Мелани Бенджамин - Я была Алисой
Я вздохнула и, вцепившись руками в колени, ждала, пока она поставит поднос на стол возле меня и сделает книксен (опять же никакого реверанса!), после чего я схватила стопку конвертов в поисках рваной, грязной открытки, пусть даже похожей на простой бланк, с французской маркой.
— Сегодня ничего. — Я бессильно откинулась в кресле. — Нет, сегодня ничего, — повторила я, поднимая глаза, поскольку знала, что Реджи уже в дверях смотрит на меня с надеждой.
— А я сегодня ничего и не ждал, — угрюмо обронил он, как всегда, когда не сбывалась его надежда. — Я просто думал: может, счет из клуба пришел.
— Уверена, завтра что-то обязательно будет, — постаралась ободрить его я, как делала это изо дня в день.
Он кивнул. Я улыбнулась ему, и Реджи, шаркая, в своем мешковатом твидовом костюме, мятом и покрытом табачными пятнами, отправился в библиотеку. Последнее время он очень небрежно относился к одежде. Раньше одевался очень стильно, а теперь, если б я не протестовала, каждый день ходил бы в одном и том же костюме.
Теперь Реджи с обеда до вечера сидел в библиотеке, и если не просматривал последние сводки с фронта, не чистил ружья или не полировал призы за крикет, то проводил время за мрачными раздумьями над военными картами, которые вырезал из газет. Он редко выходил из дома и даже не наведывался, как прежде, в крикетный клуб.
— Он так грустит, — тихо сказала Ина.
Я вся подобралась: мне не понравился ее тон, ибо в нем я услышала жалость.
— Он просто волнуется, как и я.
— По-моему, мужчины все это переносят гораздо тяжелее женщин. Помнишь, как папа убивался, когда умирали дети?
— Да. А мама нет. Ни слезинки не проронила.
— Да. Ну… папа оплакивал мальчиков. Мама плакала по Эдит.
Я с удивлением взглянула на сестру: она не так уж забывчива, какой хочет казаться.
— Верно, папа не так переживал из-за Эдит. Во всяком случае, не так, как из-за мальчиков. Как странно.
— Это типично. Мальчики всегда ценятся больше. Повезло тебе… Тебе бы замуж за члена королевской семьи: у тебя одни сыновья… О, я хотела сказать… Прости, Алиса. — Впервые в жизни я поверила, что эмоции сестры искренни. Она закусила губу и нахмурилась, не решаясь поднять на меня глаза.
Я промолчала. Как часто эта мысль приходила в голову и мне! Сколько раз, глядя на мальчиков, я жалела (Господи помилуй, я действительно жалела об этом!), что они сыновья Реджи, а не Лео. Несмотря на всю мою деятельность, решимость жить полной жизнью и не сидеть без дела, я не могла освободиться от подобных мыслей, особенно когда мальчики были маленькими. С моей стороны это было отвратительно, безнравственно. Столько раз я себе говорила, что результат непредсказуем. Ведь выйди я замуж за Лео, моя жизнь пошла бы совсем иначе. Мои мальчики — наша с мужем кровь, и я любила их, несмотря на все сомнения, терзавшие меня после того, как мы с Реджи поженились и начали строить семью. Я, право, всех их любила.
И все-таки иногда я спрашивала себя: какие дети могли бы быть у нас с Лео? На кого они оказались бы похожи, на него или на меня? Была бы у них та же стройная фигура, мягкие светлые волосы и добрые голубые глаза?
Я знала, что любить этих своих сыновей сильнее, чем любила их я, невозможно. Но уже никогда не узнаю, могла ли любить других сыновей сильнее, выйди я замуж за человека, к которому действительно стремилась моя душа.
— О Боже, хоть бы поскорее приехала эта репортерша! — Я встала и принялась расхаживать из стороны в сторону перед камином. Нужно было чем-то заняться, растянуть мышцы, дать какую-то нагрузку сердцу. В те дни праздность была моим врагом. Чтобы прогнать от себя грешные, бесполезные мысли, мне требовались физические упражнения. Я резко развернулась и направилась к стеклянным дверям. — Пойду на улицу. Идем со мной.
— Что? — пробормотала Ина, отталкиваясь от дивана. — Что ты хочешь делать, Алиса?
Я взяла пару садовых ножниц, хранившихся на террасе.
— Хочу обрезать плющ.
— Ты… что? Ведь на это есть садовник! — Ина вышла вслед за мной на улицу, но тут же опустилась на плетеный диван, словно несколько ступеней, которые она преодолела, совершенно ее обессилили.
— Да за ним не поспеешь. Не люблю плющ, а ты? — Подойдя к низкой садовой ограде, я с жаром набросилась на цепкие плети, сбрасывая их на траву, чтобы садовник потом все это убрал. С улыбкой я посмотрела на сидевшую, сцепив руки, сестру, которая заметно дрожала на теплом воздухе. — От него так просто не избавишься. Раз он появился, уже никогда не исчезнет.
