Бен Элтон - «Номер один»
— Художественная драма — это хорошо, но настоящая драма — золото для телевидения, да? — процитировала Эмма.
— Конечно. Настоящее всегда лучше.
— Он должен был отказаться, честное слово. Подумать только, она его бывшая девушка. Это просто нелепо.
— Синдром третьего судьи. Такие, как он, и правда нелепы. Это их работа.
— Кстати, о драме, — сказала Эмма, меняя тему, — ты уже видел эту девушку, Шайану?
— Нет. Она в следующей группе. Почему ты спросила?
— Не знаю. Просто так, наверное.
Но Кельвин на это не купился. Он знал, что Эмма потрясающий отборщик, и инстинкт никогда ее не подводил, и, если она решила спросить об одном из тысяч имен, которые пропустила через себя за долгие месяцы подготовительного периода, он хотел знать почему.
— Ну же, — настаивал он. — Почему ты спросила?
— Я просто не могу забыть ее, — тихо ответила Эмма. — В смысле, я забыла о ней, но она вроде как вернулась ко мне. Я помню ее заявку, фразу «Я — это я», то, как сильно она хотела участвовать.
— Они все очень сильно хотят участвовать.
— Да, ты прав, конечно, но эта девушка написала эти слова дважды. В своей заявке. Такого я никогда не видела.
— Эмма, ты видела, что они пишут кровью. Разве не ты говорила мне, что в прошлом году одна заявка была написана спермой?
— Я не думаю, что это была настоящая сперма. Скорее смесь муки с клеем, которая выглядит как сперма.
— Не важно, суть в том, что ты видела достаточно ненормальных.
— Конечно. И все равно я думаю, что Шайана относится к другой разновидности. Я помню ее отборочный день в Бирмингеме. Она была настолько отчаявшаяся. Настолько напряженная. Словно действительно, действительно хотела что-то доказать, доказать что-то себе.
— Эмма, именно таких я и люблю. Чем больше они верят, тем сильнее липнут, а «липучки» — отличный сюжет.
— И все равно, не подпускай к ней парикмахеров и гримеров, у них много ножниц. Какой сюжет ты для нее придумал? Ты ведь не доведешь ее до финала?
— Нет. Мы отсеем ее после «поп-школы». Обычное дело, подразним ее, чтобы росла, а потом скажем, что у нее ничего не вышло.
— Я думаю, ее нужно отсеять раньше. Ее нужно отсеять сейчас же.
— И именно поэтому я не собираюсь делать этого.
— Что ты хочешь сказать?
— Эмма, ты отлично делала свою работу. Если бы у тебя не было принципов и совести, ты была бы младшим партнером в «КЕЛоник»…
— Нет, спасибо.
— И если ты думаешь, что какая-то убогая девица до того накрутила себя, что мне следует ее избегать, это означает только одно: у нас появилась классическая «липучка», и я считаю своим долгом перед общественностью выдоить ее до последней капли.
— Кельвин, я говорю тебе, она слишком напряжена. У нее внутри слишком много всего происходит.
— Эмма, для меня не бывает слишком много всего. Мне это нравится, и тебе это известно. Не волнуйся, такие люди не пугают меня. Никогда не пугали. И никогда не будут. Слушай, мне пора идти. Мы ужасно отстаем. Эмма, я люблю тебя. Очень люблю.
— Возможно, я тоже люблю тебя. Пока.
Нажав на кнопку отбоя, Кельвин поднял глаза и понял, что за ним наблюдают. Это была Шайана. Он тут же узнал ее. Она забрела сюда из холла. Может, чтобы пройти в туалет или чтобы просто поглазеть.
— Эй, привет, — сказал Кельвин, оглядывая ее сверху донизу. — Я приду через минутку.
Ему она показалась довольно обычной. Слегка в стиле готов. Слишком много макияжа и совершенно неподходящий лифчик, потому что груди как таковой у нее не было. Просто очередное скучное ничтожество, из которого после монтажа получится несколько минут чего-то интересного. Кельвин не понял, почему Эмма так на ней зациклилась. Возможно, на этот раз инстинкт подвел ее?
Он делает это для детей
Принц вошел в зал для прослушиваний, оставив своих детективов за дверью. Кельвин не сообщил двум своим коллегам о решении ЕКВ попытать счастья на шоу «Номер один». Как всегда, он предпочитал притворству настоящую драму и искренние реакции, и ему было интересно увидеть, как прореагируют Берилл и Родни.
— Боже мой! — воскликнула Берилл. — Это великолепно! Вы выглядите совершенно как он!
— Невероятно, — согласился Родни. — А голос вы тоже можете подделать?
Принц, казалось, был несколько ошарашен таким приемом и, очевидно, не совсем понял, о чем они говорят. Поэтому он из вежливости не обратил на это внимания, как поступал обычно, встречаясь с любопытными незнакомцами, которые несли полную чушь.
