Зои Хеллер - Правдолюбцы
Карла колебалась. По ее мнению, Роза повела себя непростительно. Сначала напросилась в гости, а потом облила хозяйку дома презрением! Однако семья есть семья. Карла поднялась:
— Иду.
В прихожей Беренис невозмутимо подала им пальто и зонты.
— Знаю, тебе тяжело далась эта встреча, — сказала она Розе. — Но я ценю твою честность и страстность. — Карлу она чмокнула в щеку: — Ты — необыкновенная женщина.
Беренис стояла в дверях, глядя им вслед. Когда они дошли до лифта, она показала им раскрытую ладонь:
— Мир.
Как только двери лифта закрылись, Роза дала волю своим чувствам.
— Невероятно! — возмущенно воскликнула она. — Все это еще более убогое и жалкое, чем я предполагала. Rapporto di pelle! Она омерзительна! Омерзительна! Ни капли раскаяния! Ни намека на извинения! Она даже находила оправдания… Как он мог связаться с ней? Ведь это не женщина, это посмешище! А ее тошнотворные фотографии! А ее… персиковый чай.
Карла слушала, не соглашаясь. Не то чтобы ей очень понравилась Беренис, но назвать ее «посмешищем» язык не поворачивался.
— Зря ты ей нагрубила, — упрекнула она сестру. — Ей было нелегко с нами разговаривать, и…
— Нелегко! Да она наслаждалась моментом! Таких самодовольных и самовлюбленных людей я в жизни не видывала. Заметила, какие книги она читает?
— Нет, — солгала Карла.
— Абсолютно идиотские! Хиромантия и диеты.
— Ну, мы любим людей не за то, какие книги они читают.
— Разве?
Карла вспомнила Халеда с его астрологическими таблицами, гаданием по числам, спортивными журналами и пожала плечами.
На улице, перед домом Беренис, велись дорожные работы. Сестры, раскрыв зонты, остановились посмотреть. За наспех сооруженным ограждением, обтянутым ярко-оранжевой сеткой и утыканным предупредительными оранжевыми огнями, зияли две большие ямы, каждая шириной около двадцати метров и длиной метров пятьдесят. На дне ям виднелись старые трубы, покрытые коростой ржавчины. Посреди стройплощадки осанистая бетономешалка ритмично попыхивала белым паром. Рабочие второпях покинули площадку, когда начался дождь: на плотницких козлах стояла банка кока-колы, а на шатких дощатых мостиках, перекинутых через ямы, валялись пластиковые ведра с привязанными к ним веревками.
— У тебя когда-нибудь возникали подозрения, что отец изменяет маме? — спросила Карла. Роза покачала головой. — У меня тоже. В газетах иногда писали что-то такое…
— Писали. Но я всегда думала, что это грязные выдумки правой прессы.
— И я так думала. Помню, однажды, когда я была еще маленькой, в какой-то газете папу назвали «известным дамским угодником». Я спросила маму, что это значит, и она ответила: «Это значит, что папа всегда обращается с женщинами как истинный джентльмен». — Карла засмеялась. — Какой же я была наивной!
— Нет! — горячо возразила Роза. — Доверять своему отцу и не сомневаться в его преданности матери — это не наивность. Не твоя вина, что наш папа оказался не тем, за кого мы его принимали.
— Но он всегда был порядочным человеком…
— Так уж всегда? Слышала, что она сказала о квартире? Папаша дал взятку, чтобы она там поселилась. Заплатил кому-то, и его подружка вне очереди заняла льготное любовное гнездышко!
— Наверняка мы этого не знаем.
— Знаем! Она сама нам сказала!
— Ладно, допустим, но… возможно, они действительно любили друг друга.
— Любовь! — скривилась Роза. — Этим словом люди готовы оправдать все что угодно. Они потакают своим капризам, потому что так им «подсказывает сердце», и им плевать, если кто-то в результате пострадает. Но любовь — это совсем другое. Это ответственность, забота о своей семье, о людях, рядом с которыми живешь, это понимание, что на свете существует нечто более высокое и важное, чем твои личные желания.
Карла смотрела не отрываясь на желтую шляпу, плавающую в дождевой воде на дне ямы. Повезло же ее сестре быть такой, какая она есть, думала Карла. Розу личные желания никогда не собьют с ног. И от своих принципов она никогда не отступит. Даже в детстве Роза была несгибаемой. Анархические настроения, временами побуждавшие Карлу с друзьями бросать игрушки в унитаз, воровать сладости из кухонного буфета или мелко-мелко писать карандашом матерное слово на стене в гостиной, — подобные настроения Розу никогда не посещали. Она не трусила, нет, смелости на проказы ей бы хватило. Она просто не понимала, что хорошего в плохом поведении.
