Дженни Нордберг - Подпольные девочки Кабула. История афганок, которые живут в мужском обличье
Так что, когда двоюродный брат, который был на три года старше ее, однажды выпалил: «Ты помолвлена!» – Шукур отреагировала так же, как обычно реагировала на оскорбления: она ударила его по лицу. Он взвыл и схватился руками за нос, но почел за лучшее не бить кузину в ответ.
И он сказал правду. Дядя Шукур изложил ее родителям выигрышный аргумент. Теперь было уже слишком опасно для их дочери продолжать жить как мужчина. Когда Талибан пришел к власти, учредив в Кабуле полную гендерную сегрегацию, кросс-дрессинг был официально запрещен. Как правило, женщины вообще не должны были выходить на улицу, а если и выходили, то им необходимо было покрываться полностью, чтобы не возбуждать в мужчинах похоть и не вносить свой вклад в разложение общества.
Семья должна защитить Шукур – впрочем, как и себя, – сказал ее родителям дядя. Лучший способ – выдать ее замуж. И вдобавок будут еще деньги, которые даст семья мужа, чтобы получить Шукур в невесты, напомнил он им. Зачем отказываться от достойного выкупа за невесту в эти ненадежные времена?
Поскольку Шукур не могла напрямую поговорить с отцом об этой проблеме – это было бы неуважительно и неприемлемо, – она обратилась к матери: «Пожалуйста! Я не причиняю вам никаких проблем. Я ничего от вас не требую, как делают другие дочери. Я никогда не прошу новую одежду, даже на Эйд. Я вас не обременяю. Я просто пытаюсь помочь».
Мать Шукур выслушала примерно половину того, что ее дочь пыталась сказать. А затем перебила ее. Она сама вышла замуж в 13 лет. Уж, конечно, Шукур сможет с этим справиться, особенно после того, как она столько лет бродила где вздумается, чего не может ни одна другая женщина. Погуляла – и хватит. Шукур следовало бы быть благодарной. Возможно, ее будущий муж позволит ей работать в больнице, но ее обязанности как жены будут стоять на первом месте. Ее срок пребывания в должности полезного сына окончен. Теперь она может либо повиноваться – либо лишиться всей своей семьи. В сущности, никакого выбора здесь нет.
Спустя несколько дней тетка Шукрии принесла ей юбку в пол, бурку и пару невероятно маленьких туфелек с острыми носами. Может быть, поначалу ей будет непривычно надевать женское платье, но она привыкнет, уверяла тетка. Шукрия помнит, как подумала тогда, что тетка лжет.
На званом вечере в честь помолвки – небольшом, по меркам эпохи Талибана, сборище, куда пришло 75 человек, Шукрия узнала своего будущего мужа и вспомнила, где они впервые встретились. Она видела, как он несколько раз проникал в больницу и глядел прямо на нее. Можно сказать, даже пялился. Она тогда не придала этому особого значения: больница постоянно пребывала на разных стадиях хаоса, будучи переполнена пациентами и их родственниками. Но она запомнила и его лицо, и как он наблюдал за ней, пока она бегала между операционными, всегда соблюдая дистанцию. Он бывал там, чтобы взглянуть на нее, – на этом настаивали его родители.
Из Шукрии получится хорошая жена, пришел он к выводу после своих наблюдений. Ему сказали, что под этой хирургической робой она – такая же женщина, как и все остальные. Даже лучше: она уже содержит свою семью, работая в больнице. Это обстоятельство к тому же обеспечило бы ему «страховочную сетку», если дела в его строительной компании пойдут не очень хорошо. Позднее Шукрия поняла, как это все случилось:
– Некоторые коллеги знали мое женское имя, и его мать выяснила, что я женщина. Ее предупредили, что я бача пош и что я, вероятно, изобью его, если его семья осмелится подступиться ко мне с предложением о браке. Но ему понравился мой стиль.
Мужчина, за которого Шукрия вышла замуж, понимал, что ей внове быть женщиной, и сказал, что даст ей время на адаптацию. Среди его дальних родственниц тоже была бача пош. Вышло так, что он стал судьбой Шукрии и тем, кто вернет ее к надлежащей женственности.
В качестве уступки, когда они только поженились, он предложил ей ходить дома в брюках. Он знал, что это поднимет ей настроение.
В новой домашней жизни больше всего на нервы Шукрии действовали внезапные ограничения передвижения: ей как молодой жене потребовалось некоторое время, чтобы осознать тот факт, что она больше не может покидать дом, когда вздумается. Несколько раз она просто выходила из дома одна – но ее тут же затаскивали обратно внутрь и устраивали выговор. Родственники мужа говорили, что она слегка «спятила», и она соглашалась с тем, что с ней что-то не в порядке. Несколько раз Шукрия обещала прислушиваться к ним и запоминать получше их указания.
Еще более неприятным моментом для нее самой и семейства мужа была ее неспособность выполнять самые основные женские задачи. Ей говорили, что такие навыки даются женщинам от природы. Но у нее, казалось, отсутствовал женский дар создавать порядок, красоту и мир вокруг себя. «Да, со мной явно что-то не так», – сделала вывод Шукрия. Ужин она подавала то сырым, то подгорелым. Стираные вещи оказывались нечистыми, несмотря на то, что руки у нее чесались после многочасовой возни с водой. Когда она взялась починить лацкан на куртке мужа, собственные пальцы казались ей слишком крупными, и иголка из них убегала. Когда свекровь пыталась научить ее мыть полы, Шукрия сшибла ведра с водой и развела такую грязь, что ее отослали в другую комнату.
Шукрия трудилась над своей внешностью, стремясь уложить волосы так, чтобы выглядеть женственнее. Тратя много времени и усилий перед зеркалом, она выяснила, что по крайней мере иногда ее кудрявые волосы можно уложить и заставить быть послушными. Отрастая, они стали ниспадать на спину, а не стояли на голове торчком, как ей прежде нравилось. Но когда она встречалась с женщинами, они по-прежнему говорили ей, что она выглядит как-то не так. И это были ее новые подруги, с которыми она в основном коротала дни в четырех стенах, с задернутыми шторами и закрашенными черной краской окнами.
Когда Шукрия все же отваживалась ступить в густую кабульскую пыль за порогом, всегда с непременным мужчиной-сопровождающим, она никогда не могла пойти именно туда, куда хотела. К тому же сквозь частую сетку бурки едва ли можно было что-нибудь разглядеть. Правление Талибана было наихудшим временем для того, чтобы быть женщиной. жизнь Шукрии теперь чаще состояла из молчаливого сидения в скудно освещенных комнатах.
Однако и приглашения попить чаю с другими женщинами-соседками или даже с родственницами мужа неизменно заставляли ее ужасно нервничать. Беды начинались уже с приветствия. Тройной поцелуй в щеки, которым обменивались женщины, казался ей излишне интимным. Шукрия никогда не была настолько близка с другими женщинами, и ей было странно ощущать на щеках прикосновение их кожи и чувствовать их запах. Это ее смущало. Кроме того, их кожа была нежнее. Некоторые предлагали поделиться с ней своим кремом для лица, но Шукрия решила, что не вынесет такого сладкого запаха.
