Галина Шкавронская - Стремнина
— Это правда, Женя? Только не лги мне! — она испытующе смотрела ему в глаза, боясь поверить.
— В том-то и дело, что правда!
С верхнего этажа спустился сосед и поздоровался с Катей. Когда через минуту внизу хлопнула входная дверь, Катя сильнее сжала ему руку:
— Что стоим? Ты хотел калеку проводить до двери? Пошли, остался один пролёт, а потом… торопись к жене! Не стоит её волновать!
— Да никто и не волнуется, Кать! Жена в отъезде уже почти два месяца.
— Как… опять? Я бы на её месте не оставляла столь замечательного мужа так надолго! — Только вот, — она усмехнулась, — не быть мне, к сожалению, ни на её месте, ни, вообще, в роли чьей-то жены!.. Вот тут я и живу. — Катя вставила ключ в замочную скважину. — Наверное, надо пригласить тебя на чашку чая. Ты так меня опекал сегодня! Приятно. Я тебе действительно благодарна. И, вообще, сегодня всё было прекрасно! Правда, правда! — Она открыла дверь и замялась в нерешительности. — Так как насчёт чая? Или… — Но Евгений уже вошёл в квартиру и тут же, в прихожей, вновь притянул её к себе:
— Чаровница моя! Я не в силах отказаться… ни от чая, ни от такой волшебной женщины. Последовал страстный поцелуй… один… другой… третий…
— Давай хотя бы куртки снимем, — тихо рассмеялась Катя. — Проходи, будь, как дома. Вот там ванная, можешь вымыть руки, а я пока поставлю чайник.
Пройдя в кухню, Женя увидел на столе лёгкую закуску, пузатый чайник с заваренным чаем, разломленную плитку шоколада.
— Вот сюда садись! — Она взяла его за руку, потянула было к столу, но он обнял её и стал целовать.
— Подожди, давай, всё же, закусим. — Она достала из холодильника бутылку коньяка. — Как ты смотришь на это?
— Знаешь, я и без коньяка ощущаю себя безвольным зомби в твоих руках, — улыбнулся Евгений. — Пьян и без вина…
— А мы много не будем, но… за встречу, которая нас вновь объединила, давай выпьем! — Она достала хрустальные рюмки, плеснула в них немного коньяка, и, сев напротив, заглянула ему в глаза своим, только ей свойственным, сияющим взглядом. — Ну, за подаренные нам судьбой прекрасные мгновения! За тебя! — Катя взяла дольку шоколадки и, откусив от неё кроху, обогнула стол и оставшуюся часть вложила в рот Евгения, тут же прильнув к его губам.
— Боже… как сладко! — Он, обняв её за талию, усадил Катерину на свои колени. — Стоп, подожди!.. — Она высвободилась из его объятий, щёки её пылали. — У нас в программе обещанный чай.
Уже через полминуты Катя разлила по чашкам ароматный напиток, плеснув в каждую чуть-чуть коньяка:
— Ну, давай по «рюмке чая» за… За что? — лукаво спросила она, улыбаясь и сияя своими бездонными чёрными глазами.
— За тебя… за нас! — выдохнул он. Сделав несколько глотков, Катя повернулась к плите, чтобы выключить заново вскипевший чайник… Евгений порывисто встал, подойдя сзади, обнял её, уткнулся в волосы, вдыхая их аромат и всё больше пьянея от её близости, принялся целовать её шею, щекотать губами… Её кожа пахла лучше всех духов на свете! Катя, теряя силы, откинула голову назад, положила её к нему на плечо, нежно касаясь своей щекой его щеки… Его руки скользнули ей на грудь, нежно сжимая и гладя её… Не выдержав, она повернулась к Евгению лицом и прижалась горячими губами.
— Катя… Катенька!…
Непрерывно целуясь, медленно они продвигались к спальне, пока, побросав по дороге всю одежду, не упали на кровать.
…Когда, обессилев после бесконечных ласк, Евгений, распластался рядом с ней, оба какое-то время лежали молча, переводя дух, дав возможность разгорячённым телам слегка остыть. Затем Катя медленно сказала:
— Обними меня, пожалуйста! И не отпускай, ладно? Мне очень страшно… — Он повернулся, тесно прижался к ней:
— Страшно?! Да что же страшного-то, глупышка моя?
— Страшно, что ты опять бросишь меня… Не бросай меня, Женя! Я этого не заслуживаю! Я так люблю тебя!..
Она положила голову ему на грудь, продолжая гладить его упругое тело, пока оба не замерли, окутанные лёгким и сладким сном.
…Евгений проснулся совсем рано, было ещё темно. Стараясь не разбудить Катю, он поднялся, прихватил по дороге в кухню свою одежду, валявшуюся на полу. Одевшись, на цыпочках прошёл в прихожую, накинул куртку и вышел на лестничную площадку. Тихо щёлкнула замком автоматически закрывшаяся дверь. Он никогда бы не ушёл так рано: день был воскресный, на работу спешить было не нужно, но дома его ждал Ральф. «Как бы он не напачкал в квартире!» — озабоченно думал Евгений, выбирая кратчайший путь к автобусной остановке.
Пока добрался до дома, уже занялся рассвет. Взяв радостно суетящегося пса на поводок, он вышел с Ральфом на улицу. Ночью прошёл дождь, но туч не было. По-осеннему синее небо, освещённое первыми лучами поздно встающего солнца, оделось в ослепительно белые облака. Вокруг было красиво и даже, как показалось ему, торжественно.
