Сесилия Ахерн - Там, где ты
Вырезанные на гигантских дверях деревянные фигуры, стоящие плечом к плечу, разошлись в стороны, и толпа начала втекать внутрь. По сравнению с небрежным декором репетиционных часов помещение театра сильно преобразилось. Я ощутила потрясение, осознав, насколько оно больше и значительнее, чем казалось. Теперь оно предстало передо мной в элегантном убранстве, торжественное и гордое, словно монарх, которого я сперва приняла за придворного. Сотни кресел рядами разбегались от сцены, полотнища красного бархатного занавеса были перехвачены толстыми витыми золотыми шнурами с мощными кистями, бахрома которых скользила по иолу. На сцене стояли перевязанные лентами кресла, в которых сидели представители разных народов, некоторые в национальных костюмах, другие в обычной современной одежде. Костюм-тройка соседствовал с украшенным вышивкой диш-дашем,[12] расшитая блестками галабея[13] — с шелковым кимоно, мелькали вперемешку кипы, тюрбаны и фески, звенели украшения из бусин, костей, золота и серебра, женщины блистали замысловатыми платьями, на которых были вышиты пословицы на суахили, дарившие недоступные моему пониманию жемчужины мудрости, а рядом сидели мужчины в роскошных ханбоках.[14] Обувь тоже поражала разнообразием — кусса[15] и туфли от Джимми Чу, семимильные сапоги, шлепанцы и вычищенные до блеска кожаные ботинки на шнуровке. Во втором ряду я узнала Иосифа, укутанного в фиолетовый балахон с золотой отделкой. Зрелище было потрясающим: смесь роскошных одеяний, представляющих разные культуры, являла истинное пиршество для глаз. Несмотря на предчувствия, не покидавшие меня в ожидании сегодняшнего вечера, я подняла фотоаппарат и сделала снимок.
— Эй! — Бобби выхватил камеру у меня из рук. — Нечего зря тратить картриджи.
— Тратить?! — ахнула я. — Да ты погляди на них!
Я показала на расположившихся на сцене представителей всех наций, величественно возвышающихся над морем обитателей поселка, которые смотрели на них с надеждой, отчаянно дожидаясь вестей из старого, давно покинутого мира. Мы заняли места примерно в центре зала, чтобы не очутиться на линии огня. Хелена, устроившаяся ближе к первым рядам, напряженно всматривалась в толпу с выражением не то озабоченности, не то испуга на лице: мне не удалось его расшифровать. Решив, что она ищет нас, Бобби приподнялся и энергично помахал ей. Я не могла шевельнуться. Неведомый доселе страх сковал тело, а театр тем временем очень быстро наполнялся гулом тысяч собравшихся, и этот гул звучал в ушах все громче и громче. Я оглянулась. Десятки тех, кто не смог найти свободное место, стояли в задней части зала, блокируя выходы. Громкий стук захлопнувшихся и запертых гигантских дверей эхом отдался в помещении, и все сразу стихло. Дыхание сидевшего за моей спиной мужчины нестерпимо грохотало у меня в ушах, а реплики, которыми шепотом перекидывалась пара впереди, доносились как из громкоговорителя. Сердце выстукивало барабанную дробь. Я перевела взгляд на Бобби, ища поддержки, но напрасно. Яркий свет, лившийся сверху, не давал никому спрятаться за чьей-нибудь спиной или скрыть свои реакции. Все и всё были видны как на ладони.
Когда двери закрылись и воцарилась тишина, Хелене пришлось сесть. Я изо всех сил старалась убедить себя, что это просто какое-то дурацкое место на задворках неведомо чего, жалкий плод моего воображения. И вообще все это сон, галлюцинация, не настоящая жизнь. Но все попытки ущипнуть себя, проснуться и выскочить отсюда оказывались бессильными против здешней атмосферы, наполнявшей меня дурными предчувствиями: в конце концов придется признать, что все происходящее так же реально, как биение моего сердца.
Из бокового крыла здания вышла женщина с корзиной наушников. Люди, сидевшие в крайних креслах каждого ряда, брали их и передавали соседям, словно пожертвования в церкви. В ответ на мой немой вопрос Бобби продемонстрировал, что с этим делать, воткнув штекер наушников в гнездо на кресле передо мной. Потом он надел их, и в этот момент со сцены заговорил человек с микрофоном. Он произнес по-японски что-то непонятное, но меня настолько потрясло все происходящее, что я и не подумала надеть наушники. Бобби подтолкнул меня локтем, я вздрогнула и быстро их нацепила. Голос с сильным акцентом переводил на английский. Начало сообщения я пропустила.
