Чарльз Буковски - Из блокнота в винных пятнах (сборник)
Позднее все оделись. Мы сели на кухне и выпили по нескольку пив, покурили немного колумбийской. Совершилась колесная сделка, и я лишился еще 20 долларов. Кэрин показала нам еще недавних порноснимков, а потом мы ушли. Спустились к моему «Фольксвагену» 67-го года, я развернулся, направил его обратно к той части города, где жила беднота, – к восточному Голливуду. У нас были с собой «шерманы», Нина подкурила нам по одной.
Мы ехали дальше, и вот наконец покатились по Фаунтин. Я включил радио. Нина закинула ноги на торпеду и улучшала каждый шлягер. Там была длинная реклама; нет, череда коротких. Я попробовал другую станцию, еще одну, и еще. Одна реклама. Я выключил радио. Проехали заправку. День еще не кончился. И тут Нина запела:
Рыжая,
Всем хочется рыжей.
Я миру расскажу, что она мне
подружайка.
Всем хочется рыжей.
Я миру расскажу, что она мне
подружайка.
Это рыжая, и она мне
подружайка….
Мы ехали по Фаунтин к Западному, потом я свернул вправо по Западному, мимо мотелей, мимо ларька тако и «Пионерского навынос», мимо Голливуд-Бульвара, затем влево на Карлтон. Припарковаться трудно, как всегда, но я вогнал машину задом и вылез.
Нина сидела и смотрела на меня.
– Эй, – сказала она, – нахуй! К тебе я не хочу. Ты с чего взял, что я хочу туда?
– Тогда куда?
– Я хочу к Элберту. Отвези меня к Элберту.
Элбертом был четырехфутовый с одиннадцатью дюймами пуэрториканец, у которого хуй десять дюймов, и он делал вид, будто родом из потомков аргентинских королей. Он только что окончил школу стоматологов и делал фальшивые зубы. У него в квартире полно фальшивых зубов, а все стены увешаны дешевыми картинами и пресными девизами и изречениями. (Нина как-то вечером поводила меня по его квартире, пока Элберт смотрел, как «Озерники» играют в баскетбол – мальчишник с мачо.) Элберт был очень близок к недоразвитому, но Нина мне рассказывала, что «ебаться с ним отлично». Кроме того, она упоминала, сколько золота в некоторых фальшивых зубах.
Я довез ее до Элберта, и она вышла из машины. Обогнула ее к моей стороне, склонилась к окну и одарила меня крохотнейшим поцелуйчиком, влажным, а языка в нем был лишь штришок.
– До свиданья, папаша, – сказала она.
Затем я посмотрел, как она переходит через дорогу к квартире Элберта, все эти рыжие волосы водопадом ей по спине и дотекают чуть ли не до самой задницы – эти ляжки, что ходят вверх-вниз, вниз-вверх, вверх-вниз, вниз-вверх.
Природа всегда будет лучше искусства. Поистине, ад – быть старым, и я томился в том, что осталось от моей души.
Затем Нина поднялась по лестнице, ведшей на второй этаж и к квартире Элберта.
Я любил ее. Но сделать ничего не мог. Нет, могу кое-что: я завел машину и уехал.
На перекрестке Фрэнклина и Вермонта стоял чокнутый старый торговец газетами. Выскочил на дорогу перед моей машиной и замахал мне газетой. Я дал по тормозам, едва в него не врезавшись. Он стоял, и мы смотрели друг на друга через ветровое стекло. Этот торговец: лицо у него бесстрастное – похож на Ван Гога, подсолнухи, стулья, едоки картофеля. Он уступил мне дорогу, и я поехал дальше к себе, где очень напьюсь, очень скоро, когда Элберт будет закладывать десятку в корзину.
Как оно было[26]
Снаружи лило, но дождя не слышно; Комната Допросов была звукоизолирована. Сэндерсон сидел под белой жаркой лампой. Как сцена из кино. Там было два агента. Один толстый, плохо одет, сбитые ботинки, грязная рубашка, мятые штаны – его звали Эдди. Другой агент худ, одет аккуратно, в его ботинках отражались лужицы света, брюки наглажены, рубашка крахмальная и новая – это Майк. Сэндерсон сидел в майке, старых джинсах и ношеных теннисных тапках.
Эдди ходил взад-вперед по цементу. Майк сидел на стуле. Он пялился на Сэндерсона. Тот сидел перед допросным столом. Работал магнитофон.
Эдди перестал ходить, встал перед Сэндерсоном.
– Зачем ты писал эти письма президенту?
Сэндерсон устало покачал головой.
– Я вам говорил: эта страна в опасности, вся планета в опасности.
Эдди поглубже вдохнул, видно было, как пузо втянулось на полдюйма. Затем выдохнул, и оно на полдюйма вылезло, а то и больше.
– Правда ли, что тебя дважды осуждали за домогательства к детям?
– Некоего Херолда Л. Сэндерсона – да.
– Не умничай! Дважды, так?
– Дважды.
Не вставая со стула, Майк подался вперед. Левая сторона его лица разок дернулась. И замерла.
– Тебе не безразлично будущее земли, э, Сэндерсон? Хочешь, чтоб маленькие девочки вокруг, верно?
– Я люблю детей…
Майк привстал со стула.
– Гнида, а ну хватит шуточек!
Эдди пихнул Майка обратно.
– Полегче. Мы тут пытаемся чего-то другого добиться.
– Я терпеть не могу с этими уродами общаться. А это он и есть, урод, псих.
– Освалд тоже им был. И Джон Уилкс Бут, по-своему. У нас приказ этого проверить досконально.
– Я не пытаюсь убить президента. Я пытаюсь его спасти.
– Заткнись! – велел Майк. – Говорить будешь, когда тебе вопросы задают.
– Знаешь, как зэки этих ребят называют? – спросил у Майка Эдди. – Они их зовут «ярыжниками» и справляются с ними по-своему.
– Слушайте, – сказал Сэндерсон, – можно мне сигаретку?
Эдди вытащил одну из своей пачки и чуть не вбил в рот Сэндерсону. Затем швырнул на стол зажигалку.
– Сам подкуривай.
Руки у Сэндерсона тряслись, когда он закуривал.
Эдди прогулялся по цементу в южную сторону, крутнулся на месте, затем снова подошел и встал перед Сэндерсоном.
– Ладно, – сказал он, – пройдемся еще разок. Для протокола.
Сэндерсон сосал дым из сигареты.
– Ну, в наш мир вторглись.
– Что в него вторглось? – спросил Эдди. – Тараканы? Блохи? Шлюхи?
– Космические твари.
– Космические твари?
– Да, они повсюду, только выжидают.
– Ладно, ярыжник, – спросил Майк, – и где же они выжидают?
– Ну, они захватили тела животных, птиц, рыб, даже насекомых и прячутся в них.
Не вставая со стула, Майк ухмыльнулся, поднял взгляд на Эдди.
– Эй, у тебя песик, Эдди. Ты соображаешь, что он – космическая тварь?
– Если и да, то сукин сын обожает жрать собачий корм!
– Вы замечали, – продолжал Сэндерсон, – замечали, что ваша собака перестала гоняться за кошками? Замечали, что кошки перестали ловить птиц? Замечали, что пауки больше не едят мух?
– Не замечал, – сказал Майк.
– Я тоже, – сказал Эдди.
– А вы замечали, что ястреб больше не пикирует на зайца?
– Слушай, ярыжник, – сказал Майк, – здесь мы задаем вопросы. Я уже сказал тебе – говоришь, только если спрашивают.
