Джойс Оутс - Одержимые
Квинт возмущен. Мужчина есть мужчина. Хищное существо, призванное зачинать детей. Как мог он, в условиях их физического притяжения друг к другу на лоне романтической первозданной природы Блая, как мог Питер Квинт, сильный мужчина, не овладеть ею? Откуда ему было знать, что она «психически неуравновешена» и позору предпочтет лишиться своей драгоценной жизни?
Отчаянный поступок мисс Джесел не был лишь следствием позора, он был продуман, практичен. Слух пришел с Харлей-стрит (подкрепленный, конечно, рассказами миссис Гроуз и других), что мисс Джесел уволена, ей приказано немедленно освободить комнату, исчезнуть.
Куда ей идти? Обратно в Глингден?
Опозоренная женщина, испорченная, падшая женщина, женщина неоспоримо созданная быть женщиной.
Джесел злобно говорит, что все девственницы нашего времени и места «психически неуравновешены», а маленькие пресвитерские гувернантки больше всего. Если бы в жизни ей повезло родиться мужчиной, она бы боялась этих истеричных особ, как чумы.
Квинт раздраженно смеется:
— Да. Но, дорогая Джесел, понимаешь… я тебя люблю.
Заявление повисает в воздухе жалко и с упреком.
* * *Вот она порочность: в сумерках, куда привел Переход проклятых любовников, Джесел кажется Квинту гораздо более красивой, чем при жизни, а Квинт, несмотря на раздражение, кажется Джесел еще более привлекательным, чем прежде, в грязных, драных брюках, жилетах, рубашках с чужого плеча, с петушиным гребнем кирпично-красных, тронутых сединой волос и небритой бородой, — трогательный в своей ранимости даже теперь. Самый мужественный из мужчин. Сейчас грациозно-сдержанный и меланхоличный.
Желая друг друга, стеная от безысходности, они обнимают и обвивают друг друга руками, они ласкают, сжимают в объятиях, целуют, кусают и вздыхают, когда их «материальные сущности» превращаются в нематериальные, как пар. И руки Квинта обнимают только воздух, тень, а Джесел впивается в него когтями, запускает пальцы в его волосы, губы прижимаются к его губам, но, проклятье, Квинт тоже лишь тень: привидение.
— Мы не реальны? Больше не реальны? — задыхаясь, вопрошает Джесел.
— Если мы способны любить, если подвластны желанию — кто может быть «реальнее» нас? — возмущается Квинт.
Но иногда им удается заняться любовью, или чем-то похожим, если они действуют быстро, спонтанно. Если не пытаются облечь в сознательную мысль то, что готовы сделать, тогда им удается сделать это почти успешно.
В другое время, по каким-то законам распада, непредсказуемо, молекулы, составляющие их «тела», смешаются и они теряют телесность. Но не обязательно одновременно. Так что бывает, Джесел протягивает руку для прикосновения к нему и в ужасе видит, что ее «реальная» рука проходит сквозь его нетелесное тело… Как тоскуют влюбленные о тех днях, таких недалеких, когда у них были совершенно обыкновенные «человеческие тела», но они не понимали чуда молекулярной гармонии!
Плоть нашей плоти, кровь пашей крови. Милая Флора, милый Майлз.
* * *Как бежать из Блая? Джесел и Квинт не могут покинуть своих малышей, у них нет больше никого.
Дни и ночи они проводят в странствиях и размышлениях о том… как войти в контакт с детьми. В этих катакомбах время течет странно, словно ночной прерывистый сон, когда он то останавливается, то продлевается, а то и вовсе сокращается до секунд. Иногда в припадке отчаяния Джесел начинает верить, что для мертвых, для тех умерших, кто связан с жизнью своею страстью и, следовательно, умерших не окончательно, время вообще не меняется. Страдание постоянно и никогда не кончится.
— Квинт, ужас в том, что мы заморожены навечно в едином мгновении, отвратительном миге нашего Перехода, — говорит Джесел, глядя широко распахнутыми глазами с предельно расширенными зрачками. — И для нас ничто никогда не может измениться.
Но Квинт мгновенно отвечает:
— Дорогая моя девочка, время движется. Конечно! Ты ушла первая, помнишь, я следом, потом были наши похороны (проведенные быстро и даже поспешно), мы слышим, как там, наверху, они разговаривают о нас все реже и реже, хотя раньше, проклятые свиньи, ни о чем другом не говорили. Майлз в школе и скоро, думаю, приедет домой на пасхальные каникулы. На прошлой неделе был восьмой день рождения Флоры…
— А мы не смели быть рядом с ней. Мы вынуждены были наблюдать через окно, как прокаженные, — с жаром добавляет Джесел.
— Завтра приезжает новая гувернантка. Я слышал… Твоя замена.
Джесел смеется. Резкий, безрадостный, хриплый, короткий смех.
— Моя замена! Никогда.
* * *Серо-бурая и такая некрасивая! Кожа цвета прокисшего молока! А глаза косые и жутко маленькие! До чего же костлявый лоб!
Джесел взбешена. Джесел извивается от ярости. Квинт пытается ее успокоить, но от этого еще хуже.
