Эдуард Лимонов - Книга мертвых-2. Некрологи
Я, видимо, мог казаться и казался моим приятелям тех лет каким-то «гулякой праздным». Между тем я тоннами писал тогда, искал и нашел собственный поэтический стиль. Сил у меня было много, хватало и на алкоголь и загульную жизнь, это да.
Чурилова я признаю как человека, повлиявшего на меня. И сегодня, отжимаясь от пола, либо делая другие несложные упражнения, я вспоминаю, что меня научил им пятьдесят лет тому назад харьковский рабочий парень Борис Иванович Чурилов. Когда же я ложусь на спину на кровати и кладу голову так, чтобы она висела над полом и «качаю» таким образом шею, я вспоминаю моего сокамерника по 2-й тюрьме строгого режима в городе Энгельсе — Ваню Рыбкина. Это он меня научил этому простому и эффективному упражнению. Я сознаю, что состою из умений, упражнений и привычек тела и разума, позаимствованных у других людей. Только меня не спасали от пьянства два раза. Один раз, может быть, спас Чурилов.
Труп у станции Выхино
Антон Страдымов
Оказалось, что Богородских кладбища два. На том, что находится рядом с Московским городским судом, мы не нашли свежих могил. Это компактное старое кладбище. Служитель сказал, что никакого 28-го участка у них нет и не может быть и тем более никто у них не был похоронен 22 января, на кладбище давным-давно никого не хоронят.
— Ваш парень, должно быть, похоронен на Богородском кладбище возле города Электроугли, — заключил служитель и поковылял в сторожку, за ним — старая молчаливая собака.
У меня в руке были гвоздики. Розовые, красных в соседнем киоске «Цветы» нашлась только одна. Мы сели в серебристый газик и отправились к этим далеким Электроуглям. Я должен был поклониться могиле только что убитого нацбола Антона Страдымова, двадцати лет. Это был мой долг. Ну и что, что кладбище в пятидесяти километрах от Москвы. Я обязан. Сегодня и сейчас.
Мы прибыли на место, когда еще было светло, но день уже заканчивался. Кладбище оказалось огромным и молодым. Оно лежало под снегом и молчало. Замерзший, но сильный дядька в камуфляже с красным лицом объяснил, как дойти до 28-го участка — «до конца линии фонарей и направо до конца линии могил». Мы пошли, пять человек. Был такой неприятный закатный свет, печальнее нет света на земле, если его поддерживает внизу снег.
Я шел быстро, гвоздики в руке. За мной ребята: Егор, Димка, Олег, Илья, все довольно крупные.
Я в шапке и с бородой. Они, кто без головного убора, кто с капюшоном куртки на голове, кто в бейсболке. А у меня черная шапка с кожаным верхом, такое ретро, что уже и не выпускают таких нигде, от отца досталась. Район могильных плит и оград закончился, и начался участок крестов и могильных холмиков, а поверх лежали венки, запорошенные снегом. Мы помыкались некоторое время, не понимая кладбищенских адресов. Потом разобрались. На черных табличках были написаны три координаты: номер участка, номер линии и номер могилы. Мы нашли могилу Антона, смахнули снег с таблички. На могиле лежал венок с черными траурными лентами; от матери и семьи. От нацболов венка не было, потому что родители скрыли от нас дату и место похорон нашего товарища. Мать, видимо, считала нацболов и меня лично ответственными за смерть сына. По некоторым сведениям похоронить Антона тайно матери посоветовали следователи.
История этой смерти тяжела. Антон пришел к нам, когда ему было пятнадцать. Партия еще не была запрещена. Активный, он участвовал во многих акциях парии. Утром 14 января в четыре часа утра тело Антона было обнаружено близ станции Выхино. Он еще дышал. Однако умер через час в больнице. Все кости лица были переломаны, также как и затылочные кости, череп был расколот в трех местах, так что кости черепа вдвинулись в мозг. Его избивали либо арматурой, либо бейсбольными битами. Несмотря на то, что при нем находились документы, идентифицирован он был по отпечаткам пальцев. Родителям о смерти Антона стало известно только 19 января, от милиции. Чем была вызвана задержка в пять дней сообщения о смерти? Никто не знал ответа на этот вопрос. В последнюю ночь своей жизни Антон, вероятнее всего, занимался расклейкой листовок, призывающих прийти на День несогласных 31 января.
Я снял шапку, положил гвоздики на заснеженный холм. Мои спутники стали полукольцом у могилы.
— Ну вот, Антон, — сказал я просто, — вот мы нашли тебя, хотя тебя от нас спрятали. Мы пришли и стоим тут: Егор, Дима, Илья, Олег и я, Эдуард, чтобы сказать тебе, что мы отомстим за тебя, когда придет время отомстить. Ты вечно будешь в наших сердцах, мы тебя не забудем. Граждане новой России, которую мы построим, будут поклоняться тебе и другим героям, отдавшим свои жизни за будущее. Мы перезахороним вас в один пантеон. А пока лежи тут спокойно. Мы, твои товарищи, будем приходить к тебе. Завтра придут московские нацболы.
