Алексей Фомин - Затон
Нет, конечно, – вынужден был согласиться Пантелеймон.
Правильно, – торжествующе подтвердил Сосо. – Только так и бывает. И у вас, и у нас. Голосуют везде за обещания. По-другому не бывает. Ладно. – Ему захотелось подбодрить явно растерявшегося собеседника. – Не расстраивайся, Пантелеймон. Мы с тобой еще таких дел наделаем… Меньше слов, больше дела, дружище. Пора перестать тебе строить из себя неумеху-неудачника. Ты только вспомни, что ты плел при нашей первой встрече. Зло, творящее добро. Каково, а? Бред, чистый бред. Что за бессмысленная игра в слова! Зло, добро… Дело надо делать! Дело-о!
Ну, хорошо, – тихим, спокойным голосом перебил его взявший себя в руки Пантелеймон. – Предположим, я соглашусь на ваше предложение. Но, в таком случае, надобно составить контракт-с.
А я тебе что говорил?! – обрадовался Сосо. – Еще при первой встрече.
Решительным движением Пантелеймон сгреб в сторону стоящие перед ним стаканы, освобождая место, взял в руки карту, покрутил ее и аккуратно, по сгибам, выдрал из нее кусок. Образовавшийся лист он положил на стол перед собой чистой стороной вверх. Потом полез в один из карманов френча и извлек оттуда вечное перо. Раскрутил его, глянул резервуар на свет.
Пуста-с, – констатировал он, оборотившись к Сосо. – Надобно крови – контракт писать.
Сосо не успел и рта раскрыть, как дверь каюты распахнулась и внутрь ввалились трое: Клим с Джуровичем и молодая бабенка в белом переднике и белой же косынке, скрывающей уши и волосы, но оставляющей открытой длинную, белую шею.
Вот она, сука, – радостно выкрикнул Клим. – Созналась. Она яду подсыпала.
Тебя как зовут? – строго спросил ее Сосо.
Анна.
Зачем отравить меня хотела?
Бабенка стояла молча, вызывающе вздернув точеный носик кверху и выпятив грудь вперед, словно на параде, и только быстро пульсирующая под тонкой кожей шеи набухшая синяя жила выдавала ее страх и отчаяние.
Замечательно-с. Какая прелесть! – обрадовался Пантелеймон и, подскочив к ней, молниеносным движением воткнул в шею, прямо в пульсирующую жилу, вечное перо.
Бабенка дернулась, но Клим и Джурович удержали ее, схватив за руки, связанные за спиной.
Замечательно, – приговаривал Пантелеймон, наполняя молодой, алой кровью резервуар вечного пера. – Ну вот, не так уж и больно, милочка. – Он выдернул перо из вены, и по белой коже тут же побежала красная струйка.
Что капитан? – спросил Сосо.
Все знал подлец, – возмутился Клим.
Ему к ногам железяку привязали и за борт отправили. Пусть поплавает, – осклабился Джурович.
Хорошо, – кивнул головой Сосо.
Что с ней делать? – осведомился Джурович, кивнув подбородком на неудачливую отравительницу.
Ее ни в коем случае нельзя оставлять в живых. Ни-ни. – Пантелеймон, протестуя, так энергично замахал руками, как будто кто-то, из присутствующих здесь, предлагал отпустить ее на волю.
Все трое посмотрели на него, как на сумасшедшего.
Она же не только меня отравить хотела, – осуждающе покачал головой предвоенсовета, – она бойцов Красной армии отравить хотела. Судить ее показательным народным судом и расстрелять. Есть другие предложения, товарищи?
Нет, – коротко за всех ответил командарм.
Есть расстрелять, – обрадовался серб. – Разрешите идти?
Иди. – Сосо небрежно махнул рукой. – Да, Клим… Ты тоже пойди, погуляй. – Они подхватили бабенку под руки с двух сторон и поволокли к выходу, когда Сосо остановил их окриком: – Эй, Велько!
Слушаю, товарищ предвоенсовета.
Достань краску, напишешь новое название. «Святая Анна». Что за название для парохода? Неправильное название. Напишешь… – Он покрутил ус, слегка задумавшись. – Напишешь «Товарищ Пантелеймон». Понятно?
Так точно, товарищ предвоенсовета! – Держа левой рукой пленницу, откозырял правой Велько.
Хорошо, идите.
Он дождался, пока захлопнется дверь каюты, развернувшись, прошел к столу и стал за спиной Пантелеймона, старательно выводящего текст контракта. Буковки у него получались округлые, красивые, как в прописях. Алая кровь на плотной бумаге карты тут же высыхала, постепенно меняя цвет. Сначала буквы багровели, становились темно-коричневыми, а потом уж и вовсе черными.
Так, так, правильно, – одобрил текст контракта Сосо, читая его через плечо Пантелеймона. – Вот здесь только припиши. – Он протянул руку и ткнул пальцем в бумагу. – Контракт вступает в силу немедленно.
Но мне же еще необходимо поставить вопрос на голосование… – Пантелеймон оборотился к Сосо, задрав вверх голову.
Я тебя умоляю, Пантелеймон. К чему такие формальности между друзьями. Задним числом все оформишь. – Сосо по-дружески похлопал его по плечу.
