Всеволод Бенигсен - ПЗХФЧЩ!
— Черт бы все это побрал! — выругалась Вика, и Саша вздрогнул, поняв, что, кажется, началось. — Я устала. Ты можешь это понять? Ус-та-ла. Притомилась. Изнемогла. Лишилась сил. Выдохлась. Блядь, Саш, я не знаю, какие тебе еще нужны синонимы, чтоб твои филологические мозги это наконец усекли. Мы не можем вечно жить в долг!
— А у меня нет нормальной работы в этом городе! — завелся Саша в ответ, но как-то больше по привычке, устав вечно оправдываться. — Я и так бегаю с высунутым языком! Что такое «высунутый язык» ты понимаешь? Своими нефилологическими мозгами. А то могу показать.
Он демонстративно высунул язык и задышал, как собака.
— А моих денег не хватает! — разозлилась Вика. — Мы и так едва сводим концы с концами!
— Не кричи, Ваську разбудишь!
— Ты сам кричишь.
— Я не кричу. Я просто пытаюсь тебе сказать.
— Что?
— Что это ты, ты сама его взяла из детдома! Это было твое решение! Что же теперь меня во всем обвинять?
Вика сверкнула глазами и швырнула щетку для расчесывания на трюмо.
— Я?! Да ты что?! А кто его в детдом сначала сдал? И потом, разве мы оба не переживали? Разве мы оба не мучились эти два с половиной года?! Или все это только моя блажь была?!
— Но я же ничего не говорю, — забормотал Саша, мысленно чертыхнувшись, что его опять занесло. — Я же просто тебе тогда сказал: давай еще немного подождем, пока у тебя будет работа, у меня — деньги…
— Сколько? — деловито перебила его Вика, развернувшись к Саше на стуле. — Сколько мы должны были еще жДать? Ну, скажи. Он был уже не маленький, он все понимал. Они бы там его просто искалечили. Или забили. Или… я не знаю. И так намаялись туда-сюда бегать, проверять, навещать его там.
— Только не забывай, что эту двушку я выменял. А то так бы и торчали все вместе в одной комнате. А ты прекрасно знаешь, что в этом сраном городе ничего невозможно ни купить, ни обменять, ни продать!
— Ты меня что, всю жизнь этим попрекать будешь?! Но ведь на обмене квартиры жизнь не закончилась! Надо же дальше жить. Ты же это делал из-за Васеньки или была какая-то другая причина? Скажи мне!
Саша раздраженно засопел носом, сам не зная, что хочет сказать.
— Ай! — махнул он рукой и пошел курить на кухню.
Вика вскочила и побежала за ним следом.
— Нет, ты скажи! Давай уж договорим, наконец! Сколько еще? Сколько еще нам жить, как в тюрьме? Сколько занавешивать окна?! Сколько его прятать? Сколько самим прятаться, а?!
— Не ори, — зашипел Саша. — Ваську разбудишь.
Но Васька не спал. Он слышал, как спор переместился на кухню. Затем мама заплакала и вернулась в спальню, хлопнув дверью. Папа чертыхнулся и пошел за ней. Из-за стены донеслись мамины всхлипывания и тихий папин голос. Что он говорил, Васька уже не слышал. Потом стало совсем тихо.
Васька подождал, пока в квартире воцарится абсолютная тишина, а потом медленно стянул с себя одеяло и спустил ноги на пол. Нащупал под матрасом припрятанный маленький фонарик и щелкнул кнопкой. Комната озарилась голубоватым светом. Свет этот дрожал, потому что и сам Васька дрожал. Что это было, он не знал. Что-то вроде лунатизма, только осознанного. Какая-то сила, которая поднимала его из кровати и заставляла делать то, что он делал почти каждую ночь. Это было его тайной. Ни мама, ни папа не знали о ней. Васька соскочил на пол и прошлепал к книжным полкам, что находились у самой стены за кроватью. Там он опустился на коленки и медленно пополз вдоль нижней полки к самому углу комнаты. Свет фонарика выхватывал корешки книг, а Васька продолжал упорно продвигаться все дальше и дальше вглубь. Наконец он достиг стены. Все книжки, стоящие на нижней полке, были большими, но самая крайняя выделялась даже на их фоне. К ней Васька и полз. Он перепел дыхание и, уцепившись пальцами за шероховатый корешок, стал медленно вытягивать ее наружу.
