Наследницы - Мареева Марина Евгеньевна

— У тебя телефон звонит. — Достав из бардачка трубку, Лера передала ее Юре.

— Алло! Да… — Лицо Юры посуровело. — Перестань рыдать, объясни толком!

Лера дернула Юру за рукав.

— Кто это?

— Лена, девушка Володи.

— Бройлер?

— Не мешай, — отстранил он жену, — я и так мало что понимаю. — Алло, успокоилась? А теперь я тебя внимательно слушаю… Так… так… Понял.

— Что? Что-то с Володькой? — Лера изменилась в лице.

— Пока ничего. — Юра развернул машину и поехал в обратную сторону.

— Что она сказала?

— Сказала, что он сбежал.

— Как сбежал? Зачем? Почему? Юра, куда мы едем? — Лицо Леры пошло красными пятнами, на глаза навернулись слезы.

— На вокзал едем! Бройлер сказал… тьфу ты, Лена сказала, что у Вовки какой-то приятель в Косино образовался. Вот он вроде к нему и отправился.

— Но почему? Почему вдруг?

— Не знаю, — ушел от прямого ответа Юра, не желая еще больше расстраивать жену. — Сейчас все узнаем. Если он ушел от нее десять минут назад, — он посмотрел на часы, — мы можем быть на вокзале либо одновременно, либо даже раньше.

— Господи, за что мне все это?

— Так, подобные вопросы оставим на потом, план такой: ты паркуешь машину, а я бегу к кассам. Связь по мобильному. Поняла?

— Поняла.

Остановившись напротив здания вокзала, Юра пулей выскочил из машины и побежал к кассам. Пассажиров было немного, и он сразу увидел Володю. Его руки и лицо были расцарапаны, под глазом багровел синяк.

— Вовка! — кинулся к нему Юра.

Тот метнулся к выходу.

— Стой, тебе говорят! — Юра настиг его и схватил за руку.

— Отвали, убери руки!

— Лера, — увидев жену, окликнул Юра, — сюда!

— Отстань от меня, дохляк! — Володя не оставлял надежды вырваться из Юриных рук.

— Сынок, — ужаснулась Лера, увидев Володино лицо, — кто тебя так?! Тебя били? За что? Только скажи — я его уничтожу! Кто, а?

Володя перестал вырываться и, глядя матери в глаза, строго спросил:

— Мам, скажи правду, ты — проститутка?

— Ты что, сдурел?! — обругал его Юра.

— Сами вы сдурели! В газете написали, что ты была любовницей Иваницкого, и меня родила, чтобы его на себе женить! Но он не женился. Теперь надо мной весь класс смеется.

— И тебе стало за меня стыдно, да? — Лера крепко обняла сына, едва сдерживая слезы.

— Все, Лер, спокойно, — Юра нежно погладил ее по спине, — спокойно, я сказал. Вовка, — он взял пасынка за подбородок, — послушай, мы с тобой мужики взрослые, какие проститутки на самом деле, надеюсь, ты знаешь. А если завтра в газете напишут, что твоя мать на обед ест младенцев, ты что, тоже поверишь?

— Господи, — причитала Лера, — разве я могла предположить, что у вас в гимназии читают такие газеты! Ну все, — она с болью взглянула на лицо сына, — теперь этому писаке конец!

— Я с ним сам разберусь, — пообещал Юра.

— Нет, милый, ты человек интеллигентный, как с этой мразью общаться, не знаешь.

— В конце концов это касается моей семьи.

— Попробуй только, разведусь. А тебе, сына, спасибо. — Она с гордостью посмотрела на Володю.

— За что? — не понял тот.

— Ну, я надеюсь, сам-то ты им накостылял как следует?

— А то! — хвастливо ответил Володя. — Спрашиваешь!

Евгений с Дианой возвращались домой навеселе. Водитель не сразу согласился их везти. Не потому, что не сошлись в деньгах, — у района была дурная слава: разбои, грабежи, драки. Машина въехала во двор, замкнутый пятеркой панельных хрущоб. Он был не освещен и безлюден.

— Человек, тормози! — лихо приказал Евгений. — Приехали! А вот и наш подъезд… Ик! Пардон… — Он вынул из кармана скомканные купюры и кинул на переднее пассажирское сиденье. — Киска, выходи!

Прежде чем выйти, «киска» — нарядная и оживленная — с нарочитой страстью впилась в губы любовника.

— Обожаю! — сказала, отстранившись.

— И я! — Евгений снова икнул.

