Лариса Райт - Когда осыпается яблонев цвет
– Получается, да? Скажите, получается?
– Вы видели, я ни одного слова не забыл.
– А Егор с Анжеликой как спелись-то! Ну, просто медведь с медведицей. – Говоривший наткнулся на осуждающий взгляд завуча и тут же осекся: – Ой, извините!
– Да, они сегодня в ударе, – поддержала Маргарита ученика, но остальные актеры не дали ей развить тему.
– Маргарита Семеновна, а наша сцена как?
– Отлично!
– А мой выход?
– Просто великолепно.
– А импровизацию вы заметили? Можно оставить?
– Можно. Только падать не надо, переигрываешь. Просто качнись пару раз.
– А мне мама костюм в ателье заказала.
– Молодец мама!
– А моя сама шьет.
– И твоя молодец!
– А где охотничьи сапоги взять? Мы всю голову сломали.
– У завхоза надо спросить, он охотник. Я узнаю.
– Маргарита Семеновна, декорации давно готовы, только я их все не донесу, помощь нужна.
– Ну, мои дорогие, это уже ни в какие ворота не лезет! – Маргарита возмутилась притворно, но ребята не заметили, переполошились, притихли, приготовились к нравоучениям и получили хорошую порцию: – Если режиссер будет в театре заниматься каждым чихом, хорошего спектакля он никогда не поставит, если вообще сможет поставить хоть что-нибудь. Есть костюмеры, художники, гримеры, и каждый делает свое дело, не отвлекая маэстро от главного. Что-то я сомневаюсь, чтобы к Захарову или Ширвиндту бегали гримеры с вопросами, как гримировать персонажей, или костюмеры растерянно вопрошали, какого цвета шить платье героине, или рабочие сцены жаловались на то, что им тяжело монтировать декорации.
– Я не рабочий сцены! – Дерзун полностью соответствует своей фамилии.
– Конечно, нет, Юля. Ты художник и должна быть заинтересована в том, чтобы твоя работа была доставлена на сцену в срок. В театре для решения всех технических и административных вопросов существует директор. Я же здесь, как говорится, и швец, и жнец. Пожалейте чуть-чуть! Дайте вздохнуть! Попробуйте решить какие-то проблемы сами! Хотя бы с теми же декорациями. Я уверена, Юля, у тебя без моего участия найдется масса помощников.
– Да одного хватит, Маргарита Семеновна. – Это, конечно, Крылов.
– Одного? – Маргарита прищурилась и чуть улыбнулась уголками губ. – Как, Юля, хватит тебе одного?
– Хватит, – тихо отвечает девушка и слегка краснеет.
«Ого! Да у Крылова, похоже, есть шанс».
– Вот и прекрасно. Все, давайте-ка по домам. Нам с Ольгой Ивановной тоже тут ночевать не хочется.
Собрали сумки и реквизит, нестройной толпой потянулись к выходу, что-то оживленно обсуждая. Последними отдельно от всех мимо Маргариты и завуча прошли Егор с Анжеликой. Шли, тесно прижавшись друг к другу. На голубков походили гораздо больше, чем на медведей. Говорили вполголоса, но особо не таясь:
– Может, в кино?
– Смотреть нечего.
– В кафе?
– Я сейчас на мели. Просто погуляем?
– Дождь.
– Тогда к тебе или ко мне?
– К тебе. У меня предки дома.
Маргарита покосилась на завуча: «Того и гляди, хлопнется в обморок». Придется окликнуть ребят:
– Анжелика!
– Да?
– Завтра контрольная по французскому, ты помнишь? – Ничего лучше Маргарита не придумала.
– Конечно, Маргарита Семеновна, я уже подготовилась.
– А у меня по немецкому контрольной нет, – объявил Егор, распахивая перед своей дамой дверь, выпуская ее из зала и отвешивая учителям на прощанье изысканный поклон.
– Ну, на нет и суда нет. Имеют право развлекаться, – попробовала Маргарита предотвратить грозу, но ничего не получилось. Завуч ринулась в бой со всей яростью, на которую была способна:
– Не рановато им развлекаться?
«Ничего не поделаешь. Придется выяснять отношения и защищать моральный облик десятого «Б».
– А по-моему, Оля, в самый раз. Ни забот, ни контрольных, почему бы и не развлечься?
– Это может плохо кончиться, вам ли не знать?!
«Ну что ж ты за пакостница такая, Оля! Опять на больную мозоль давишь, откровений хочешь. Извини, ты их не получишь. А за неприятные слова придется ответить».
– Ты читала «Завтра была война»?
– Да. – От неожиданности завуч потеряла весь свой гонор и почувствовала неловкость, какую ощущала почти всегда при общении с Маргаритой. Все-таки своим учителем, пусть и бывшим, не покомандуешь, выговор не объявишь, да и уму-разуму учить не станешь. Наоборот, это его – учителя – вечная привилегия. Маргарита тем временем продолжала:
– Там героиня была, тоже завуч, Лапендрой ее дети звали.
– Кажется, припоминаю.
– Ну и что ты припоминаешь: положительный она персонаж или отрицательный?
– Ну… – завуч замялась. – Неоднозначный.
– Правильно, Оленька. Все верно говоришь. Принципиальный борец за идею – это хорошо, но при этом приносящий в жертву идее всех и вся – это плохо. Не нравится мне это. Не хочу так.
– А как вы хотите? Чтоб и овцы целы, и волки сыты?
– Это идеальный вариант, но не всегда возможный. Сейчас я просто хочу быть абсолютно положительным персонажем. Или ты предлагаешь читать им нотации, пытаться от чего-то удержать, что само по себе и глупо, и невозможно (я же не могу ходить за ними круглые сутки).
– Да, но потакать этому?
– Я не потакаю, Оля. Просто отношусь с пониманием.
– Разве такое можно понять?
– Нужно, Оля, нужно. Иначе никакого доверия. Иначе вместо рывка вперед марш-бросок назад. Ты же сама час назад удивлялась, каким образом мне удалось уговорить Шлыкова участвовать в спектакле, а теперь предлагаешь разрушить только что установленный контакт?
– Я вам предлагаю, Маргарита Семеновна, – завуч включила официоз, – следить за моральным обликом ваших учеников.
– Интересно, каким образом? Вместо французского читать лекции по этике и психологии? Или в качестве бонуса за выученного Бодлера раздавать презервативы «Made in France»?
– Ну, знаете! – Завуч задохнулась от возмущения.
– Остынь, Оля! – Маргарите порядком надоел этот разговор. – Не строй из себя ханжу! Сначала учителя из себя изжила, теперь и женщину удавить хочешь? А ведь не так давно сама была юной. Вспомни, Оля, кровь ведь кипела, на уме одна романтика и ничего больше. Куда все делось-то? – Маргарита смотрела на бывшую ученицу с сожалением. – Ведь хорошенькой девочкой была. Да и сейчас тебя бы принарядить, подкрасить – и загляденье. Тебе же всего сорок, а выглядишь, извини за прямоту, как старуха.