— … в воскресенье вечером. Мы редко собираемся в таком количестве. Благодарю вас за то, что вы все сюда пришли. Для нашей сегодняшней встречи есть всего несколько оснований…
Бобби снова пихнул меня, и наушники свалились.
— Это Ихиро Такасе, — прошептал Бобби. — Он председатель палаты представителей. Они сменяются каждые несколько месяцев.
Я кивнула и снова водрузила наушники на голову.
— … Ханс Ливен хочет рассказать вам о планах по строительству нового ветряного двигателя, но до того как мы займемся этим вопросом, давайте разберемся с причиной, по которой многие из вас сегодня здесь. Об этом вам сообщит ирландский представитель Грейс Бернс.
Женщина, которой можно было дать лет пятьдесят, встала со своего места и подошла к микрофону. Длинные волнистые волосы рыжего цвета, острые, словно вырезанные из камня, черты лица, строгий черный костюм.
Я сняла наушники.
— Всем добрый вечер! — Судя по акценту, она была откуда-то с севера Ирландии, из Донегола.
Многие из англоговорящих — неирландцев снова надели наушники, так как им понадобился перевод.
— Я буду краткой, — заявила она. — На этой неделе многие представители ирландской коммуны обращались ко мне с сообщениями по поводу того, что новичок из Ирландии располагает информацией о семьях разных жителей поселка. Несмотря на циркулирующие слухи, ничего удивительного в этом нет, если учесть размеры Ирландии. Мне также сказали, что вещь, принадлежащая этому лицу, — как я поняла, часы — пропала, — проговорила она своим четким деловым тоном.
На лицах людей, понимавших английский, выразилось крайнее изумление, и они ахнули, хотя все эти слухи большинству наверняка уже были известны. Через пару секунд, когда перевод услышали остальные, по залу прошла вторая волна ахов и охов. Раздались голоса, и представительница Ирландии подняла вверх руки, призывая к тишине.
— Я понимаю, что эти новости оказали определенное воздействие на все поселение. Подобные происшествия подрывают наши попытки наладить нормальную жизнь, и мы готовы сделать все необходимое, чтобы слухи прекратились.
Мое сердце забилось чуть-чуть спокойнее.
— Мы позвали вас сегодня на собрание, чтобы сообщить: у нас все под контролем, и мы со всем разберемся. Как только мы это сделаем, сообщество будет немедленно проинформировано: так мы всегда поступали и будем поступать впредь. Полагаю, это вновь прибывшее лицо сегодня здесь, среди нас, — продолжила она, — и я хотела бы к нему обратиться.
Сердце заколотилось с новой силой. Люди вокруг меня начали озираться и возбужденно гомонить на разных языках, бросая друг на друга подозрительные взгляды. В полном шоке я посмотрела на Бобби. Он повернулся ко мне.
— Что я должна делать? — прошептала я. — Как они узнали про часы?
Он пожал плечами и отвел глаза. Все-таки ему было только девятнадцать лет.
— Мы все считаем, что лучше решить этот вопрос спокойно, в частном порядке, чтобы данное лицо могло сохранить анонимность.
В толпе поднялся гул недовольства, кто-то захохотал, и у меня по коже побежали мурашки.
— Не вижу повода драматизировать, — продолжила Грейс своим официальным, лишенным эмоций голосом. — Если новичок готов предъявить нам вещь, предположительно потерянную, тогда мы вычеркнем из памяти этот инцидент, и собрание сможет посвятить свое ценное время полезным вещам, как у нас принято. — Она непринужденно улыбнулась, и в зале раздались смешки. — Если означенное лицо возьмет на себя труд прийти завтра утром ко мне в офис и принести часы, вопрос будет решен оперативно и конфиденциально.
Над аудиторией снова поднялся неодобрительный гул.
— Я задам ему несколько вопросов, а пока мы можем заняться гораздо более важным вопросом строительства ветряного двигателя.
Похоже, она сознательно делала вид, что дело не стоит выеденного яйца. Весь поселок пришел сюда, чтобы услышать информацию обо мне, о том, почему я знаю столько интимных подробностей о здешних жителях и их родственниках. А она в нескольких фразах отмахнулась от их озабоченности, едва ли не вслух назвала ее полной ерундой. Люди недовольно переглядывалась, и я почувствовала, что назревает буря.
Многие подняли руки, и представительница кивнула одному из просивших слово. С места поднялся мужчина:
— Миссис Бернс, я полагаю, несправедливо решать этот вопрос в частном порядке. Думаю, что по количеству собравшихся сегодня можно понять, насколько данная проблема важнее, чем может показаться, если судить по тому, как вы ее изложили. Все это смахивает на сознательную попытку замолчать ее.
