Артур Хейли - Менялы
— Ну, — повторил Уэйнрайт, — что тебе нужно?
— Я пришел узнать, не сможете ли вы мне помочь?
— А зачем я должен тебе помогать? Молодой человек поколебался, затем, по-прежнему волнуясь, произнес:
— Я знаю, что вы меня подловили с этим первым признанием. В ночь, когда меня арестовали. Мой адвокат сказал, что это было незаконно и не могло быть использовано в суде. Вы это знали. Но вы мне слова не сказали, что то признание незаконное, и я подписал второе для ФБР, не зная, что они отличаются друг от друга…
Глаза Уэйнрайта подозрительно сузились.
— Перед тем как я на это отвечу, я хочу кое-что знать. У тебя с собой есть записывающее устройство?
— Нет.
— Почему я должен тебе верить?
Майлз пожал плечами, затем сложил руки на затылке, как научился делать во время обысков в тюрьме.
Мгновение казалось, что Уэйнрайт не станет обыскивать, затем он быстро и профессионально все же обшарил его. Майлз опустил руки.
— Я стреляный воробей, — сказал Уэйнрайт. — Такие ребята, как ты, думают, что они умные и могут подловить кого угодно, а потом начать процесс. Так ты что же, тюремный адвокат?
— Нет. Я выяснил только про признание.
— Ну хорошо, раз ты заговорил об этом, я тебе расскажу. Конечно, я знал, что юридической значимости это признание иметь не будет. Конечно, я тебя подловил. И добавлю. При тех же обстоятельствах я снова так поступлю. Ты же был виноват, верно? Ты собирался посадить за решетку девушку, Нуньес. Так кто из нас поступил лучше?
— Я просто думал…
— Я не знаю, что ты думал. Ты думал, что вернешься, моя совесть не выдержит и я помогу тебе осуществить какой-нибудь планчик или что ты там задумал. Ну, так все это не вышло, и я не попался. Майлз Истин промямлил:
— Не было у меня никакого планчика. Я прошу прощения, что пришел.
— Что тебе нужно?
Воцарилось молчание, в течение которого оба пристально смотрели друг на друга. Затем Майлз сказал:
— Работу.
— Здесь? Ты с ума сошел.
— Почему? Я буду самым честным работником в истории банка.
— До тех пор, пока кто-нибудь не надавит на тебя, чтобы ты снова украл.
— Этого не произойдет! — На мгновение вернулся былой Майлз Истин. — Да неужели вы, неужели никто не поверит, что я чему-то научился? Понял, что случается, если воруешь. Понял, что никогда больше не буду этого делать. Неужели вы думаете, что я не стану сопротивляться любому искушению, зная, что за это могу снова попасть в тюрьму?
— Чему я поверю или не поверю, — буркнул Уэйнрайт, — несущественно. У банка есть свои правила. Одно из них — не принимать на работу людей с судимостью. Тут я ничего не мог бы поделать, даже если б захотел.
— Но вы могли бы попробовать. Есть ведь такая работа, где судимость не имеет значения, где невозможно быть нечестным. Не мог бы я получить такую работу?
— Нет. — Но тут вмешалось любопытство. — Почему ты так настойчиво хочешь вернуться?
— Потому что я не могу найти никакой работы, вообще ничего, даже попробовать не дают — нигде. — Голос Майлза задрожал. — И потому что я голоден.
— Ты — что?
— Мистер Уэйнрайт, прошло три недели с тех пор, как меня отпустили на поруки. Больше недели назад у меня кончились деньги. Три дня я не ел. Я, можно сказать, в отчаянии. — Дрожащий голос стал надламываться. — Прийти сюда.., увидеть вас, хотя я и догадывался, что вы скажете.., было последней…
Уэйнрайт слушал, и лицо его постепенно становилось менее жестким.
Он указал на стул в противоположном конце комнаты:
— Сядь.
Он вышел из кабинета и дал секретарше пять долларов.
— Сходите в кафетерий, — велел он. — Купите два сандвича с ростбифом и пинту молока.
Когда он вернулся, Майлз, ссутулясь, с тупым выражением лица сидел там, где ему было сказано.
— Чиновник, оформлявший тебя на поруки, ничем не помог?
— У него, как он сказал мне, целая куча таких, как я, — с горечью произнес Майлз. — Сто семьдесят пять отпущенных на поруки. Ему нужно с каждым раз в месяц встретиться, и чем он может помочь? Работы нет. Он только делает предостережения.
Уэйнрайт по опыту знал, какие бывают предостережения: не общаться с другими уголовниками, с которыми Майлз мог познакомиться в тюрьме; не посещать известных притонов, где встречаются уголовники. И то и другое, если попадешься на глаза властям, означало прямую дорогу назад в тюрьму. Но на практике эти правила были столь же эфемерными, как и архаичными. Все поворачивались спиной к заключенному без средств к существованию, поэтому объединение с такими же, как он, зачастую было единственным способом выживания. Этим же объяснялся и высокий уровень рецидивизма среди бывших уголовников.
