Хербьёрг Вассму - Наследство Карны
— Что с тобой, Вениамин? — испугалась Анна, прикоснувшись к его лицу.
Потом она отпустила его и скрестила руки на груди.
Прибежала Карна, она тоже хотела обнять папу. От нее пахло чистыми волосами и можжевеловой водой. Он понюхал ее и сказал, что от нее пахнет праздником.
— Но ты стала тяжелой, как камень. Придется купить подъемный кран, чтобы переставлять тебя с места на место! — пошутил он и попытался подмигнуть Анне.
Она по-прежнему, в упор, смотрела на него. Неужели знает?
— Папа! Что у тебя с лицом? — воскликнула Карна.
— Ничего страшного. Подрался с одним злым человеком, который не хотел, чтобы я оказал помощь его жене.
— Он тебя ударил?
— Да, но это пройдет.
— Теперь его заберет ленсман?
— Да, если я заявлю на него.
— А ты заявишь?
— Еще подумаю, — неопределенно ответил он.
— Мы ждали тебя два дня! Ты привез мне кренделек?
— Забыл. Был очень занят.
В открытую дверь летел снег. Карне стало холодно, и она убежала в гостиную.
На пороге нарос лед, и дверь плохо закрывалась. Вениамин достал перочинный нож и соскреб лед.
— Анна, я должен был известить тебя, что не приеду, но столько всего случилось…
— Кто это?
Все-таки знает, мелькнуло у него в голове.
— Олаисен.
Он распрямился и закрыл дверь. Потом скинул шубу и повесил ее на вешалку. Анна была уже рядом и снова прикоснулась руками к его лицу.
— Почему? — громко спросила она.
О чем она думает? Хочет, чтобы служанки на кухне ее слышали?
— Я пойду наверх, — тихо сказал он.
Потом, сунув голову в дверь кухни, он крикнул, чтобы еду ему принесли, как обычно, в залу. Не важно что, только не кашу. И еще два кувшина воды для умывания!
— Расскажи мне все, Вениамин!
— Конечно. Только сначала… Я ужасно устал.
Она стояла рядом, пока он снимал сапоги. Он начал подниматься по лестнице.
— Я должна показать тебе одно письмо. Работник съездил за почтой, пока тебя не было.
Вот оно! Олаисен написал Анне!
— Можно, я посмотрю его попозже?
— Оно важное!
— Ну хорошо, — беззвучно произнес он, продолжая подниматься по лестнице.
Лестницу следовало покрасить. К тому же предпоследняя ступенька расшаталась.
Анна поднялась наверх после того, как он уже умылся и поел. Пунш ему принесла не она, а Бергльот.
Он сидел в халате и пил пунш, когда Анна с письмом в руке вошла в залу.
Он хотел сделать вид, что не видит письма.
Она села к нему на колени. Почему? Чтобы почувствовать, как он примет разоблачение?
Она снова взяла его лицо в руки и внимательно посмотрела на него.
— Почему он избил тебя?
— А разве в письме об этом ничего нет?
Она замерла. Руки, обнимавшие его шею, разжались.
— В письме? — незнакомым блеклым голосом спросила она.
— Я думал, Олаисен все тебе объяснил.
Анна непонимающе смотрела на него.
— Это письмо от пробста…
Она перевела дыхание, потом спросила еще более блеклым голосом:
— А что должен был написать Олаисен?
Вениамин потянулся к столу за стаканом, отхлебнул пунша и откинулся на спинку стула.
— Он обвинил Ханну… Он чуть не убил ее. Она пришла ко мне… и ночью у нее случился выкидыш.
— Боже мой! Где она сейчас?
— У Дины.
— Он избил тебя за то, что она обратилась к тебе за помощью?
Вениамин не ответил, мысль его работала лихорадочно.
Анна задумалась, сидя у него на коленях. Он должен был напомнить ей о себе. Обнял ее, но она даже не заметила этого.
— А Исаак? И малыш?
— Исаака я привез к Стине. А малыш, не знаю… У них ведь есть няня.
— Ты должен был забрать его сюда.
— Я не мог.
— А где Олаисен? У ленсмана?
— Нет, дома.
— Ты должен заявить на него!
— Это решать Ханне.
— Но, Вениамин! Ты должен что-то сделать! Она не может вернуться к этому человеку!
Чего он ждал? Допроса, который заставил бы его сказать, что Олаисен считал его отцом этого неродившегося ребенка? Наверное, так. А теперь она упрекает его, что он не заявил ленсману на Олаисена.
— Дина взяла с него слово.
— Слово? Неужели Дина думает, что можно верить человеку, который избил свою жену так, что у нее случился выкидыш? Вы с ней сошли с ума. Вы просто ненормальные!
Она в смятении огляделась, выбежала за дверь и в прихожей схватила наугад первые попавшиеся башмаки. Оба левые.