— Клевая харчевня! Давай ходить в этот ресторанчик всегда! — Диана неверной поступью подошла к Евгению и повисла у него на руке.

— Нет, киска, мы с тобой не здесь — мы с тобой в Париже «У Максима» ужинать будем! — пообещал он. — Зуб даю!

— А ты мне обещал еще «Плазму»! Домашний кинотеатр! — затараторила Диана. — Ты знаешь, у него экран, — она отлепилась от любовника и широко развела руки, — во какой! Шестьдесят три дюйма! А вот колонки я подберу сама! Под наш интерьер!

— А где интерьер? — Евгений огляделся по сторонам. — Не вижу. А интерьера-то пока еще нет, дуреха. — Он любовно потрепал ее по голове. — А человек где?

— Тю-тю-у-у-у, — попыталась Диана изобразить гудок паровоза. — Ее распирало от хмельного неудержимого восторга: — Постой, паровоз, не стучите, колеса… — запела она. Голос у нее был высокий, но довольно противный.

— Нет, киска, сначала дом, а потом уж ин-те-рь-ер! — не без труда выговорил Евгений. — А к ин-терь-еру — колонки!

— Живем! — крикнула Диана, кружась посреди ночного двора. — Живем!

— Не-а, за-жи-вем… — без пафоса поправил Евгений, с горделивой нежностью глядя на свою юную подругу.

Диана и в самом деле была хороша — длинное вечернее платье, вечерний макияж, высокая «сложносочиненная» прическа в романтическом стиле.

Из-за гаражей вынырнули четверо дюжих парней. Двое подскочили к Диане и, заломив ей руки за спину, приподняли над землей.

— Женя-я-я!!! — пронзительно крикнула девушка.

— Пустите ее! — отчаянно рыкнул Евгений, метнувшись к подруге.

Не тут-то было. Двое других амбалов налетели на него, сшибли с ног. Стали молотить — смачно, от души, как будто испытывали к нему личную неприязнь. Били молча куда попало, ногами по ребрам. Евгений катался по земле, скрючившись, закрыв голову окровавленными ладонями.

— Помогите!!! — во весь голос взвыла Диана, тщетно пытаясь вырваться из тисков чужих рук.

— Смотри, сучка, — один из амбалов грубо развернул ее лицом к избиваемому Евгению, — кумекай! Это вам привет от одной бабы.

— Он больше не будет! — по-детски заверила его Диана. — Пустите его!

— Догоняешь, за что твоего фраера учим?

— Да! — простонала Диана, вновь попытавшись вырваться. — Отпустите его!

Кое-где в окнах домов загорелся свет. Люди выглядывали во двор, но на помощь никто не спешил.

— Не успокоится твой писатель, — наставлял амбал, он грубо сграбастал Дианино лицо в могучую кисть, заставляя девушку смотреть, как избивают ее любовника, — и его, и тебя в кисель разотрем! Ферштейн?

— Он не будет! Не будет! — срывающимся голосом выкрикнула Диана. Ее красивое вечернее платье уже было разодрано у горловины. Длинные темные пряди упали на лицо.

— Диана! — просипел Евгений, катаясь по земле и сплевывая кровавую слюну. — Не трогайте ее! Диана!.. — И, закрыв глаза, потерял сознание.

После занятий Андрей заглянул к матери в кабинет — та плотно висела на телефоне. От секретарши он узнал, что у Александры Владимировны сегодня еще одно совещание, а вечером встреча со спонсором. Это было ему на руку. Ребята из группы активно склоняли его прошвырнуться и попить пивка на Патриках, но Андрей устоял перед соблазном и поспешил домой. В голове крутилась одна пластинка: «Главное — подготовить плацдарм, чтоб ничего не заподозрили. В противном случае замуруют дверь, костьми лягут, но не выпустят».

Войдя в квартиру, он уловил пряный запах фирменных бабушкиных булочек. Прошел в большую комнату. Галина Васильевна сидела за столом, в центре которого стояла большая ваза с булочками. Потрясая целлофановым пакетом, Андрей подошел к бабушке, чмокнул в щеку и радостно объявил:

— Ну, Галя, готовься, сейчас лечить тебя буду!

— Это в каком же смысле? — Галина Васильевна удивленно посмотрела на внука.

— В прямом. — Он вывалил из пакета на стол с десяток аудиокассет и, прежде чем присесть рядом, взял из вазы еще теплую булочку.

— И от чего ж, позволь узнать, ты меня будешь лечить?