— Ты правда искал работу? — поинтересовался Уэйнрайт.
— Всюду, где мне только приходило в голову. И я не был привередлив.
После трех недель поисков Майлз наконец нашел место подсобного рабочего на кухне в третьесортном, набитом народом итальянском ресторане. Место было свободным, и владелец, печальный, хилый человек, намеревался нанять его. Но когда Майлз рассказал ему о судимости, а он знал, что обязан это сделать, он заметил, как тот бросил взгляд на стоявшую рядом кассу. Но и тогда владелец ресторана не сразу отказал, зато его жена, солдат в юбке, заявила:
— Нет! Мы не можем рисковать. Никакие уговоры ни к чему не привели. Повсюду, как только становилось известно, что он вышел из тюрьмы, работодатели немедленно отказывались от его услуг.
— Если бы я мог что-то для тебя сделать, возможно, я попробовал бы. — Голос Уэйнрайта звучал сейчас гораздо мягче, чем в начале разговора. — Но я ничего не могу. У нас тут ничего нет. Поверь мне.
Майлз мрачно кивнул:
— Да я, пожалуй, знал это.
— Ну и куда же ты теперь пойдешь? Прежде чем он успел ответить, вернулась секретарша и протянула Уэйнрайту бумажный пакет и сдачу. Когда девушка вышла, он достал оттуда молоко и сандвичи и разложил их на столе, а Майлз смотрел и облизывался.
— Можешь съесть это здесь, если хочешь. Майлз трясущимися пальцами быстро снял обертку с первого сандвича. Уэйнрайт смотрел, как он молча уплетает за обе щеки еду, и все сомнения о правдивости того, что Майлз голоден, исчезли. Постепенно в голове начальника охраны начала созревать идея.
Наконец Майлз допил молоко из бумажного стакана и вытер губы. От сандвичей и крошки не осталось.
— Ты не ответил на мой вопрос, — сказал Уэйнрайт. — Куда ты теперь пойдешь?
Майлз явно растерялся, затем безжизненным тоном произнес:
— Я не знаю.
— Думаю, знаешь. И думаю, ты лжешь — впервые после того, как пришел сюда.
Майлз пожал плечами:
— Какое это имеет значение?
— Вот что я думаю, — сказал Уэйнрайт, не обращая внимания на вопрос Майлза. — До сих пор ты держался подальше от своих тюремных знакомых. Но, ничего не добившись здесь, ты решил отправиться к ним. Решил пойти на риск, а ведь если тебя увидят с кем-нибудь из них, ты снова можешь оказаться за решеткой.
— А что мне еще остается делать? И если вы все это знаете, зачем же спрашиваете?
— Значит, у тебя все же есть эти контакты.
— Если я скажу “да”, — презрительно произнес Истин, — вы, как только я уйду, первым делом позвоните в совет по поруке.
— Нет, — покачал головой Уэйнрайт. — О чем бы мы ни договорились, я обещаю, что не сделаю этого.
— Что значит: “О чем бы мы ни договорились”?
— Кое-что мы могли бы придумать. Если ты готов пойти на риск.
— Какой именно?
— Оставим это на потом. Если понадобится, мы к этому вернемся. Расскажи мне сначала о людях, с которыми ты познакомился в тюрьме и с которыми можешь связаться сейчас. — Чувствуя его настороженность, Уэйнрайт добавил:
— Я даю тебе слово, что не буду использовать — без твоего согласия — ничего из того, что ты мне скажешь.
— Откуда мне знать, что это не уловка, — вы однажды ведь уже подловили меня.
— Тебе этого, конечно, не узнать. Попробуй просто поверить мне. Либо так, либо валяй отсюда и не возвращайся.
Майлз сидел молча и думал, время от времени нервно облизывая губы, как уже делал раньше. Затем вдруг, ничем не показывая, что принял решение, — начал говорить.
Он рассказал о том, как к нему был сделан первый подход в тюрьме Драммонбург из Мафиозного яруса. Сообщение Майлзу Истину, рассказывал он Уэйнрайту, пришло с воли, от ростовщика-акулы Игоря Оминского по прозвищу Русский; в нем говорилось, что он, Истин, “клевый парень”, поскольку он не раскрыл ни ростовщика, ни букмекера во время ареста, да и потом тоже. В качестве вознаграждения проценты по долгу Майлза не будут начисляться, пока он сидит в тюрьме.
— Посыльный с Мафиозного яруса сказал, что Оминский остановил счетчик на время моей отсидки.
— Но теперь ты на воле, — заметил Уэйнрайт. — Так что счетчик снова включен. Майлз заволновался.
— Да, я знаю. — Он понимал это и пытался не думать, пока занимался поисками работы. Он также держался подальше от того места, где, как ему сказали, он мог связаться с ростовщиком-акулой Оминским и остальными. Это оздоровительный клуб “Две семерки”, неподалеку от центра города. Ему сообщили об этом за несколько дней до выхода из тюрьмы.