— Привет! Как дела? Все хорошо? — поинтересовался он.
Берилл и Родни зааплодировали.
— Это великолепно, — воскликнула Берилл.
— Поразительно. А еще кого-нибудь показать можете? — спросил Родни, после чего последовало короткое и слегка неловкое молчание, потому что принц по-прежнему не понимал, о чем они говорят.
— Вы судьи? — наконец сказал он, пустив в ход накопленный за многие годы опыт ведения светской беседы. — Молодцы, я думаю, у вас ужасно сложная работа. Это трудно? Уверен, что трудно. Бедняги.
— Парень просто класс, — сказал Родни, поворачиваясь к Кельвину, который улыбнулся и показал, что хочет, чтобы Родни продолжил собеседование. — Ну, расскажите нам немного о себе, — попросил Родни принца. — Кто вы?
— Я принц Уэльский за мои грехи, — сообщил принц, в ответ на что Берилл завизжала от смеха.
— Отлично! — сказала она.
— Понятно, — ответил Родни. — И как же нам вас называть?
— Ну, — ответил принц, — обычно меня называют «ваше королевское высочество», но «сэр» более чем достаточно. Нет, правда, я искренне считаю, что излишние формальности могут иногда помешать, вы согласны?
— Ну что ж, отлично… сэр. Что привело вас сюда?
— Понимаете, я пришел сюда, чтобы учиться, — объяснил принц. — Очень многие считают, что такой чудак, как я, потерял ориентиры. И кто знает, возможно, они правы, возможно, я действительно утратил связь с молодежью, но, в отличие от некоторых, я отказываюсь восставать против молодых и называть их культуру пустой и бессмысленной, при этом ничего о ней не зная. Именно поэтому я пришел сюда. Я пришел, чтобы учиться. Учиться понимать это энергичное, новое, нетерпеливое поколение и одновременно учиться понимать себя. Потому что если я не знаю себя, то как я могу ожидать, что люди узнают меня, а я полагаю, что достаточно тщеславен, чтобы надеяться, что когда-нибудь они меня узнают.
Во время речи принца камеры сосредоточились на лицах судей, и было очевидно, что до Берилл и Родни наконец начала доходить шокирующая реальность. Кельвин, великолепно играя свою роль, в изумлении приоткрыл рот, поскольку становилось все более и более очевидно, что перед ними стоял не двойник.
— Простите? — сказала Берилл, когда принц закончил говорить. — Так вы и есть принц Уэльский?
— Да. Разве я не сказал? Боже мой, я бы забыл собственную голову, не будь она прикручена к телу!
— Настоящий принц Уэльский? — продолжила Берилл.
— Да, именно так, рыцарь чего-то там, кавалер чего-то еще. На самом деле это просто чушь, хотя я серьезно думаю, что традиция важна, вы согласны? В противном случае в поисках эфемерного мы теряем вечное. Мы отделяем следующее поколение от нашей собственной истории. Мы ведь не имеем права так поступать? Мы должны передавать средства, при помощи которых люди будущих времен смогут понимать собственное прошлое. История важна. Вы не согласны? Или я просто твержу об одном и том же? Знаете, за мной это водится.
Когда принц закончил, повисла пауза. Даже Берилл была настолько потрясена, что потеряла дар речи.
— Хм, что ж, сэр, — сказал Кельвин, — что бы вы хотели спеть для нас?
— Я бы хотел спеть «Rockin' All Over The World» группы «Status Quo», — ответил принц.
— Хороший выбор, — сказал Родни словно на автопилоте. — Это отличная песня.
— Здесь нужно петь «rockin'», а не «rocking», — добавил принц. — «G» на конце немая. Ею пожертвовали ради более сильного эффекта и для того, чтобы текст был более плавным. Я считаю, что это допустимо, а вы? Правильный английский очень важен, но не стоит быть излишне придирчивыми. Вы согласны?
Трое судей дали понять, что совершенно согласны, и принц послушно исполнил классическую песню группы «Status Quo». Когда он закончил, все трое судей разразились восторженными аплодисментами.
— Ваше королевское высочество, — сказал Кельвин, натягивая на лицо серьезную маску.
— Пожалуйста, называйте меня «сэр», — перебил его принц. — Правда, честно, обычного «сэр» более чем достаточно.
— Ну что ж, сэр, — продолжил Кельвин все так же серьезно. — Я очень приятно удивлен. Когда я понял, что это не шутка и что вы хотите пройти прослушивание, если честно, я был потрясен.
На лице принца промелькнула тень недоумения. Разумеется, Кельвин не сообщил ему о том, что собирался отрицать свою предварительную осведомленность о королевском участии. Кельвин быстро продолжил, чтобы принц не успел сказать, что на самом деле это именно он пригласил его на прослушивание.