Пантелеймон сделал требуемую приписку и протянул ручку Сосо – для подписи. Тот крупными буквами написал «Согласен» и подписался, после чего, не отдавая пера Пантелеймону, расстегнул шинель, достал из нагрудного кармана часы и, глянув на них, проставил под своей подписью число и время. Вернул перо Пантелеймону со словами:
Подписывай.
Он длинно и замысловато, со множеством кудряшек и завитушек расписался и, дав крови просохнуть, аккуратно, приглаживая сгибы большим пальцем, свернул лист вчетверо, потом вынул из кармана портсигар и вложил в него свернутый контракт.
С собой заберешь? – поинтересовался Сосо.
Что вы, как можно, – непритворно удивился столь наивному вопросу Пантелеймон. – Положено надежно припрятать. Чтобы никто не мог найти. – Пояснил он. – Иначе…
И где прятать будешь? – Сосо улыбался. Эта глупая возня с какой-то бумажкой, пусть и писаной кровью, его забавляла.
У пиратов южных морей… Тоже, кстати, от-тличные были ребята. Так вот, у пиратов было правило: если хочешь что-то надежно спрятать, прячь вместе с золотом. А золотишко то необходимо было сбрызнуть свежепролитой кровью. Вот поэтому, когда какой-нибудь пират отправлялся прятать клад, он брал с собой одного-двух подручных. Кончал их на месте, а их кровушкой окроплял свое золото. В этом случае клад никто найти не мог. – Пантелеймон ненадолго задумался, словно бы что-то прикидывая и высчитывая в уме.
Ну-ну, – подстегнул его заинтересовавшийся рассказом Сосо.
Да… Никому золото не давалось. Кроме того, кто его спрятал, естественно. Да и тех, чей кровью оно было полито. Но они, как говорится, уже переселились в мир иной. – Пантелеймон вдруг рассмеялся. – Хотя бывали случаи… – Он покрутил головой – это ж надо… Вот умора. Какой-нибудь чересчур самоуверенный деятель не добьет до конца подельника, зароет золотишко… А потом возвращается за кладом, а клада-то уже и нет-с.
Но какое отношение эта история имеет к нам? И к нашему контракту?
А-а… – Физиономия у Пантелеймона стала хитрющая-прехитрющая. – Самое прямое-с. Муж сей дамочки, да, да, той самой, которая собиралась вас отравить, спрятал на этом пароходе немножко золота-с. Так сказать, на черный день. Небольшой ящичек, – Пантелеймон руками показал его размеры, – с золотыми империалами. Но воспользоваться им не успел. Самарская ЧК не так давно его, как у вас замечательно выражаются, шлепнула. О наличии клада на корабле был осведомлен капитан. Хотя, признаться, он не ведал точного места. Но и его уже шлепнули. – Он захихикал. – И дамочка… Ее, я полагаю, шлепнут с минуты на минуту-с. Вот ее-то кровью мы золотишко и смочим. – Пантелеймон раскрутил вечное перо и продемонстрировал Сосо, что резервуар еще полон крови. – А заодно спрячем там и наш контракт. – Он покрутил в руке портсигар, как фокусник, демонстрирующий ловкость пальцев.
Ох, – тяжело вздохнул Сосо. – Легенды, предания, клады, заклятья… Чушь какая-то идеалистическая. А не проще ли его утопить? – Он кивнул на портсигар. – Вода контракта не попортит?
Вода крови не помеха. Утопить – это замечательно. Но лучше вместе с пароходом. И вместе с золотом.
И где же оно?
Здесь, – Пантелеймон ткнул пальцем в стенку каюты. – Если снять дубовую панель, – он принялся вытаскивать из своих бездонных карманов инструменты и раскладывать их на столе, – обнажится металлическая переборка. За ней-то и находится ящик с золотом. Там мы и спрячем наш контракт.
– … именем мировой революции к расстрелу!
Приговор огласил судья, он же прокурор, он же все судебное заседание в одном лице – командир одного из взводов батальона Джуровича. Комбат передал ему с рук на руки арестованную и приказал: «Чухлинцев, возьми трех бойцов и проведи суд над отравительницей. Предвоенсовета и командарма хотела отравить. Ну и шлепнешь, понятно. Не затягивай только». Приказал и убежал куда-то по своим делам.
Комвзвода Чухлинцев так все и сделал, как начальство приказало: взял трех бойцов, свободных от караула, отвел арестованную на нос и устроил короткое дознание. Как, что и почему? Арестованная молчала. Ну и ладно, морда буржуйская. Видали мы вас таковских. «А где-то я ее действительно видел», – подумал комвзвода. Почему-то ему показалось очень важным вспомнить, кто она такая, и где он ее мог видеть, прежде чем отправить на тот свет. Огласив приговор, он вместо того, чтобы отойти в сторону и коротко скомандовать: «Пли!», – шагнул к осужденной и резкими, нервными движениями руки стал рвать узел ее платка. Бойцы равнодушно взирали на происходящее. Конечно, комвзвода повел себя немного странно. Но при их-то работе… Станешь странным.
