Наринэ Абгарян - Зулали (сборник)
– Есть. Большая и красивая.
– Скажи, что наша красивее, – встрепенулась Неля.
– Наша красивее! И у нас рыбы много!
– Можно подумать, – фыркнула Изольда, – зато по вашей речке катера не ходят!
– А что, по вашей ходят? – расстроилась я.
– Чего она говорит? – полюбопытствовала Неля.
– Говорит, что по их речке катера ходят.
Неля прижалась щекой к моей щеке и заорала в трубку:
– Зато ваша речка вонючая! В ней небось какашки плавают!
– Это кто? – удивилась Изольда.
– Это моя подруга Неля, – внесла ясность я.
– Скажи Неле, что какашки у нее дома плавают. В ванне.
– Что она говорит? – никак не унималась Неля.
– Говорит, что какашки у вас дома плавают. В ванне! – честно призналась я.
– Ах так? – Неля вырвала у меня трубку. – Слышь, ты, дура! Чего? Чего-о-о-о-о? От такой слышу, ясно? Сама ты дура, и жопа у тебя большая, в дверь не пролезает, ясно?
– Продлевать будете? – вклинилась в светскую беседу оператор. – Десять минут истекли.
– Еще десять минут, – велела Неля и набрала побольше воздуха в легкие. – Вонючка!
– Неля, это ты? – насторожилась оператор.
– Ой, мамочки, – осеклась Неля и бросила трубку.
– Чего «мамочки»? – удивилась я.
– На станции наша соседка работает. Она меня по голосу уз…
«Дзы-ы-ынь, – зазвонил телефон, – дзы-ы-ынь!»
– Не бери, – вцепилась в мою руку Неля. – Это соседка звонит, я знаю.
«Дзы-ы-ынь, дзы-ы-ынь», – не умолкал телефон.
– Пойдем отсюда. Чтение сделаем у меня. – И Неля побежала к входной двери.
Я зачем-то накрыла надрывающийся телефон диванной подушкой и вылетела за ней из дома. Уходили мы зад ними дворами, чтобы не попадаться на глаза моей маме. О том, что оператор телефонной станции может позвонить Неле домой, не догадались. За что и поплатились. То есть поплатилась Неля, а я переминалась с ноги на ногу, прижимала к груди учебник и с ужасом наблюдала, как мама Нели тетя Земфира выкручивает ей уши.
– А-а-а-а-а-а-а, – орала Неля на одной ноте, но попыток вырваться не делала.
– Хочешь без уха остаться? – приговаривала тетя Земфира. – Хочешь?
Вдоволь оттаскав дочь за уши, она велела идти в комнату.
– И не выходи оттуда, пока не сделаешь все уроки, ясно? – крикнула она ей вслед.
– Ясно, – всхлипнула Неля.
Я увязалась за ней, но тетя Земфира преградила мне дорогу.
– Иди домой, деточка. С тобой твоя мама поговорит. Я ей уже позвонила и все рассказала.
– Хорошо, – пискнула я и поплелась домой.
Шла очень медленно, останавливаясь у каждой травиночки, каждого цветочка. Провожала туманным взглядом полет птиц. Пересчитывала облака. По ступенькам веранды поднималась как на плаху. Прощалась с жизнью.
Дома все было как обычно: мама возилась на кухне, младшая сестра Каринка разбирала на запчасти свой велосипед.
Я встала на пороге кухни, вздохнула:
– Мам!
– Чтобы без моего ведома никуда больше не звонила, ясно? – обернулась ко мне мама.
– Ясно!
– Иди мой руки, сейчас есть будем.
– А мы с Нелей уже поели, – зачастила я. – Суп с хлебом. Еще сыра поели. И огурцов.
– Неле сильно досталось?
– Сильно.
– В следующий раз и тебе достанется. Ясно?
– Ага!
Мама перевела взгляд с меня на Каринку.
– Надеюсь, вы будете послушными девочками. Я так устаю в школе, что на ругань с вами у меня просто не остается сил.
– Мы будем очень послушными девочками, – кивнула Каринка и с шумом отодрала руль велосипеда.
Мне было семь с половиной, может, чуть меньше, Каринке – вообще пять. Светило нашего ядерного детства уже выкатилось из-за горизонта, но никто пока этого не знал. Относительно спокойной жизни маме оставалось всего ничего, года полтора. Может, чуть меньше.
А Изольда летом приехала. И мы с ней снова дрались и обзывались почем зря. И я каждый божий день мечтала о том, чтобы она как можно скорее укатила в свой Тбилиси. Зато с ее отъездом принялась дико по ней скучать. Такой вот круговорот чувств.
Или вообще единство и борьба противоположностей.
ДионисОсла нашей соседки Анико звали Дионис. Был он своенравным, невообразимо упрямым и злопамятным существом. С некоторых пор вход его хозяйке в хлев был заказан – она имела неосторожность огреть упрямую животину метлой по хребту. Еле потом ноги унесла. Дионис лягался с меткостью снайпера, а не дотянувшись до жертвы копытом, норовил боднуть побольней ушастой башкой.
– Чтоб глаза твои лопнули, барабанная ты шкура! – ругала в тот день Диониса с веранды Анико. Спускаться во двор боялась – ждала, когда вернется с работы муж и запрет зловредную скотину в хлеве.
– Ия?! – Огрызался из-под лестницы Дионис. – И-яяя!!!!
– Захрмар!
С того дня Анико в хлев не заходила. Даже корову вынуждена была доить за порогом, потому что Дионис, завидев ее, замирал в проеме двери и не двигался, пока она, обозвав его болваном, не уносила молоко домой. Анико хоть и сердилась, но вину свою признавала, потому терпела выходки Диониса. Время придет – простит. Главное, над душой не стоять.
К дворовой живности Дионис относился с царским высокомерием. Кур в упор не замечал, крик петухов демонстративно игнорировал, пестрых цесарок, бестолково суетящихся под ногами, брезгливо отгонял мордой. И только с алабаем Делоном установил паритетные отношения – лай не перебивал, личное пространство не нарушал.
К людям относился как получится. Если шлея под хвост попала – мог недовольно фырчать вслед, если нет – источал холодное безразличие. Детей не любил, и только к нам, шести-семилетней мелюзге, оставался благосклонен. Может, потому, что мы его морковкой угощали, или же потому, что услужливо меркли в тени его пышного эго.
Тем летом Изольда приехала не одна, а с черепахой Миленой. Размером черепаха была с чугунную сковороду, в которой прабабушка жарила молодую картошку – на топленом масле, до хрустящей корочки, с луком и зеленью. Цветом от сковороды Милена тоже особо не отличалась.
Черепахой она была достаточно резвой – за полчаса обходила комнату по периметру. Из еды предпочитала капустные листья, яблоки и водяной салат. Спала в картонной коробке, которую ей под жилье определила жена дяди.
Однажды нас попросили сходить к Анико – за закваской для мацуна. Пошли с Миленой, чтоб познакомить ее с богатой местной фауной. Впереди вышагивала я, следом – младшая сестра Каринка, шествие замыкала Изольда, неся под мышкой Милену. Черепаха, несмотря на неудобное положение, вид имела вполне довольный.
Дионис пасся вольным стилем на грядках петрушки.
– Анико увидит – будет ругаться! – сделала ему внушение я.
Дионис даже ухом не повел.
– Покажи ему, – велела я Изольде.