С тем мы ушли, на ходу надевая шапки. Там было просторно, и ни души.
Только возле новенькой часовни крутились несколько сытых собак. Да в автомобиле с затемненными стеклами сидели опера и ждали, пока мы уйдем за пределы кладбища и уедем.
Несколько выдержек-цитат из сообщений о его смерти.
«В кармане у Страдымова нашли записку с телефонным номером его подруги Кати. В понедельник ее вызвали для опознания тела. По словам Кати, Антон был избит с чрезвычайной жестокостью: большинство ударов пришлось на голову, череп проломлен в нескольких местах. Опознать Антона удалось с трудом».
«Лидер московских нацболов Роман Попков заявил: „От имени нацболов я заявляю, что это убийство является политическим, так как погибший был одним из самых ярких московских активистов и участвовал во множестве протестных акций“. Он отметил, что никто из знавших погибшего не может предположить, что Страдымова убили с целью ограбления, так как он „не выглядел как человек, у которого могут быть деньги“, а личных врагов у него не было. Попков добавил, что погибший нац-бол находился под подпиской о невыезде по статье 282 УК РФ („Участие в экстремистском сообществе“), за мирный захват приемной МИДа».
«21 января Международный секретариат Всемирной организации по борьбе с пытками осудил убийство нацбола Антона Страдымова и выразил обеспокоенность в связи с отсутствием гарантий проведения эффективного расследования обстоятельств преступления».
На фотографии на экране моего компьютера худой стриженый подросток держит черный (черный серп и молот в белом круге) флаг нацболов. Выражение лица серьезное. Фоном служит огороженный забором участок леса. На заборе знак: проезда нет.
В книге моих стихов «Мальчик, беги!» есть стихотворение «Нацболы». Вот оно:
Подростков затылки худые,
Костлявые их кулаки.
Березы. Собаки. Россия…
И вы — как худые щенки…
Пришли из вороньих слободок,
Из сумерек бледных столиц,
Паров валерьянок и водок,
От мам, от отцов и сестриц…
Я ряд героических лиц
На нашем холме замечаю.
Христос им является, тих?
Я даже Христу пожелаю
Апостолов смелых таких!
Я поднял вас всех в ночь сырую,
России-страныледяной,
Страны моей страшной, стальной
— Следы ваших ног целую!
Вы — храбрые воины света,
Апостолы, дети, сынки,
Воители черного лета,
Худые и злые щенки…
Добавить мне нечего. Следы ваших ног целую.
Наследница Майоля
Дина Верни (Dina Vierny)
Честно говоря, я думал, она умерла давно. Но 23 января увидел в I-net, что в блогах обсуждают тему «Скончалась Дина Верни». Оказалось, она умерла пару дней назад. Возрасту ей дают кто восемьдесят девять лет, следовательно она родилась в 1919 году, кто утверждает, что она родилась в 1917-м. В любом случае могу свидетельствовать, что она была очень старая бабушка уже давно, еще в начале 1990-х.
Я познакомился с нею в 1974 году, в мастерской Ильи Кабакова, что находилась на крыше дома страхового общества «Россия» на Сретенском бульваре. Стояло лето, на ней была белая юбка, шелковая блеклая пастельная кофточка и летняя шляпа, на ногах туфли с множеством переплетений ремешков. Такая себе немолодая парижская светская женщина. Я прочитал свою концептуальную, как ее представил Кабаков, поэму «Мы — национальный герой» и вызвал этим моим текстом неподдельный интерес Дины. «Это не стыдно показать в Париже, это замечательно», — энергично прокомментировала парижанка. Мы (я пришел с красавицей Еленой, уже моей женой) понравились Дине и она дала нам свой адрес и телефон. Мы уже знали, что уедем, ждали только разрешения на выезд из ОВИРа, потому лихорадочно коллекционировали европейские адреса. Я очень рассчитывал на мою поэму, мне казалось, что мифологизированные образы Эдуарда и Елены и необыкновенная их судьба (они становятся супер-звездами, знакомятся с Сальвадором Дали и Папой Римским, вообще эта конфетно-приторно-чуингамовая история, я не видел этого текста лет тридцать) вызовет интерес издателей всего мира. Талантливый провидец (мы действительно познакомились вскоре с Сальвадором Дали, а Елена позднее отдельно побывала на аудиенции у Папы, я действительно стал в 1993 году кандидатом в депутаты Российского парламента, но не был избран, как это и предсказал в тексте), я оказался никаким практиком. Авангардистские тексты не становятся бестселлерами. Я, впрочем, вручил свой текст Дине.