— Почему ты отрицаешь очевидное? — напирала Роза. — Он лгал нам. Он предал и обокрал нас. Каждый раз, встречаясь с той женщиной, он дарил ей внимание и время, которые по праву принадлежали нам.
Но как Карла ни старалась, ей не удалось почувствовать себя жертвой отцовских прегрешений. Сколько бы сил ни тратил отец на Беренис, он определенно черпал их не из семейных запасов. А если учесть, что с Беренис он был счастлив, то весьма вероятно, что Карла и ее сестра — и даже их мать — в итоге только выиграли. Карла припомнила, с каким искренним участием она относилась к пациентам, к незнакомцам в метро — даже к Майку — на протяжении тех полутора месяцев, когда была с Халедом. Никогда прежде не наполняло ее столь беззаветное великодушие. В этом заключался один из неприятных парадоксов супружеской измены: грех делал ее лучше.
— Прости, Карла, — вдруг спохватилась Роза. — Я зачем-то накинулась на тебя с проповедями. Уж кого-кого, но тебя не надо учить, как быть хорошей.
Карла покраснела:
— Не такая уж я хорошая.
Миссис Ми караулила Карлу, подглядывая в дверной глазок. Как только Карла вышла из лифта, соседская дверь распахнулась. Миссис Ми желала обсудить последние события в войне с боссом салона красоты. Письмо, которое Карла сочинила в начале лета, не заставило начальство вернуть прежнюю систему чаевых, а работницы так и не исполнили угрозы наябедничать в Министерство труда. Теперь босс намеревался продлить рабочий день до десяти вечера.
— Я сказала ему, — частила миссис Ми, — у меня семья, мне это не подходит. А он в ответ: «Не нравится — ищи другую работу…»
Карла подняла руку, как ученица в классе:
— Извините, миссис Ми, то, что вы рассказываете, очень интересно, но я должна накормить Майка ужином. Давайте поговорим об этом завтра.
Соседка понимающе улыбнулась. Ей ли не знать, как мужчины относятся к еде.
— Конечно, отложим до завтра. — Не успела Карла дойти до своей квартиры, как миссис Ми снова окликнула ее: — Придете играть в лото в пятницу?
Карла ткнула себя в грудь пальцем:
— Кто? Я?
— Ну да! Приходите! Может, выиграете.
— Спасибо, но вечером в пятницу я занята.
— Ладно, — не обиделась миссис Ми. — Тогда через неделю.
Майк читал газету на кухне — локти на столе, костяшки пальцем уперты в виски. Днем он подстригся, и в кухне витал запах парикмахерского одеколона.
— Привет. — Он поднял глаза на жену.
— Привет. — Карла поставила пакеты с покупками на пол.
— Ну, ты ее видела?
— Угу.
— И как все прошло?
Плотоядное возбуждение в его голосе покоробило Карлу. Вслух Майк заявлял о глубокой печали и разочаровании, в которое его повергла измена Джоела, но Карла догадывалась, что в глубине души эта новость его порадовала. Мифу о беззаветной любви супругов Литвиновых был нанесен смертельный удар, и Майк ликовал.
— Нормально, — ответила Карла.
— Что она сказала?
— Точно не вспомню. Много разного.
— Какая она из себя?
— Очень… интересная, — не сразу ответила Карла.
— Еще бы, — язвительно хмыкнул Майк.
— Я хотела сказать, — поправилась Карла, — не похожая на других и артистичная.
— Она попросила прощения?
— М-м… косвенно. Сказала, что очень беспокоится, как бы вся эта история не ожесточила нас против отца.
— Брехня. С ребенком познакомились?
— Нет, его не было.
— А какая у нее квартира?
Карла молчала. Ей не хотелось провоцировать насмешки рассказами о фотографии вагины и бакшише.
— Обычная квартира, — сказала она наконец. — Что приготовить на ужин?
— Мне — молочный коктейль. — Майк снова углубился в чтение.
Карла принялась распаковывать продукты.
— Я встретила миссис Ми в коридоре, и она пригласила меня сыграть в лото в пятницу вечером. Представляешь?
Майк оторвался от газеты:
— Ты не можешь в пятницу. У тебя обход избирателей.
— Я помню об этом и не собиралась к ней идти. Просто я страшно удивилась, что она меня позвала.
— Люди вроде нее спускают кучу денег на лото и лотерейные билеты. — Послюнявив палец, Майк перевернул страницу.
— Знаю, но меня удивило другое. С чего она взяла, что я захочу составить ей компанию?
— Почему нет? Вы же друзья.
