Димфна Кьюсак - Скажи смерти «нет!»
Барт вышел на улицу и заморгал от яркого света. Он чувствовал себя усталым и совершенно измотанным — душой и телом, как, бывало, после боя.
IIДжэн и понятия не имела, как это случилось, но, так или иначе, в среду, в день отъезда в Спрингвейл, у их дома объявился Чилла с военным фургоном, который должен был доставить ее на станцию. Чилла держался с солидной внушительностью, столь характерной для военных властей и насмерть перепугавшей хозяйку, но своими отнюдь не военными приветствиями, кивками и подмигиванием он как будто предупреждал их: «Не задавайте вопросов и да не услышите неправды». Недаром же он прослыл первым доставалой и ловчилой не только во всей роте, но и во всем батальоне.
«Новый год принес нам удачу», — подумала Джэн.
Все у них складывалось великолепно. Как только она узнала о том, что в Спрингвейле есть для нее место и что вдобавок она поедет туда не одна, а с Бартом, чувство безнадежности, тяжким камнем лежавшее у нее на душе еще с той поры, когда она приняла снотворное, рассеялось.
И в это утро при расставании она снова сказала сестре Даггин:
— Не беспокойтесь обо мне, сестра, больше я такой глупости не сделаю. Я знаю, что должна поправиться.
Да, она должна поправиться. Счастье улыбнулось ей. Все говорило об этом.
Это доброе предзнаменование — то, что она едет в Спрингвейл. Линда выздоровела в Спрингвейле. И то, что Чилла изыскал такой дешевый и удобный способ доставить ее на вокзал, — тоже хорошее предзнаменование.
Барт протянул к ней руки.
— Поехали, миссис Темплтон.
— Но я могу дойти. Я всю неделю тренировалась.
— Нет, нет! Всю силу, что есть в этих ножках, ты продемонстрируешь в Спрингвейле. Тебе придется войти туда самой, так сказал доктор, а до этого времени не трать ни капли энергии, она тебе там понадобится.
Джэн обхватила его за шею руками, и он поднял ее.
— О, да ты целую тонну весишь!
Она спрятала лицо у него на груди.
— Даже две!
Душу им обожгло воспоминание о той ночи в лачуге, когда он вот так же внес ее на руках с веранды.
«Я и не представлял себе, что она так исхудала», — подумал Барт, когда они уселись на широком переднем сиденье военного фургона.
А у Джэн, когда она сидела здесь между двумя мужчинами, на короткий миг появилась иллюзия освобождения. Но с приездом на Центральный вокзал эта иллюзия сразу же рассеялась. Барт на руках вынес ее из машины на платформу. Она спрятала лицо у него на плече и вся съежилась от стыда. Ей казалось, что все оборачиваются и смотрят на нее. Она умоляла его спустить ее на землю. Он нехотя согласился, и последние несколько метров до вагона, специально предназначенного для больных, направляющихся в Спрингвейл, она прошла сама.
В вагоне она с облегчением опустилась на сиденье, и колени у нее дрожали после этого короткого пути. Двое мужчин, уже сидевшие в вагоне, понимающе улыбнулись ей. Барт пошел за ней следом, но проводник остановил его, заявив:
— Вам здесь нельзя ехать, для этого нужен специальный билет.
— Здесь моя жена, и я тоже здесь поеду. И плевать мне на билет, — отрезал Барт.
— Ну и ну! — Проводник изумленно покачал головой. — Да меня туда и за тысячу фунтов не затащишь.
Барт закрыл дверь и с отвращением осмотрел купе. Купе было старое, запущенное, в спертом воздухе носился запах дезинфекции.
— Правда, замечательно, что мы едем в такой чудесный день, — весело произнесла Джэн, хоть на душе у нее было далеко не весело. — У меня такое чувство, будто мы едем отдыхать.
«Если я сумею мириться со всем этим и не жаловаться, — подумала она, — то скорее пойду на поправку».
Поезд тащился по тесным, перенаселенным пригородам Сиднея, но Джэн волновал даже этот пробегающий мимо пейзаж. А вскоре перед ней развернулась плоская равнина, потрескавшаяся под знойными лучами летнего солнца. По-летнему бледное небо на горизонте подпирала желтовато-коричневая кромка холмов, зелень была запыленная и поникшая; но Джэн все казалось прекрасным. Она судорожно сжимала кулаки, глядя по сторонам. Безграничный простор неба, дуновение ветра на ее щеках, солнечные блики на сверкающих железных крышах домов, ясная прозрачность дня — все казалось ей хорошим предзнаменованием.
И она рисовала себе самые радужные картины будущего. Выздоровела же Линда, почему бы и ей не выздороветь?