Вениамин вышел за ней, чтобы успокоить ее.
— Мы едем к ленсману! — сказала она, безуспешно натягивая левый башмак на правую ногу.
— Я еще не написал медицинское заключение. И сперва мне надо договориться с окружным доктором о вскрытии… — тихо сказал он, пытаясь увести ее обратно в залу.
— Вскрытие? Боже мой! Никто не смеет безнаказанно избивать…
В одном башмаке она, прихрамывая, поднялась в залу. Там она села и молча уставилась в пространство.
Наконец Вениамин решился:
— Анна, это еще не все…
Он закрыл дверь и подошел к ней. Сперва он стоял, потом подвинул себе стул и сел рядом.
— Олаисен думал, что это не его ребенок, — тихо сказал он.
Анна медленно повернулась к нему. Внимательно оглядела синяки на его распухшем лице. Рот у нее приоткрылся. Она несколько раз моргнула и подняла руку, словно хотела смахнуть с глаза соринку.
Как всегда, средний палец был у нее испачкан чернилами. У самого ногтя.
— А чей? Твой?
— Да.
Она потянула себя за ворот платья и отвернулась, пальцы лихорадочно перебирали кружево.
— Он прав? — спросила она, все еще не глядя на него. В голосе звучала мольба.
— Нет, — твердо ответил он и повернул ее к себе.
— Почему он так решил?
— Подозрительность, сплетни, откуда я знаю.
Она освободилась из его рук и подошла к окну.
Он шел за ней.
— Анна… — прошептал он.
Она вдруг обернулась к нему, глаза ее горели.
— Я верю тебе, раз ты так говоришь. Иначе я не смогу жить. — Она задохнулась. — Но если бы даже отцом был ты, он все равно не смел бить Ханну так, что она… Никто не смеет распоряжаться телом другого человека!
В наступившей тишине он следил за ее руками. Она крепко сцепила их. Наконец дыхание у нее выровнялось. Медленное, размеренное дыхание, совсем как ветер, гнавший снег по переплетам рамы. Медленный, неотвратимый. Сбросив немного снега, ветер ненадолго затаивался. И все повторялось снова.
Карну удивило, что Исаак приехал с ее папой, чтобы пожить у Стине с Фомой. Она ничего не слышала об этом заранее.
Они съехали на санках к лавке и упали в сугроб. Карна спросила у Исаака, надолго ли он приехал в Рейнснес.
— До отъезда в Америку! — по-взрослому ответил он и поднял упавшую варежку.
— Разве ты тоже едешь в Америку? — удивилась Карна.
— Что же мне делать, если Олаисен дурак.
— Почему дурак?
Исаак вытянулся в сугробе.
— Он избил маму. — В этих словах не было уже ничего взрослого.
— Почему?
— Ты еще слишком мала, чтобы понять это.
Исаак заплакал.
— Боишься сказать?
Это подействовало.
— Он думает, что тот ребенок был от доктора… Тот, которого она должна была…
— От какого доктора?
— От твоего папы!
Она знала, что этого не может быть. И все-таки чувствовала себя так, словно кто-то зашел к ней в уборную, потому что она забыла запереть дверь на крючок.
— Он мой папа, это невозможно, — быстро сказала она.
Исаак наморщил лоб и слепил крепкий снежок. Для этого он сбросил варежки и погрел снежок в руках, чтобы снежок подтаял, заледенел и стал тверже. На это ушло время.
— Я же говорил! Ты еще маленькая и не знаешь, откуда берутся дети.
Лицо у него изменилось. Карна не стала объяснять, что все знает, но не хочет об этом говорить. Исаак был такой грустный, словно самое плохое было то, что она еще маленькая.
— И что же тот ребенок? — спросила она, чтобы немного подбодрить его.
— Он слишком рано родился. Но твой папа зашил маму. И голову ей тоже зашил.
— Откуда ты знаешь?
— Я был у нее… Я хотел убить Олаисена. Но у меня не получилось… — Он бросил снежок в стену лавки, и она загремела.
По вечерам в столовой было пусто. Сара больше не приходила читать Андерсу вслух. Бабушка жила в Страндстедете. Обычно дома были только они с Анной. Но сегодня приехал папа. Самая неприятная тишина та, которая шуршит.
Папа развернул газету, теперь с ним нельзя было разговаривать.
Анна сидела у пианино. Соната Моцарта стояла на подставке для нот уже два дня. Читать Карна уже научилась, но играть на пианино еще не умела.
Опять шуршит!
— Папа, почему Олаисен избил Ханну за то, что ты папа ее ребенка?
Она сразу поняла, что они уже знают об этом! И Анна тоже! Она так и не стала играть. Руки ее лежали на коленях, как будто она только что вытерла их о юбку.
