознании. Будто легким перышком провели по воспоминаниям, вызывая раздражение. И тотчас в темноте вспыхнули образы. Черно-белые картинки. Откуда-то из прошлого. Из выдуманного или настоящего?
Я закрыл глаза, чтобы сосредоточиться на них. Мне вдруг стало совершенно безразлично, что происходит вокруг. Безразлично все, кроме воспоминаний. Потому что, мне казалось, в воспоминаниях кроется все самое важное. Что-то, что вылетело из моей головы, когда я упал в озеро около далекого северного города. А еще раньше был самолет. А еще раньше — разговор с Аленкой по телефону… А еще раньше…
Ветер взял меня в холодные свои руки и закрутил, словно волчок, наслаждаясь забавной игрой.
Мне стало дурно, и меня наверняка бы стошнило, если бы я не провалился в яму бессознательного. В глубокую черную дыру, где есть темнота, тени и воспоминания.
Глава тридцать первая
В те весенние месяцы, когда за окном нещадно жарило солнце, а на каждом столбе висели еще не сорванные, но уже устаревшие агитки с изображениями кандидатов в президенты, когда страна задыхалась от патриотизма, а мои фотографии появились на страницах Rollling Stones, проект путешествия среди фотографов был полностью одобрен.
Аленка не верила в реальность затеи кругосветного путешествия, но открыто и не возражала. (Правда, сейчас, когда я падал в темноте и холоде, и впереди были миллионы лет, чтобы хорошенько все обдумать, мне стало казаться, что Аленка предпочитала ничего не говорить, потому что надеялась на то, что я сам все соображу. А я не соображал. Мне казалось, что это забавно, легко и непринужденно).
Вечерами Аленка сидела за книгами, занимаясь переводом. А я возвращался домой со съемок или с каких-нибудь банкетов, уставший и вымотавшийся до предела, и пытался урвать у жизни кусочек сна, чтобы продолжить функционировать с той же энергией, с какой функционировал раньше.
(Чего-то я не замечал. Наверное, настроения, которое царило в квартире. Тоски по прошлому…)
Непонятного знакомого, как оказалось, звали Евгением Украинцевым. Он являлся известным композитором, и большим фанатом фотографии. Однажды он признался мне, что ненавидит свою профессию. Он всегда хотел фотографировать. Путешествовать с фотоаппаратом по миру и находить сногсшибательные кадры.
— Но так уж получилось, что я умею писать неплохую музыку, — говорил он, — это не я решил. Это кто-то там, наверху, решил. А потом мои родители подумали, что было бы неплохо отдать талантливого мальчонку в музыкальную школу. А когда я подрос и определился, стало уже как-то поздно…
Конечно, он научился фотографировать, стал разбираться в фотоаппаратах, умел настраивать балансы света и освоил «Фотошоп». Но ему было уже тридцать семь, и, понятное дело, фотография в его жизни никак не могла вырваться за рамки обычного хобби.
И все же одну мечту он решился осуществить. Сколько денег угрохал Евгений на свою задумку — одному Богу было известно. Он сумел уговорить семерых отличных фотографов на годовое путешествие по свету. Только мы, фотоаппараты и никого больше.
Спустя полтора месяца после того, как Евгений озвучил мне свою задумку, мы встретились, чтобы обсудить все дела. Евгений показал мне маршрут движения, озвучил все свои планы. Конечно, каждый из нас, фотографов, ехал не бесплатно. За те деньги, что предлагал Евгений, я с Аленкой мог бы прожить пару лет, вообще не работая. Теперь я соглашался не только из чистого энтузиазма.
— Это будет великое путешествие! — говорил Евгений так вдохновенно, будто снаряжал нас в великий крестовый поход. — Еще никому не удавалось осуществить столь грандиозный проект! Мы выйдем за рамки России. Нет, конечно, мы поедем по стране и сделаем сотни отличнейших фотографий! Но и весь мир узнает нас! Смотри, вот маршрут через Париж, через Лондон, через Амстердам…
Я слушал его и верил, что это все действительно грандиозно.
(А теперь я падаю в темноте, и мне кажется, что год моей жизни вылетел в трубу. Год, который я провел без Аленки. Год какого-то подлого, тайного предательства. Что я предал? Любовь! Черт возьми, любовь!)
А еще через две недели меня разбудил звонок Евгения, который предлагал подъехать и познакомиться с остальными участниками путешествия.
