Татьяна Булатова - Да. Нет. Не знаю
– Из дедушкиной, – поправила ее старшая дочь.
– Из моей, – высокомерно поправила Наташу мать, – и я навела справки: мы вполне можем позволить себе приобрести землю под Москвой. Ваша задача – найти эту землю.
– Территориально участки должны располагаться поблизости? – включилась в разговор дотошная Валечка.
– Зачем? – не сдержалась Наталья и сделала страшные глаза.
– Зачем? – тот же вопрос повторила и Аурика.
– Ну, как это? – залепетала Ирина, преисполненная чувства благодарности за материнскую готовность просто отдать во владение квартиру самого Ге, да еще и вместе с дачей, которой, правда, пока не было. Но Ирина Михайловна, зная характер матери, была уверена – точно будет. – Ты – пожилой человек. С тобой должен быть кто-то рядом. Мало ли что может случиться, а мы далеко?
– Вот зачем ты это сказала? – скривилась Аурика Георгиевна и подняла глаза к потолку, словно пытаясь справиться с постигшим ее недоумением.
«Молчи», – прошептала сестре юркая Валечка и ткнула ту локтем в пышный бок.
– А что я такого сказала? – растерялась Ирина Михайловна и отодвинулась от сестры. – Можно подумать, что шестьдесят два года – это самый расцвет жизни.
Данное высказывание стало второй стратегической ошибкой Ирины за сегодняшний день. Это было понятно по реакции Аурики Одобеску, которая сухо поджала губы, внимательно рассмотрела унизанные перстнями пухлые пальцы, а потом подняла левую бровь и, тщательно выговаривая каждое слово, произнесла:
– Бестактно указывать женщине на ее возраст. Шестьдесят два года – это не срок, чтобы бронировать место на кладбище и ограничивать себя во всем. Это тебе страшно умирать, потому что ты молода телом, а мне – нет, потому что все Одобеску молоды духом. И я категорически против соседства с вами со всеми, потому что в состоянии сама о себе позаботиться… Я не инвалид!
– Как же… – донесся из коридора ворчливый голос Полины, – сама она по себе позаботится!
Замечание домработницы в адрес хозяйки вызвало у Валечки приступ смеха, с которым она честно попыталась справиться, но не смогла и расхохоталась, чем вызвала подлинный гнев матери:
– Что смешного я сказала?!
– Ничего, – моментально признала младшая дочь и спешно закрыла ладонями лицо.
– Курам на смех! – снова не к месту встряла Полина и зашаркала по коридору в сторону кухни.
– Иди сюда-а-а! – прокричала ей вслед Аурика Георгиевна и даже вскочила с облюбованного кресла.
Полину не пришлось просить дважды, через пару секунд она стояла, скособочившись, перед хозяйкой и смело смотрела в глаза разгневанной барыне.
– Почему ты все время подслушиваешь?
– Ничего не подслушиваю, – отказалась признать свою вину домработница. – Сначала орете на всю квартиру, потом возмущаетесь.
От неслыханной дерзости Аурика Одобеску пошла пятнами, а Наталья Михайловна не на шутку растревожилась, понимая, что не за горами тот час, когда ей придется забрать Полину к себе, а, значит, получить достаточное количество дополнительных проблем.
– Я тебя уволю! – в тысячный раз пригрозила Аурика.
– Ну, и увольняйте, – разрешила Полина и произнесла монолог верного слуги с соответствующей для такого случая трагической интонацией: – Сорок уж лет с вами живу, а как была для вас домработницей, так и осталась. А че ж: Вашуркины не Одобеску! Один Михал Кондратыч жалел, да и тот помер. А для вас, Аурика Георгиевна, разве ж мы люди?! Мы (Полина стукнула себя кулаком в исчезнувшую со временем грудь) – не люди, мы слуги. Все время дверьми от меня закрываетесь: вроде как секреты у вас, и меня, значит, не касаются. А чуть что, так Полина?!
– Дура ты, Полина, – в очередной склоке с домработницей Аурика пыталась оставить за собой последнее слово.
– Знамо, дура, – всхлипнула Полина. – Сколько лет с вами живу, а так своей и не стала, вроде как враг. Значит, и вправду дура.
– Поля! – бросилась к ней склонная к сентиментальности Ирина и чуть не задушила в объятиях. – Ну что же ты говоришь, глупая. Разве ты нам чужая? Ты ж нам, как мама.
Аурика при слове «мама» скривилась, но комментировать не стала, а с укоризной посмотрела на дочерей и, гордо задрав голову, выплыла из гостиной.
– Во-о-от, – проскулила Полина, – видели? Теперь неделю со мной разговаривать не будет.
– Будет, – рассмеялась Валечка и хлопнула рукой по дивану: – Ирка, Поля, садитесь давайте.