— Не знаю, — фыркнула сестра, устраиваясь поудобнее среди полосатых подушек. — У нас в Шотландии этим занимаются садовники, да и в Лондоне о таких вещах тоже волноваться не приходится.
— Меня все беспокоит мысль, что это была ошибка. — Я остановилась, чтобы перевести дух. Натруженные руки уже давали о себе знать, но я наслаждалась этим ощущением, ибо оно означало, что я еще жива, еще гожусь на что-то, еще могу влиять на события. Сделав глубокий вдох, я закрыла глаза. Ветерок шевелил мои волосы. Приятно было находиться на улице среди всего, что растет, стремясь ввысь к небу. Надо бы вытащить из дома Реджи. Ему это пойдет на пользу… Может, посадит небольшой огородик.
— Что ошибка? Плющ? — не поняла Ина.
— Нет-нет… разговоре газетчицей! Просто чувствую себя одной из этих ужасных суфражисток! Мама бы в могиле перевернулась!
— Маму бы многое привело в ужас из того, что нам приходится делать сегодня, — поддакнула сестра. — Хорошо, что она вовремя умерла.
— Это правда. Однако…
— Миссис Харгривз, к вам пришли. — В дверях террасы стоял лакей, с ним рядом молодая женщина, одетая по последней моде: на ней был зеленый шерстяной костюм, длинный жакет на поясе, короткая юбка — почти шесть дюймов от пола! — гораздо более широкая, чем моя, и подол ее колыхался. Голову покрывала аккуратная шляпка с полями, а в руках женщина сжимала записную книжку в кожаной обложке.
— Миссис Скин, как приятно вас видеть… Мама шлет вам привет.
— Дора, дорогая моя, да ты совсем уже взрослая! — Ина поднялась и приняла от молодой женщины приветственный поцелуй.
Я отложила в сторону ножницы, но осталась на месте. Пусть подойдет ко мне сама.
— Миссис Харгривз, какая честь! — Женщина ринулась ко мне, протягивая руку в этакой небрежной, беспечной манере, столь типичной для молодого поколения. Даже не стала дожидаться, пока Ина нас представит.
— Да, очень приятно, мисс?..
— Дора. Дора Кимболл.
— Да, мисс Кимболл. Присаживайтесь. — Я указала ей на стул и устроилась рядом с Иной. Наши юбки, как когда-то в детстве, слились воедино.
— Настоящая Алиса из Страны чудес! Думаю, вы произведете фурор. Страна может открыть еще одно национальное достояние! Вряд ли в наши дни многие знают, что прототипом для героини сказок послужила реальная девочка.
— Юная леди, об этом, конечно же, многие знают! — Я понимаю, что мои слова прозвучали нелепо, как придирка сварливой старухи, но ее утверждение показалось мне оскорбительным. Хотя, вполне возможно, она была права.
— Простите, я не хотела вас обидеть.
Лицо мисс Кимболл под затвердевшим слоем пудры побледнело, и именно тогда я заметила, что женщина очень молода, едва ли ей минуло двадцать. Каким образом девушка в ее возрасте стала журналисткой такой уважаемой газеты? Наверное, потому, что все мужчины воюют. В каком необычном мире мы сегодня живем.
— Сыновья миссис Харгривз на фронте. Сами понимаете, она переживает, — поспешила объяснить мою реакцию сестра.
— Ина! — Мне захотелось, это желание уходило корнями в далекое прошлое, дернуть сестру за волосы, если б только у нее их осталось побольше, ибо волосы милой Ины порядком поредели. — Это не касается мисс Кимболл. Ну, давайте приступим. Я давать интервью не привыкла, но постараюсь отвечать на ваши вопросы точно и по существу. Начинайте.
— Хорошо. Что ж… стало быть, вы в детстве дружили с мистером Кэрроллом?
— Мы знали его под именем мистер Доджсон… Вы же знаете, что Льюис Кэрролл — это псевдоним? — Я испытующе и с сомнением посмотрела на девушку. Та, покраснев, кивнула. — Но в самом деле, когда мы с сестрами Иной и Эдит были маленькими, то с ним дружили.
— О… значит, вы выросли в Оксфорде?
— О да! — вмешалась Ина, прежде чем я успела выразить недовольство неосведомленностью мисс Кимболл. Ина мило сложила пухлые ручки на утонувших в складках тела коленях и жеманно улыбнулась. — Да, к вашему сведению, наш дорогой папа был деканом Крайстчерча! Мы выросли в доме декана, располагавшемся в противоположном конце сада напротив комнат мистера Доджсона. Он с нежностью относился к нам — я знаю: для меня в его сердце было отведено особое место — и постоянно брал на лодочные прогулки и не только на лодочные.
— Однако историю он в итоге написал для меня, — напомнила я с легкой улыбкой.