В ранний по воскресным меркам час на улице не было ни души. Отпустив Ральфа вволю побегать, Евгений шёл медленно, наслаждаясь чистотой воздуха и с упоением вспоминая события прошедшей ночи. Нет, он не думал в эту минуту о Марине, не мучился раскаянием. Евгений ощущал себя, наконец, любимым и востребованным. Другой женщиной — столь прекрасной, дарованной ему судьбой на склоне лет. Ах чертов возраст!.. Катя совершенно искренне не замечала, что он гораздо старше её, не замечала — и всё, и он вдруг поверил, что они с ней ровня, что на самом деле он моложе и сильнее того мужчины с седыми висками, каким он привык себя видеть в зеркале. Впервые за месяцы отсутствия жены и укоренившегося в связи с этим ощущения заброшенности, Евгений Иванович чувствовал себя умиротворённым и счастливым. На его душе было необычайно легко, словно за спиной выросли могучие крылья.
Ни о чём другом ему думать не хотелось. Неповторимое состояние гармонии со всем миром. «Пусть, пусть это длится, как можно дольше, а о последствиях я позже подумаю, — твердил он себе. — Не хочу отравлять потерянное было где-то в бытовой суете счастье, хочу снова быть любимым!..».
Вернувшись с прогулки и позавтракав, он обнаружил, что все продукты закончились. Отправился в магазин. Придя домой, Евгений занялся приготовлением мясной каши для Ральфа, заодно из купленного фарша нажарил для себя котлет. «Ну вот! Теперь есть чем пропитаться нам с Ральфом, когда вернусь завтра с работы!». Пребывая в прекрасном расположении духа, Евгений вспомнил, что давно уже не подходил к перекладине. Поплевав на ладони, он стал подтягиваться, привычно считая количество подъемов, потом еще несколько раз отжался от пола. Убедился, что пока не потерял форму. Затем с удовольствием принял душ, напевая во весь голос что-то из репертуара «Старых песен о главном». Перемыл посуду, оставшуюся от приготовления пищи, посмотрел по телевизору очередной выпуск новостей. Взглянув на часы, подумал, что близится вечер, и он скоро вновь поедет к Кате. Он приготовил свежую рубашку, отгладил брюки, побрился, брызнул на щеки туалетной водой, но прежде, чем переодеться, вновь вывел Ральфа на улицу.
Весь день он находился в сладком предвкушении вечера, и теперь, переделав все дела, отправился, наконец, к своей любимой, прикупив по дороге пять хризантем.
Глава 32. ОБМАН — ГРЕХ, НО И НА ПРАВДУ НАДЕЖДЫ МАЛО!
Яна, уезжая в Русскую общину, хотела обернуться быстро, но почему-то задержалась. Марина уже нервничала, опасаясь, что с минуты на минуту придёт Амина-ханум — и как она тогда объяснит ей отсутствие снохи? Всё это время она возилась с малышами, покормила искусственной смесью Марьяшку и, уложив её спать, пыталась играть с Зарочкой, хотя в её голове крутилась только одна мысль — только бы их не разоблачили! Наконец вернулась Яна и радостно сообщила, что председатель общины прониклась её бедой и взялась помочь в продаже браслетов. Есть один ювелир, которому можно довольно выгодно продать золото. Они с Люсей тут же отправились к этому ювелиру. И, о чудо, теперь у Яны есть весьма приличная сумма денег, правда, она не знает, хватит ли им этой суммы на всё. Но на изготовление фотографии Марьям точно хватит, а, значит, это дело нужно «провернуть» сегодня. Только вот как? Нужно выйти с ребёнком из дома незамеченной свекровью.
«Наверное, это лучше сделать в послеобеденные часы, когда она будет отдыхать в своей комнате, — решила Яна. — Вот тут-то я и смотаюсь с Марьям к фотографу». Минут через сорок явилась Амина-ханум. Марина Михайловна тут же отправилась в свою комнату. Пока малышка спала, Яна принялась готовить рис и мясо на обед. Под ногами, мешаясь, беспрестанно крутилась Зара, и Яна отвела её к своей матери, чтобы та чем-нибудь заняла ребёнка. Бабушка стала учить с внучкой счёт, загибая ей пальчики и беспрестанно целуя девчушку, сопровождая «урок» ласковыми словами.
Вскоре Яна позвала мать и свекровь обедать. Рассадив всех за столом и наполнив тарелки взрослых, Яна принялась кормить Зару. После трапезы, выпив чаю, все разбрелись по своим комнатам, а Марина прошла на кухню, чтобы освободить дочь от мытья посуды: та должна была уложить Зару спать. К тому же, предстояла ещё вылазка в фотоателье с Марьям. Естественно, что нервы женщин были напряжены до предела. Марина впервые принимала непосредственное участие в ситуации, требующей скрытных действий от хозяев дома. Но то был единственный шанс уехать и увезти с собой маленьких девочек. Однако, кроме опасения быть раскрытыми, её постоянно мучила совесть, что приходится обманывать людей, давших ей крышу и еду, столь же близких её внучкам, как она сама. Марина хорошо понимала, что в такой ситуации всем не угодишь и победит либо та, либо другая сторона, хотя по большому счёту проиграют все. Она старалась не думать о моральных издержках, а только выполнить вместе с Яной задуманное.
