Анна Гавальда - Утешительная партия игры в петанк
– При родителях Рене здесь жили крестьяне…
– А теперь здесь спят ваши дети?!
– Нет, что вы! – успокоила она его, – я вам еще последнюю комнату не показала, под лестницей… Но погодите… Вы же любите всякие конструкции… Пойдемте на чердак… Осторожно, голову…
– Поздно, – простонал Шарль, которому не хватало только очередной шишки.
Но он быстро убрал руку со лба:
– Нет, Кейт, вы себе представляете? До чего же грамотно здесь все продумано? А как сделано? Вы только посмотрите… На эти стропильные ноги! А на длину конькового бруса! Я вон про ту, верхнюю балку… Да просто срубить, обтесать да и вообще работать с такой громадиной – тут голову сломаешь. И ведь все идеально закреплено… Без единого болта даже в креплении к стойке! – Он показывал ей то место, на котором, похоже, все и держалось… – Это кровля с ломаными скатами, мансардная, она дает большой выигрыш в высоте помещения… Поэтому-то здесь такие красивые люкарны…
– Да что вы говорите! То есть кое-что вы все-таки знаете…
– Да нет. В сельских постройках я полный профан. Как выражаются мои коллеги, я никогда не работал с наследием. Я люблю придумывать новое, а не реставрировать культурные ценности. Но, конечно, когда вижу такое, то со всеми своими экспериментальными материалами и передовыми технологиями, с опорой на расчеты все более сложных компьютерных программ, я чувствую себя… как бы вам это сказать… слегка отсталым.
– А как насчет семейных ценностей? – вдруг спросила она, когда они снова оказались на лестнице.
– Что, простите?
– Вы только что сказали, что с культурными ценностями вы не связаны, ну а с семейными… вы женаты?
Шарль ухватился за трухлявые перила.
– Нет.
– И вы… Вы живете… уфф… с мамой вашей Матильды?
– Нет.
– Ой!
– Ничего страшного. Вредная заноза, не любит, когда врут…
– Он солгал?
– Да.
– Но разве он живет с Лоранс?
– Смотрите, они уже все свое барахло сюда перетащили.
В центре комнаты возвышалась гора подушек и спальных мешков. Тут же валялись гитара, пакеты конфет, бутылка Кок-колы, колода карт «таро» и упаковки пива.
– Мда, многообещающе… – присвистнула Кейт. – И вот мы, наконец, на складе седел… В единственной удобной комнате в нашем поместье под названием «Ле Веспери»… Только здесь сохранился красивый паркет, и обшивка стен в приличном состоянии… Только это помещение удостоилось нормальной печки… И все это, по-вашему, для чего?
– Может быть, для управляющего?
– Для хранения сбруи, мой дорогой! Чтобы защитить кожу от влажности. Чтобы седла и упряжь их милостей хранились в идеальных климатических условиях! Все мерзли до костей, но плетки всегда были в тепле. Потрясающе, да? Я всегда думала, что именно эта комната предрешила участь голубятни…
– Голубятни?
– Местные жители разобрали ее по камушкам, в отместку за то, что им не достался замок… Вообще-то это история Франции, и вы ее должны знать лучше меня – голубятни ведь были настоящим символом ненавистного Старого порядка… Чем больше сеньор хотел выпендриться, тем больше была его голубятня, а чем больше была голубятня, тем больше посевов уничтожали его голуби. Один голубь поедает более пятидесяти килограммов зерна в год… Не говоря о молодых побегах с огородов, которые они обожают…
– Вы знаете не меньше, чем Ясин…
– Эээ… Вообще-то все это я знаю от него…
Она смеялась.
Этот запах… Запах Матильды, когда она была маленькой… И почему, интересно, она перестала ездить верхом? Она ведь так была увлечена…
Да… почему? И почему он ничего про это не знал? Что он еще упустил? На каком совещании провел он тот день? Однажды утром она сказала ему: в клуб меня больше возить не надо. И он даже не попытался узнать почему. Разве…
– О чем вы думаете?
– О своей зашоренности… – пробормотал он.
Он повернулся к ней спиной, рассматривая крюки, подкладки под седла, разорванные уздечки, служивший скамейкой ларь, угловой мраморный умывальник, горшок, наполненный… дегтем (?), бидон с инсектицидом, мышеловки, мышиный помет, рожки для сапог под окном, сбрую в прекрасном состоянии, наверное, для осла, лежащие на полке подковы, щетки, скребки и крючки для чистки копыт, детские жокейские шапочки, попоны для пони, печку, которая лишилась своей трубы, зато приобрела шесть пивных банок, и наткнулся взглядом на загадочный предмет в виде конусообразной палатки, который его заинтриговал.