На секунду Ваське показалось, что в спальне продолжается спор родителей. Он вздрогнул, приподнял голому и прислушался. Нет, тихо. Только его собственное тяжелое прерывистое дыхание и колотящееся сердце. Он вытащил книгу и, положив на пол, чтобы было удобнее подсвечивать фонариком, стал медленно-медленно переворачивать страницу за страницей, двигаясь к какой-то известной только ему цели. Мелькали картинки: сказочные персонажи, зверюшки, драконы, добры молодцы и красны девицы. Наконец, Васька приблизился к цели. Его тело стала сотрясать крупная дрожь, а на лбу выступил пот. Он затаил дыхание перед решающей секундой. Затем отвел взгляд в сторону и медленно-медленно перевернул страницу. Вот и все. Он выждал еще пару секунд, потом набрал в легкие воздуха и так же медленно перевел глаза на книгу. И буквально затрясся от ужаса. С картинки на него смотрел страшный урод: маленькое кривое тельце и непропорционально огромная голова. Длинный нос, покрытый волосатыми бородавками, оттопыренные уши, красные глаза, густые лохматые брови и невероятно большой рот во все лицо. Самое ужасное было то, что уродец смотрел Ваське прямо в глаза и улыбался. Улыбался той пугающей улыбкой, которой улыбается человек, знающий, что ты весь в его власти. «Ты — мой, — говорила эта улыбка. — Ты можешь отвести глаза, убрать фонарик и пойти спать, но я всегда буду приходить к тебе, а ты ко мне. И когда-то останешься со мной навсегда». Васька смотрел на это сказочное чудище, и казалось, нет в эту минуту на свете больше ничего и никого, кроме того, что глядело ему в глаза со страниц книги. Казалось, вся Вселенная в это мгновение сжалась до размера крохотного пятачка в шестнадцатой квартире по Градостроительной улице маленького провинциального городка. До вот этого страшного уродца, выхваченного дрожащим светом маленького фонарика.
Васька вздрогнул, как будто внутри него что-то лопнуло. Он судорожно захлопнул книгу и быстро запихнул ее обратно на полку. Вскочил на ноги и бросился обратно к кровати. Фонарик плясал в его руках, освещая то книги, то стену, то потолок. Васька щелкнул выключателем и сунул фонарик под матрас. Впрыгнул под одеяло и, натянув его на голову, замер, дрожа всем телом.
Утром Васька сидел за кухонным столом и возил большой ложкой по тарелке с недоеденной и уже остывшей овсяной кашей. Наконец, он бросил ложку и стал, булькая, допивать чай. Погрузил нос в чашку и глазами оценил обстановку: папа читал газету, одной рукой теребя душащий его галстук, мама в домашнем халате возилась у раковины. Васька поставил пустую чашку на стол, спрыгнул на пол и приготовился бежать к себе в комнату.
— Стоп, машина! — ловко схватил его за низ майки Саша. — Молодой человек, а кто кашу будет доедать?
Васька засмеялся и попытался высвободить майку.
— Да отпусти ты его, — не оборачиваясь, буркнула Вика. — Он уже полчаса эту кашу туда-сюда возюкает.
Саша выпустил майку сына и легонько шлепнул того по попке.
— Ладно, беги.
Васька побежал к себе в комнату.
Саша с досадой бросил газету на стол и стал вертеть головой.
— Этот галстук меня просто задушит когда-нибудь.
Вика подошла к столу и стала собирать посуду.
— Неужели в такую жарищу вы должны одеваться, как полярники?
Она открыла кран в раковине и принялась мыть посуду.
— Да, наверное, если б не экзамены и комиссия эта чертова, не должны были бы, — сказал Саша, снова затягивая галстук и надевая пиджак. Он глянул на настенные часы и быстро допил чай. — Ладно, послезавтра последний экзамен и все. На хер это все.
Вика подошла к столу, чтобы забрать Сашину чашку. Он неожиданно взял ее за рукав и притянул к себе на колени. Вика стала вяло вырываться.
— Саш, я же не накрашенная еще.
— Ой, да брось! — улыбнулся Саша и, взяв ее за плечи, притянул и поцеловал в губы. Вика закрыла глаза и положила руку на Сашин затылок.
— Тебе надо постричься, — неожиданно сказала она, отстраняясь. — Ну-ка, поверни голову. Ты же зарос, как неандерталец.
Саша усмехнулся и чмокнул Вику в щеку.
— Обязательно. После Васькиного дня рождения.
— Ой, кстати, Саш, — стала слезать с коленей мужа Вика.
— Что?
Она быстро глянула в сторону Васькиной комнаты и тихо спросила:
— А что с подарком-то?
— Да не волнуйся, я уже кое-что присмотрел, — успокоил ее Саша.
— Только никаких пистолетов, ружей, что-нибудь мирное.
— Да не волнуйся, все под контролем.
Саша встал и, прихватив со стола газету, двинулся в коридор. На полпути обернулся.
— Я Борьку с Ленкой пригласил, ты не против?
— Господи, ну конечно нет, — ответила Вика, вытирая руки о кухонное полотенце. — Если не их, то кого тогда вообще? Они с Катькой придут?
— Не, она вроде в лагере, — ответил Саша, натягивая ботинки.
— Уже? Только же июнь начался!
— Какой-то у них там спецлагерь, они всем классом выехали вроде. Я не знаю.
— Бред, — хмыкнула Вика. — Но вообще жаль, что Катьки не будет.
