Жан-Мишель Генассия - Удивительная жизнь Эрнесто Че
Йозеф с трудом поднялся и, недовольно бурча, направился следом за Терезой в кабинет.
– Уверен, они это специально.
Он взял трубку. Тереза стояла рядом и с тревогой смотрела на него.
– Слушаю, доктор Каплан.
– Добрый вечер, профессор, говорит полковник госбезопасности Лоренц.
– Вы выбрали неудачный момент. У вас что, нет ни радиоприемника, ни телевизора?
– О чем вы?
– О матче!
– Что за матч? Ах да, конечно… Сейчас это не важно. Я звоню сообщить, что завтра к вам привезут пациента, к которому следует отнестись с особым вниманием.
– Мы не готовы к приему больных, санаторий откроется только через месяц – из-за морозов строители отстают от графика.
– Найдите выход из положения! Это приказ президента, он вас очень ценит. Ваш будущий подопечный – иностранец, у него серьезные проблемы со здоровьем. Нам подтвердили, что вы лучший специалист в стране. Его обязательно нужно спасти. По соображениям безопасности и секретности помогать вам будет строго ограниченное число сотрудников.
– Это невозможно! В середине апреля в санаторий начнут приезжать пациенты.
– Человек, о котором я говорю, будет вашим единственным пациентом, остальных отошлют в другие места.
– Я наблюдаю моих больных много лет и не могу их бросить… если придется лечить одного-единственного человека, мне не удастся добросовестно и полноценно выполнять мои профессиональные обязанности.
– Об этом можете не волноваться. Министерство здравоохранения на время освобождает вас от заведования санаторием. Вы будете лечить нашего уругвайского товарища. Он очень плох.
– Что?! Я не говорю по-испански, и никто здесь…
– Он хорошо владеет французским. Как и вы. Государство поручает вам эту миссию, потому что полностью доверяет. Подробные инструкции привезет сопровождающий офицер. Думаю, вы сами понимаете, что всем следует соблюдать секретность.
7: 1!
После финального свистка в гостиной секунд двадцать или тридцать стояла гнетущая тишина. Люди пытались осознать кошмар случившегося. Растерянные, оглушенные, опозоренные чехи переживали тысячелетний груз поражения. Первым из оцепенения вышел Людвик. «Как по-русски будет porážka?[114]» Ответа он не дождался. Многие ушли, понурив голову, некоторые остались, чтобы попытаться вместе пережить горькое разочарование. Состоялась вялая дискуссия о том, какую стратегию следовало выбрать тренерам в противостоянии с русскими. При чем тут стратегия?! Нужно было проявить героизм и драться за победу. Противник забавлялся с нами как кот с мышкой, а эти олухи оцепенели и забили всего одну шайбу. Про защитников и говорить нечего. Сборная Чехословакии удовольствовалась вторым местом, ну и поделом ей – трус, как известно, не играет в хоккей!
– Если бы они играли как словаки – били в кость, ставили подножки, целились по яйцам, пускали в ход локти, – результат мог бы быть иным.
– Тут я не согласен, Ярослав, чехи – настоящие спортсмены, а не костоломы, мастера клюшки и конька.
– Значит, мы обречены быть вечно вторыми.
Все сошлись на том, что арбитр – продажная шкура, он не удалил ни одного игрока соперников за нарушения и неспортивную игру и то и дело фиксировал воображаемое положение «вне игры». Короче, типичный матч против русских.
Йозеф в разговоре не участвовал. Два первых периода он пропустил, третий смотрел рассеянно, прокручивая в голове разговор с полковником, его вежливо-угрожающую тональность. Слово «госбезопасность» повергает людей в первобытный животный ужас. В последний раз Йозеф имел дело со зловещей и всемогущей секретной службой после исчезновения Павла. Его тогда долго допрашивали, могли арестовать и отправить в лагерь – за дружбу с предателем. Ему была хорошо известна репутация тайной полиции: ее сотрудники имели неограниченные полномочия, считали себя выше закона (у них были свои, особые, неведомые остальным гражданам правила и установления) и не отчитывались ни перед министрами, ни перед судьями. Они решали, какой приговор должен вынести суд, кто будет повешен, а кто сядет.
Госбезопасность была вездесуща и «невидима», на нее работали десятки тысяч сексотов, она никого не посвящала в свои планы, ничего не объясняла и негласно управлялась КГБ. Возражения неуместны. Следует заткнуться и молиться о том, чтобы выжить.
Йозеф встал, потянулся и попытался включиться в обсуждение:
– Как все прошло?
– Катастрофа! – коротко ответила Хелена.
– Русские непобедимы. Нам следует выходить на лед, только если мы заведомо уверены в успехе.
Хелена спала, прижавшись голой спиной к Людвику, и даже не шевельнулась, когда прозвенел будильник. Он прихлопнул кнопку, зажег ночник и потер лицо ладонями, прогоняя сон.