Встреча состоялась в студии звукозаписи, где яркий свет ламп разгонял тени, и даже звуки шагов казались какими-то мелодичными. Я приехал одним из последних. Евгений встретил меня широкой улыбкой и дружественным крепким рукопожатием. Он считал меня одним из лучших фотографов современности и, видимо, гордился знакомством.
В круглой комнате, где сдвинутые в стороны стояли ударные установки, а на стенах висели электрогитары, где мигал разноцветными лампочками огромный пульт, а самая маленькая колонка была выше меня на голову, бродили лучшие фотографы столицы. Кто-то протянул мне банку холодного зеленого чая.
Евгений встал в центр, чтобы видеть всех, сложил пальцы в замок на животе и заговорил.
— Итак, друзья! С каждым из вас я уже обсудил детали нашего приключения, поэтому излагать все еще раз не вижу смысла. Давайте просто познакомимся…
(…И тут темнота вокруг меня будто наполнилась светлячками. Воздух заискрился, свет ударил в глаза. И я, такой жалкий, падающий в бездну сознания, зажмурился, чувствуя, как по щекам текут слезы. А память разрывала темноту, выкарабкивалась, выбиралась. Хлестала меня по щекам ледяными воспоминаниями. Вспоминай! Вспоминай! Я открыл глаза и увидел, что в бледном искрящемся свете мимо меня летят вверх люди-призраки. Тоже светящиеся. Частично прозрачные. Молчаливые и безразличные. И я вдруг вспомнил каждого из них. По-настоящему вспомнил!)
— Это Анна Николаевна, — сказал Евгений Украинцев, — очень хороший фотограф. Как и все вы здесь, впрочем. Мария Станиславовна. Приехала к нам из славного города Питера. Уже три года как живет в Москве. Далее, кто там у нас? Артем Львович, не прячьтесь. Прошу любить и жаловать. Отличный пейзажист. Незаменимый человек в нашей поездке.
(О, память! Предательница! Я содрогнулся от хлестких ударов воспоминаний.)
Евгений представил остальных участников. В памяти не всплыли имена остальных, но, должно быть, время само определило, кого мне помнить, а кого нет. Мы пили крепкий душистый кофе с корицей и обсуждали детали поездки. Евгений возбужденно делился планами, и был чрезвычайно убедителен. От его будоражащей энергии заряжались все. Я представлял эту удивительную поездку по стране, и мне казалось, что это лучший способ покинуть начинавшую надоедать Москву и действительно развеяться. А то что-то подустал от работы, честное слово.
Вечером мы обсудили все с Аленкой. Она загрустила. А я, не видя этого, упивался предвкушением путешествия, собирал вещи, готовился к отъезду. Весенний дождь шелестел за окном. Аленка стояла, глядя на улицу, и, когда я подошел сзади и обнял ее, почувствовал запах ее кожи, Аленка предложила плюнуть на все и поехать вдвоем куда-нибудь в далекое-далекое путешествие. Только вдвоем, чтобы никого больше. Как раньше, когда я еще не был знаменит, а она училась в университете, и целый мир лежал у нас перед ногами.
— Ну, пойми же, это работа, — бормотал я, не желая расставаться со сладким привкусом зарождающегося приключения, — живем только раз. Сейчас я заработаю достаточно, чтобы мы больше никогда не работали. Заработаю столько, чтобы мы могли себе позволить делать все, что хотим, а не то, что надо.
— Ты и сейчас можешь себе это позволить, — отвечала она, глядя в окно.
— Не расстраивайся, солнышко, — шептал я, — это ненадолго…
(Я был так слеп!)
Поездка затянулась на год с небольшим.
Сначала Евгений арендовал автобус, по которому мы исколесили пол страны. Дикое путешествие, которое могло понравиться только людям, фанатично преданным своей профессии. Мы ехали от Москвы до Владивостока, ночуя в гостиницах каких-то маленьких городов, названия которых давно стерлись из памяти. В гостиницах, где из кранов в душе лилась только холодная вода. В гостиницах, где на завтрак готовили яичницу с черной подгорелой коркой по краям. В гостиницах, где от постельного белья пахло дешевым стиральным порошком, а под кроватью легко можно было найти использованный презерватив. Все это возбуждало воображение. Радовало. Заставляло корчиться на полу с фотоаппаратом, набивая кадр за кадром. Треснутое зеркало в ванной комнате вызывало в нас чувство восторга. Мигающая лампа на лестничном пролете порождала очередные щелчки фотоаппаратов. Словно кучка школьников, которых впервые в жизни вывезли за пределы родной деревни, мы глазели на мир вокруг, раскрыв рты. И во всем обыкновенном умудрялись увидеть необыкновенное.