– Это что? – спросил он.
– Чехол от шамберьер.
От чего?
Ладно, придется залезть в словарь…
– А там что? – спросил Шарль, выглядывая в окно.
– Псарня… Или то, что от нее осталось…
– Тоже была огромная…
– Да. И судя по тому, что от нее осталось, с собаками здесь обращались не хуже, чем с лошадьми… Не знаю, видно ли вам отсюда, над каждой дверью барельеф с собачьим профилем… Нет…
Уже не разглядеть… Надо бы мне эти заросли расчистить… Как-нибудь доберусь… Посмотрите… Даже решетки и те красивые… Когда дети были маленькие, а мне хотелось немного покоя, я их оставляла здесь. Для них это было развлечением, а я хоть на какое-то время могла не думать о речке… Как-то раз, учительница… кажется, Алис… вызвала меня в школу: «Знаете, мне очень неловко говорить с вами об этом, но малышка рассказала одноклассникам, что вы запираете их с братьями в псарне. Это правда?»
– И что же? – наслаждался Шарль.
– Тогда я спросила у нее, не рассказывала ли Алис еще и про плетки. Короче, репутацию я себе сделала…
– Потрясающе…
– Что потрясающе? Детей пороть?
– Нет… Все эти истории, что вы рассказываете…
– Да ладно вам… А вы-то сами? Почему-то помалкиваете…
– Да я… Я предпочитаю слушать…
– Я знаю, я слишком болтлива… Просто сюда так редко заезжают цивилизованные люди…
Она приоткрыла другое окно и повторила в пространство:
– Очень редко…
Вернулись обратно:
– Я умираю с голоду… А вы?
Шарль пожал плечами.
Он как бы не ответил на вопрос, но он вообще не знал что сказать.
Его планы пошатнулись. Уже не мог разобраться в масштабах. Уже не понимал, должен ли он уехать или остаться. Продолжать ее слушать или бежать от нее. Пойти до конца или поскорее кинуть ключи от машины в почтовый ящик агентства, как было оговорено в договоре аренды.
Не отличался особой расчетливостью, просто всю жизнь привык все предусматривать…
– Я тоже! – объявил он, чтобы освободиться от этого картезианца и логика, от ранее рассмотренных и одобренных решений, от всего того, что регламентировало его жизнь, полную предписаний, ограничений и гарантий. – Я тоже.
В конце концов весь этот путь он проделал, чтобы вновь обрести Анук, и чувствовал, что она недалеко. Она ведь даже гладила эту голову. Именно здесь…
– Тогда пошли посмотрим, что нам оставили в огороде улитки…
Нашла корзину, которую он тут же у нее отобрал. И так же, как накануне, выйдя со двора, они затерялись среди колосьев в бескрайней акварели бледного неба.
Пастушьи сумки, ромашки, тысячелистники с хрупкими зонтиками, лютики, колокольчики, чистотел, звездчатки – Шарль понятия не имел, как называются все эти цветы, хотел немножко выпендриться и поинтересовался:
– А это что за белый стебель, вон там?
– Который?
– Да вон, прямо перед вами…
– Вообще-то это собачий хвост.
– Что?
Ее улыбка, пусть насмешливая, была… так хорошо сочеталась с пейзажем…
Стена огорода была в ужасном состоянии, но кованая калитка и обрамлявшие ее столбы все еще выглядели внушительно. Проходя, Шарль погладил их, чувствуя, как шершавый лишайник щекочет его ладонь.
Кейт со скрипом отворила дверь какой-то лачуги, нашла нож, и он пошел за ней к овощным грядкам. Все ровнехонькие, как по линеечке – скорее, наверное, по веревочке, – ухоженные, расположены вдоль двух пересекающихся крест-накрест аллей. В центре – колодец, а по углам – россыпи цветов. Нет, он не выпендривался, ему действительно было интересно.
– А что это за скрюченные деревца вдоль аллей?
– Скрюченные! – возмутилась она, – обрезанные, вы хотите сказать? Это яблони… и кстати сказать, на шпалерах…
– А что это такое ослепительно синее на стене?
– Здесь? Это бордосская жидкость… Для виноградника…
– Вы делаете вино?
– Нет. И даже не едим этот виноград. Он несъедобный…
– А эти большие желтые венчики?
– Это укроп.
– А вон там: пушистые елочки?
– Верхушки спаржи…
– А эти большие шары?
– Цветы чеснока. Она обернулась:
– Шарль, вы что, первый раз видите огород?
– Так близко, да…
– Что, правда? – воскликнула она с искренним сожалением. – Как же вы жили до сих пор?
– Я и сам не знаю…
– Что, никогда не ели помидоров и клубники с грядки?
– Возможно и ел, в детстве…