Наконец они вышли на платформу и около получаса прождали у станции, пока придет машина, чтобы отвезти их в санаторий. Они укрылись от солнца в тени джакаранды, и цикады мерно жужжали над ними в ее ветвях.
Джэн смотрела, как пятнистая тень листвы медленно двигалась по земле. «Если она дойдет до моей ноги раньше, чем появится машина, я поправлюсь скоро», — загадала она. Тень упала на кончик ее туфли раньше, чем крытый брезентом санаторский грузовик вкатил на станционный двор.
Она крепилась всю дорогу, без жалоб перенося тряску на неровном шоссе.
«Если нам встретится четное число машин, то я поправлюсь до рождества», — загадала она про себя, глядя на пыльную ленту дороги, пролегавшей среди выжженных солнцем лугов. Им встретились четыре машины. Сердце ее ликовало. Все предзнаменования были добрыми. Она улыбнулась Барту. Он обнял ее за плечи, и даже вид запущенных, грязных зданий Спрингвейла, открывшийся им в низине среди холмов, не смог отравить радости этих сладких минут.
Часть четвертая
Глава 39
Они смотрели на скопище полуразрушенных зданий, которые и назывались Спрингвейлом. Еще на заре колонизации и потом вплоть до первой мировой войны здесь размещалось скотоводческое хозяйство, потом военные власти заняли его под казармы; когда же война закончилась, здесь был размещен туберкулезный санаторий — «на время», как было сказано вначале, но это «время» тянулось уже тридцать лет. В старом каменном доме, отведенном прежде под жилье, теперь разместился административный корпус, а в облупившихся, крытых железом лачугах ютились больные.
Вдыхая чистый воздух, Джэн чувствовала, как легкие ее очищаются от скопившейся в них за эти месяцы городской грязи. Если б только она могла лежать на свежем воздухе, она бы скорее поправилась.
Джэн смотрела вдаль на округлую чашу низких холмов, в которых глубокие красные овраги, разъеденные дождями и ветрами, зияли, словно открытые раны, и чувствовала, как душа ее растворяется в этих просторах.
Она так долго была заперта в четырех тесных стенах, что теперь каждая былинка, все растения казались ей красивыми: и запущенный садик, и просторы выжженных солнцем лугов вдали, и запыленная листва камфорных лавров, и поникшие перцовые деревья.
Джэн с ликующей улыбкой взглянула на Барта и пошла вслед за неряшливой старухой, которая повела их в палату. Барт обнял Джэн за талию, и ей показалось, что часть его силы передалась ее нывшим от боли ногам. Но даже при его поддержке расстояние до палаты показалось ей бесконечным. Маленькая, словно карлик, старушка, шлепавшая впереди в тапках со стоптанными задниками, указала им грязным пальцем в сторону дальней лачуги у конца дороги и что-то прошамкала, подбадривая Джэн.
Спускаясь по пыльной дорожке, Джэн сжимала губы. Она устала от путешествия, от непривычного напряжения, но все это было частью того испытания, которое ей нужно выдержать, чтобы поправиться. Если она вынесет без жалоб и это непереносимое напряжение, она обязательно поправится.
У двустворчатой двери палаты № 3 они остановились. Сестра, сидевшая за столом у входа в палату, улыбнулась им.
— Ах, так это вы, миссис Темплтон! Заходите, заходите! Я сестра Конрик. Сейчас мы вас устроим.
Джэн медленно прошла вслед за ней по длинному проходу между двумя рядами коек. Щеки ее пылали. Она чувствовала, что взгляды больных прикованы к ней, что все они оценивающе разглядывают ее. Ноги у нее подгибались, словно шланг от пылесоса, и она нетвердо ставила их, выворачивая носками наружу; ей казалось, что колени у нее могут в любую минуту подогнуться, и, когда ей приходилось отрывать ступни от пола, они казались ей невероятно тяжелыми.
Ей казалось, что вся палата видит, как плохо она ходит. Но она шла, и это было сейчас очень важно.
«Надо войти туда, даже если вы свалитесь после этого», — сказал доктор, и она продолжала идти, хотя ей казалось, что не будет конца этому длинному натертому проходу между койками, тянувшемуся, наверно, на целые мили.
Сестра остановилась.
— Немного устали, правда?
Сильная рука обхватила ее вокруг талии.
— Пойдем, малышка, осталось всего с полмили.
Джэн доковыляла таким образом до кровати в дальнем углу палаты.
— Ну вот здесь. Теперь садись и отдохни немножко, а потом сможешь лечь.
Это была крупная женщина, сильная и ловкая, с мускулистыми руками и приятным скуластым лицом. Джэн благодарно опустилась на стул. Она дрожала, руки и ноги у нее будто налились свинцом.