Ирина подтолкнула бывшую няньку к дивану, а Валечка потянула ту за руку. Уселись (Полина между двух полнотелых сестер торчала маленьким ржавым гвоздиком), посмотрели на улыбающуюся Наталью Михайловну и хором прокричали:
– Ну-у-у? Ты с нами или как?
– С вами, – сообщила Наташа, но с места не тронулась, понимая, что вчетвером они на диване не рассядутся. – Я всегда с вами.
Отомщенная Полина была на седьмом небе от счастья, а в таком состоянии осторожность в высказываниях ей обычно отказывала, и женщина с легкостью разбалтывала «секреты», хранить которые она поклялась хозяйке:
– Я вот маме вашей говорю: «Нехорошо, Аурика Георгиевна! Иринке – квартиру, девчонкам – деньги на дачи, а Алечке че?» Разве ж это по правде?
– А мама что? – заинтересовалась пересевшая в материнское кресло Наталья Михайловна.
– А ниче. Говорит, у нее и так все есть: и муж, и Лерка. «Ей, – говорит, – компенсация не нужна».
– Компенсация, значит? – криво улыбнулась Наташа и посмотрела на Ирину.
– А ей (сестры кивнули головами в сторону младшей Валечки) за что компенсация?
– А ей никакой компенсации, – успокоила их Полина. – Говорит: пока не пойму, выйдет замуж или нет, ничего, мол, предпринимать не буду. Вот так.
– Ну мать дает! – поразилась Валентина Михайловна. – Это что же получается: если твоя личная жизнь не сложилась, то на́ тебе – все сокровища мира, а если у тебя все в порядке – то не гневи бога, живи и радуйся! Так, что ли? Я вообще-то рассчитывала на другое…
– На какое? – с какой-то издевкой поинтересовалась Наташа.
– Ну, точно – не на такое. Я подумала, что как-то должно быть по справедливости. Если квартиры – то всем. Если дачи – то всем.
– Тебе что мать сказала? – уточнила Наталья Михайловна. – «Моя коллекция», значит, как хочу, так и распоряжаюсь. Ты что? Так до сих пор и не поняла, в какие игры наша драгоценная маман всю жизнь играет? Она же из себя владычицу морскую изображает: хочу – казню, хочу – милую.
– Да с какого это мне голову срубать?! – возмутилась Валентина. – Она что, не понимает, что вражду между нами сеет?
– Валь, ну какую вражду?! – разволновалась Ирина, всегда выступавшая за мир между народами. – Она даже об этом не догадывается, ей кажется, что ее задача – вселенское равновесие поддерживать. Полина, может, чего не так поняла, а мы здесь разом все завелись.
– Все я так поняла, – заворчала Полина. – Сказала, никого внакладе не оставит, но сначала посмотрит, кому в первую очередь.
– А в первую очередь у нас обиженным дают, Ирка, – расхохоталась Наталья Михайловна, разом сняв напряжение. – То есть нам с тобой. Девчонки, не переживайте! Если со мной что случится, я между вами все поровну разделю.
– Я тоже, – пообещала Ирина и подмигнула старшей сестре.
– А мне и завещать-то вам нечего, – пожаловалась Валечка.
– А ты завещай им от мертвого осла уши или шнурки от старых ботинок! – в гостиную вплыла успокоившаяся Аурика и грозно предупредила Полину: – А ты еще раз рот откроешь, будешь уволена!
Последняя фраза у сестер Коротичей вызвала гомерический хохот, и перемирие состоялось. Но Аурика Одобеску перестала бы быть собой, если бы не постаралась показать, кто же все-таки в доме хозяин.
– И ржать нечего! – обратилась она к дочерям. – Вот умру, все вам останется. И картины, и драгоценности. Все! А пока жива, терпите. А ты… – обратилась она к Полине.
– И я терпеть буду, – быстро согласилась домработница и встала с дивана: – Обедать уж?
– Накрывай, – разрешила хозяйка и в очередной раз придирчиво смерила дочерей взглядом.
* * *Год, который Аурика пережидала в своей квартире на Тверской, оказался богат на события: тяжело болела Полина, отчего Аурика Георгиевна места себе не находила и постоянно теребила Алечку, требуя принять меры, пока та не пригрозила, что упечет няньку в больницу, если мать не перестанет дергать ее по пустякам. «Будет жить, значит?» – волновалась Аурика и заглядывала в глаза дочери, во врачебный авторитет которой уверовала окончательно. «Будет!» – обещала Альбина Михайловна и внимательно следила за динамикой процесса.
Полина несколько месяцев пролежала, уставившись в потолок. Инсульт, который перенесла женщина, не превратил ее в полного инвалида – достаточно быстро восстановилась речь, и Алечка наконец-то дала отмашку: «Самое страшное позади».
– А я думала, – проскрипела нянька. – Умру…