С вершины квадратной башни на востоке, выходящей на дорогу, проклятые влюбленные следят за новой гувернанткой, когда она не очень грациозно, с испуганной улыбкой выходит из экипажа. Миссис Гроуз держит Флору за руку, подталкивая ее, чтобы представить. Как она старается, толстая Гроуз! Та, которая однажды была подругой мисс Джесел, а потом так поспешно отреклась от нее. Новая гувернантка (как подслушал Квинт, она из Оттери Сент-Мэри в Девоншире — глухая деревня, такая же незаметная, как и Глингден), тоща, как швабра, в серой шляпке, которая ей не вдет, и в сильно помятом сером дорожном платье. Ее мелкое, бледное, домашнее лицо светится изнутри надеждой, мольбой об «успехе».
Джесел отшатнулась, вспомнив себя на ее месте. Полурыдая, она бормочет:
— Квинт, как он мог! Другая! На моем месте, рядом с Флорой! Как он посмел!
Квинт утешает ее:
— Никто не займет твоего места рядом с Флорой, милая моя девочка. Ты это знаешь.
Когда новая гувернантка склоняется над Флорой, вся сплошь улыбка и приятность, Джесел видит с замиранием сердца, что девочка украдкой смотрит через ее плечо, ища мисс Джесел где-то поблизости.
Да, родная Флора. Твоя Джесел всегда где-то поблизости.
* * *Так начался жестокий поединок.
Борьба за маленьких Флору и Майлза.
— Эта женщина — одна из них, — говорит Джесел, зажав кулаком рот. — Самая худшая из них.
Квинт, не желающий вникать в фантастические планы своей любовницы, которые без конца вращаются вокруг надежды (по его скептичному мнению совсем несбыточной) на их воссоединение когда-нибудь, нахмурившись спрашивает:
— Самая худшая из них?
Джесел в слезах отвечает:
— Истовая маленькая… христианка! Пуританка! Ты их знаешь, одна из тех, кто ненавидит и страшится жизненной силы других. Ненавидит веселье, страсть, любовь. Все, что есть у нас.
Минута молчания. Квинт вспоминает некоторые сонные летние полдни: в нежных небесах стоит зной, плачущая Джесел в его объятиях, запах высоких трав, крики грачей, а Флора и Майлз приближаются сквозь рощу акаций и тихо, смущенно и счастливо зовут:
— О, мисс Джесел! Мистер Квинт! Где вы прячетесь? Можно вас увидеть?
Вспоминая, Квинт поежился. Он понимает, что Джесел тоже думает об этих дивных утерянных полднях.
Неприятно, конечно, думать, что хозяин нанял новую гувернантку для Флоры, но все же следует признать, что новая гувернантка необходима, и поскорее. Насколько всем известно, мисс Джесел умерла и удалилась туда, куда уходят все мертвые. Если бы позволяли приличия, хозяин нанял бы новую гувернантку через двадцать четыре часа после смерти прежней.
Да, у них теперь и новый дворецкий. Но этот человек джентльмена, слышал Квинт, будет жить на Харлей-стрит и никогда не увидится с малышом Майлзом. «Знает ли хозяин, — думал Квинт, — не только обо мне и Джесел, но и о детях тоже?»
— Ты все видишь, дорогой, — восклицает Джесел, — в тощем личике этой бедняжки.
— Конечно! Я все вижу.
Глаза Джесел прекрасны, кожа сверкает, подобно лунному свету. Губы как рана. «Глядеть на нее, — жадно думает Квинт, — значит вожделеть».
* * *Первым маленькой гувернантке является Квинт. Он должен признать, что в облике молодой женщины что-то есть: в ее худом жестком маленьком теле под одеждой, в высоко и нервно поднятой голове, в быстром прямом взгляде стальных серых глаз присутствует что-то одновременно отталкивающее и привлекательное.
В отличие от Флоры, способной смотреть в оцепенении мистического блаженства на свою мисс Джесел (ибо Квинт временами является в сопровождении Джесел, держа ее за руку), новая гувернантка реагирует с удивлением, потрясением, с откровенным ужасом, который необыкновенно приятен ему.
Он все еще молодой, энергичный и пылкий мужчина, правда лишенный после Перехода своей мужественности.
Бестелесный Квинт взбирается на квадратную башню на западе по спиральной лестнице к зубчатой вершине. Он невесомый, поэтому чувствует себя превосходно. «Укрепления» Дома Блай трогательно замысловатые, но не настоящие, лишь декорация, потому что были достроены в короткий период моды на романтическое средневековье всего двадцать лет назад. Но кто же против? Они создают изумительную атмосферу. Квинт видит, что гувернантка приближается по тропинке, вьющейся внизу. Она одна. Задумчива, возбуждающа в своей девственной беззащитности. Он прихорашивается, оглядывая себя, и остается доволен тем, что видит. Он чертовски привлекательный мужчина. Блуждающий вечерний ветерок затихает, грачи прекращают свой жуткий вездесущий гомон, наступает неестественная «тишина». И Квинт с наслаждением ощущает испуг гувернантки, когда она поднимает глаза к вершине башни, к навесной бойнице, к нему. Ах, блаженство!
![Мерри – [email protected] - 9 и 1/2 недель](/uploads/posts/books/no-image.jpg)
![Владимир Ионов - [email protected]](/uploads/posts/books/109088/109088.jpg)