– Который час? – пробормотала Хелена.
– Четверть пятого. Удалось поспать?
– Сама не знаю. Ужасно холодно.
Людвик потянул к себе лежавшую на стуле рубашку, накинул ее и с трудом поднялся. Хелена попыталась его удержать, не дотянулась и снова нырнула под одеяло. Людвик торопливо одевался. Она встряхнулась и спросила:
– Что так рано?
– Сейчас приедет Вацлав, мы должны успеть на шестичасовой поезд из Падрубице.
– Когда вернешься?
– Не раньше лета – в газете работы выше головы. Ты приедешь в Прагу?
– Обязательно. Буду поступать в Школу кино и телевидения[115]. Погаси свет, я еще посплю.
– Лучше вернись к себе, пока они не проснулись.
– Да им плевать…
Он появился в конце туманного морозного дня. К санаторию подъехали две машины – величественный черный «ЗИЛ-111» и военная «скорая помощь» с пациентом. ЗИЛ поражал воображение размерами и изяществом линий и ни в чем не уступал дорогим американским машинам. Караулившая их с раннего утра Хелена немедленно вызвала Йозефа, и он встретил прибывших на крыльце (на сей раз Карел тщательно счистил лед со ступеней!). Из ЗИЛа вышел гладковыбритый блондин неопределенного возраста (ему могло быть и тридцать, и пятьдесят) в сером костюме, с портфелем в руке.
– Лейтенант Эмиль Сурек, я сопровождаю больного. – Он говорил медленно, низким голосом. – Кто все эти люди?
– Персонал санатория и рабочие – они ремонтируют кухонные помещения.
– Вас ведь предупреждали, профессор Каплан, чтобы вы не привлекали к делу лишних сотрудников?
Сурек повернулся к стоявшим у входа и глядящим из окон людям:
– Слушайте все. Я лейтенант Сурек, сотрудник Службы государственной безопасности[116]. – Он говорил, цедя слова, только что не по слогам. – Смотреть не на машину – на меня. Мы привезли особого пациента, он нуждается в покое, санаторий реквизирован, и я рассчитываю на вашу преданность и молчание. Остаться будет разрешено только некоторым из вас, другие отправятся по домам. Можете не беспокоиться, зарплату получите в полном объеме. Рабочие вернутся позже, их оповестят особо. Вопросы?
Лейтенант выждал несколько секунд, вглядываясь в лица, отвернулся и произнес с брезгливой гримасой:
– Как жаль, что вопросов никогда не бывает… – Он перевел взгляд на Йозефа: – Без кого вы не сможете обойтись, профессор?
Застигнутый врасплох Йозеф ответил не сразу.
– Мне нужны доктор Каутцнер, старшая медсестра Лея, Марта, Карел…
Сурек достал из портфеля стопку бумаг, заглянул в них и переспросил:
– Каутцнер?.. Исключено. Как фамилия вашей Леи?
– Конрад…
– Не обсуждается.
– Я настаиваю, мне будут помогать жена и дочь, но у них нет медицинского образования.
Сурек просмотрел другой листок:
– Как насчет мадемуазель Зак? Она соответствует.
– Мадемуазель Зак недостает опыта. Если возникнет серьезная проблема, мне понадобится Лея.
В результате Йозефу пришлось удовольствоваться Леей и Мартой: одна будет помогать в лечении, другая займется кухней.
– Все, кто не задействован, должны немедленно отправиться по домам, – приказал Сурек. – Не волнуйтесь, доктор, все получится; если понадобится, мы обратимся за помощью в министерство.
Как только народ разошелся, два водителя вытащили из «скорой помощи» носилки, на которых лежал мужчина лет сорока, накрытый до подбородка желтым шерстяным одеялом. У него было изможденное лицо, короткий нос, выступающие надбровные дуги и волнистые волосы. Йозеф посчитал пульс, положил ладонь на лоб, и больной на несколько секунд приоткрыл запавшие глаза.
Для пациента заранее приготовили угловую палату рядом с кабинетом главврача – просторную, с туалетной комнатой. Водители положили больного на кровать и вернулись по машинам. Приехавший с Суреком мужчина в кожаной куртке сразу же занял смежное помещение. Йозефу он не представился и общался только с лейтенантом, стараясь говорить тихо, чтобы никто не услышал ни слова. Сурек объяснил, что дверь палаты закрывать нельзя, чтобы этот приземистый, смуглый, курчавый незнакомец мог все время видеть пациента. Он оказался телохранителем. Йозеф нашел это странным, даже смешным – кого здесь опасаться? – Сурек был с ним согласен, но сказал, что таково распоряжение вышестоящего начальства. Перед началом осмотра Йозеф закрыл дверь, и безымянный охранник тут же снова распахнул ее и встал в проеме, устремив неподвижный взгляд на врача. Йозеф попросил Сурека вмешаться – он не может делать свое дело, когда ему смотрят в спину.
